О времени, памяти и памятных датах

топ 100 блогов alex_dragon09.05.2023

Смотришь на всё это — и начинаешь понимать что такое «живые завидуют мёртвым». Это когда радуешься, что твои близкие не дожили и не видят всего того блядства, которое видишь ты, не захлёбываются вместе с тобой дерьмом из чаши унижения.

Страшненькое это чувство, потому что ты ещё помнишь, как хотелось чтобы они жили вечно, чтобы они дышали, радовались, любили и вместе с нами делили красоту жизни, чтобы они тоже увидели всё то прекрасное и великолепное, что ещё случится — ведь впереди столько интересного и обидно это не застать, не узнать, не увидеть, не прочувствовать… А тут вместо этого такое «интересное», что ну его на фиг такое чувствовать, только и повторяешь: слава богу, что они этого не застали и ушли так рано — счастливчики, потому что пережить всё то, что они хлебали и переживали тогда, а сейчас бы и ещё раз, по новой, а в чём-то и хлеще того — это слишком много для одной человеческой жизни, слишком много для человеческих сил. Радоваться жизни они уже больше не будут — но и страдать тоже. Вечная жизнь в вот этом была бы адом.

Христианские мифотворцы были глупы: грешников на вечные муки надо не запихивать поглубже куда-то к чёрту в пекло со сковородками, а воскрешать — вот это было бы действительно дьявольски изощрённое издевательство. Индусы в этом смысле более утончённые садисты: их пресловутый «закон кармы» и реинкарнации — весьма тонкий юмор для понимающих. Их придумывали явно те, кто при своей жизни хлебнули сполна, ещё тогда, тысячи лет назад. Причём может быть весьма буквально, предки уже во времена детства человечества были те ещё затейники и с них сталось бы плеснуть в рот расплавленного свинца.

В детстве всё воспринимается статично, как данность, и кажется что как оно есть — так оно всегда и было, и будет всегда. Вот эти дома, вот эта улица, вот эти заброшенные непонятно чего развалины, вот это поле за домами, смешной старый тарахтящий трамвай — он такой был ещё до твоего рождения — они есть и такие, какие должны быть, и такими будут, и есть всё это хорошо и правильно. Если какая-то традиция — пусть даже по историческим меркам совсем недавняя, новорождённая — она всё равно кажется вечной тому, кто родился после её появления. Если что-то празднуют — значит так справляли и в прошлом, и справляют в этом, и будут справлять в следующем году, и наверное через сто лет тоже так будут.

Весна, торжества, парады, пламенные речи и героические фильмы по телеку, пожилые люди в орденах и медалях на улицах и в парках — в основном мужчины, некоторые в форме, но в основном по гражданке, встречаются, обнимаются, веселятся, иногда украдкой вытирают слезу — и снова улыбаются, многие ведут за руки внуков и внучек, такие милые, такие родные, такие свои. Их много, они везде. Они — и война? Непредставимо. Это что-то для ума, а не для сердца. Ты всегда знал своего «деду», такого доброго, такого морщинистого, с седыми бровями, с вот этой синей точечкой от так и не сделанной когда-то наколки на руке, такого знакомого, такого родного — как, вот это он сжимал в руках штурвал и нёсся среди визга пуль и грохота снарядов, рвясь туда, в самое пекло, чтобы обрушить гору огня на врага? Непредставимо. Не сложить в голове. Вот этот парень на потёртой фотографии — это он?! Пройдёт много лет, его уже давно не будет, когда ты действительно поймёшь — да, он. Но сейчас то что происходит — вот оно есть и оно так должно быть, и есть оно хорошо. И наверное оно так всегда будет. Не может не быть.

Странные мысли бродят в голове: вот так сейчас везде, и в других городах, и пройдёт год — тоже будет так же, и пройдёт десять лет — и оно тоже должно быть так, и даже через сто лет наверное будут так же само гулять по этим паркам дедушки с внуками, стоять почётный караул из старшеклассников у памятника, точно так же к этим же самым плитам с именами будут приносить люди цветы, точно так же кто-то замрёт в минуте молчания, точно так же будет кто-то переживать в этот день события военного фильма, радуясь победам, печалясь потерям и гордясь предками… И от этой мысли становится хорошо: значит мы с теми кто был и кто будет — одно, у нас один мир, у нас есть общее и мы — единое неразрывное целое…

Но проходит время, незыблемая прежде реальность постепенно расползается вокруг как горсть песка меж пальцев: снесли тот дом и застроили тот пустырь, исчез незаметно куда-то тот милый старый трамвай, и давно перестало быть волнующей загадкой что там вот за тем углом в конце квартала, куда тебя мама никогда не водила — просто твой детский сад был ближе того угла и ей незачем было туда с тобой идти, а на карте — почти такой же, как висела у тебя на стене за столом — на месте такого привычного и тоже казавшегося вечным названия совсем другие буквы. И всё меньше в жизни незыблемого и постоянного, а всё больше неопределённости и непонятно куда текучести, вялой и густой, там где раньше были восклицательные знаки и точки с запятыми — всё больше вопросительные и многоточия. И тут вдруг замечаешь, что те дедушки — тогда ещё вполне моложавые и бодрые мужчины — уже согбенные старички, и с каждой весной их всё меньше и меньше, и вот уже их приходится искать взглядом в толпе.

А однажды, придя в очередной девятый майский день в парк, ты не можешь понять что произошло — точно такое же многолюдье, точно те же самые плиты, и тот же самый вроде бы вечный огонь — а ты не можешь найти себе места и тебе как никогда неуютно в толпе, ты бродишь по аллеям, ты вроде уже на месте, но всё никак не появляется ощущение что пришёл. Ищешь кого-то взглядом в толпе — и не можешь найти. Тех, без кого всё это не имеет смысла, всё это какое-то ненастоящее, пустое, не живое, без кого все эти лица вокруг — чужие, без кого ты в толпе людей один. И тут ты понимаешь, что их больше нет. Они уже не придут. Никогда.

Пока ты приходишь себя и озираешься вокруг, толпа начинает расползаться по полянкам, кто-то уже расположился со снедью, а кто-то устроился капитально — с мангальчиками, уже жарят шашлыки.

— Народ, я обожаю шашлык. Но я пришёл сюда не за шашлыками. Их я могу в любой другой день поесть. Если я стану ходить сюда кушать шашлык — какой смысл сюда вообще ходить? Я и первого-то числа против того что бы Первомай становился праздником урожая.

И ты понимаешь, что тебе здесь делать больше нечего. А на следующий год ты уже не придёшь.

А потом до тебя начинает доходить, что в той детской фантазии было не так: через сто лет не может быть никаких дедушек. То есть конечно какие-то дедушки будут, но это будут не те дедушки. Не наши дедушки. Не твой дедушка. И не ты там будешь. Ты-то на самом деле хотел, чтобы это длилось вечно, чтобы снова и снова твой дедушка вёл тебя за руку и ты был как тогда счастлив. А будут какие-то совсем другие, посторонние люди. Со своими заботами, своими делами. А раз так — значит им и вовсе необязательно там быть. Они же не держали твоего дедушку за ту руку, которой он вёл самолёт сквозь стену огня, везя партизанам припасы, а фрицам — бомбы. На голову. Их будут держать за другие руки, которые что-нибудь другое возили, другие внуки.

Тут ты понимаешь, что забвение неизбежно. Что злоба дня сегодняшнего куда важнее для живущих, чем любые страсти прошлого. Как бы не казалось когда-то что-то очень важным, священным, невозможным забыть. Все обещания помнить вечно — враньё, больше нужное для самонакрутки современникам, нежели потомкам. Они на всё это посмотрят потом, сильно много оборотов планеты по орбите спустя, без эмоций.

Когда-нибудь это бы всё равно произошло — забылась бы и та война, и всё что с ней связано, и никакая ритуальная трескотня про вечную память этого отменить не может, скорее наоборот, чем больше трещат — тем меньше это для кого-то значит.

Для примера, вот подумайте сами: сильно вам в сердце стучит пепел павших в войне 1812 года? Да вы не вспомните ни когда она началась, ни тем более когда кончилась, а желания поставить стакан водки с хлебушком на могилку и, утирая украдкой набегающую слезу, задумчиво спросить «скажи-ка дядя, ведь не даром?..» не возникнет вовсе. Так, чисто умозрительно, когда краем уха услышите из телевизора про какую-то круглую дату с ноликом на конце — и то, кто застал времена, когда школьники ещё книжки читали. Сами. Не из под палки и не за оценку. Я уж молчу про иго какое-нибудь… А ведь тоже поди кто-то грудью вставал, живота не жалел. И в сыру землю ложился. Многих людская память сохранила? Многих назовёте? Есть кому веночек на могилку снести? То-то.

Но никогда не думал, что это будет происходить так похабно как сейчас. Под бесстыдное бандарложье улюлюкание с ветвей одних и натужное языческое обрядовое бубнение других. Под оправдание подвигами воевавших за жизнь воюющих за хуй собачий. Кто больше убивает память — те кто откровенно плюют на могилы или те, кто как ни в чём ни бывало соблюдает ритуал — потому что так положено, потому что так делали и сорок, и тридцать лет назад — нисколько не смущаясь что происходит это под совсем другими знамёнами, под символами предательства — державными тряпками и бройлерами, тогда как те, память которых вроде бы сегодня почитают, как раз и клали жизни чтобы духу вот этого здесь не было, чтобы знать не знали никаких куриц — ни двухглавых, ни одноглавых? Нисколько не смущаясь, что всем этим лицедейством верховодят те, кто продали, продавали и продают — и будут продавать — ту землю, за которую воевали и в которую ложились вот те, чествуемые? Вся жизнь которых, все дела которых, вся идеология которых — от первой до последней секунды глумление над памятью и разрушение того, что было создано и построено теми, кто тогда воевал. Которые нагло, цинично, беспринципно — борзо, глядя в глаза, смеясь в лицо прикрывают их памятью свои грязные делишки. Вам не западло праздновать так и вместе с ними? За трусливой фанеркой?

Можно поинтересоваться: а что вы празднуете и с чем вы поздравляете? И кого? Когда вся наша жизнь — это воплощение того, с чем они воевали и что побеждали и сплошное отрицание того, за что они воевали? Поздравлять было бы кого было бы с чем тем, кто довёл бы их победу до логического конца, кто воспользовался бы плодами победы как основанием для дальнейшего роста, для развития тех идей и потенций, которые сделали победу возможной. Кто осуществил бы их мечты и продолжил бы их планы. А вы, получается, поздравляете с тем, что победа стала поражением.

Нет, ну конечно найдутся те, кто скажет что я не такая, я жду трамвая, я себе на особицу справляю, отдельно от этих. Просто интересно: как это вы ухитряетесь ехать отдельно от вагоновожатого, стоя в том же трамвае?

Так же найдутся те, кто скажет, что несмотря ни на что мы должны сохранить память, не дать задуть свечу, пронести её сквозь лихие года, и вот постольку поскольку мы это делаем, то она не исчезает, это должно быть вдохновляющим символом. А что толку? О чём оно вам напоминает и на что вдохновляет? Вы же ни хрена не делаете. Только вот каждый год по щелчку календаря постите старые открыточки. Так сказать «сигнал — рефлекс». Лампочка зажглась — слюна потекла. Это ничем не отличается от обрядоверия бабок в церкви. Это как на Пасху христосуются — без любви и без Христа. Это вот некий Ульянов мог поздравлять товарищей с днём какой-нить Парижской коммуны или днём рождения одного немецкого политэконома — а потому что за этим стояли дела, им было с чем друг друга поздравлять, о чём напоминать и на что вдохновляться. А здесь форма без содержания.

Я всегда с трепетом относился к этой дате, но сейчас натужно выдавливать из себя дежурные ритуальные поздравления не могу. Не с чем мне вас поздравить. Это не ваша победа и не ваш праздник. Праздновать будут те, кто до конца доведут. А не те, кто открыточки постил.

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Здравствуйте уважаемые сообщники! В Интернете куда не плюнь все обсуждают фильм «Аватар», и совсем незаслуженно обходят стороной другие не менее прекрасные картины. Такие как например: «Мальчик в девочке» от режиссера ~$~NoDiR~$~ , 21 год, Узбекистан ...
Коротко - нет. Медсестрам контактирущим с пациентами не разрешается носить гель-лак на работе. Медсестру с гель-лаком не допускают к работе. ❗ Гель-лак способствует передаче инфекции. А отговорка типа: "Я не делаю манипуляции, мне можно" - не работают. С 2010 года это запрещал ...
Герман Стерлигов — один из редких случаев, когда человеку тяжело присвоить одно-единственное определение. Он монархист, пообещавший возглавить «этнически и конфессионально однородную Русь» и при этом успешный предприниматель. Мужчина активно борется с представителями ЛГБТ-сообщества, ...
Приезд Мадуро в Россию завершился на очень оптимистической ноте. Мадуро цветасто благодарил Путина за помощь и поддержку и назвал его лидером нового мира. В реальности за всем этим скрывалась сущая меркантильность. Венесуэла должна России 4 миллиарда, просрочила платеж, сейчас ...
Пацаном был, лет 17-ти. Осень, Муса звонит- дед умер, а могилу выкопать некому. Мусульман то в тот же день хоронят. Ну хуле делать? Надо другу помочь. Там родственников до хуя, но родичам могилы рыть не положено. Поехали мы с Сашкой. Кладбище на горке, посёлок Карачухур внизу. Копаем. ...