О "сходимости ветвей" исторического процесса

anlazz — 24.11.2018 В прошлом посте, посвященном вопросу о сочетании «макаренковской педагогики» и гибкого автоматизированного производства был затронута крайне интересная проблема. А точнее – не проблема, а особенность существующего бытия, состоящая в том, что в нем может наблюдаться удивительная синхроничность многих, казалось бы, совершенно независимых процессов. (Причем, «синхроничность» абсолютно материалистическая, не требующая для своего объяснения никаких «лишних сущеностей».) Например, помимо той же «образовательной» ветви, стремящейся сомкнуться с ветвью «производственной», можно так же выделить ветвь «информационную». Которая удивительным образом дополняет и первую и вторую «ветви».

Разумеется, речь идет о компьютерах и компьютерных сетях, сделавших возможным работу с огромными массивами информации. Конечно же, тут может возникнуть вопрос: стоит ли выделять указанную область из «общего» развития производительных сил? Ведь появление того же ГАП, по сути, является одним из следствий внедрения вычислительной техники в жизнь. (На самом деле, кстати, тут нет жесткой зависимости – возможна автоматизация производства без формального применения компьютеров даже в виду управляющих систем.) Однако компьютеры, как известно, применяются не только в качестве управляющих машин, скорее наоборот – использование ЭВМ в техпроцессах стало возможным только после определенной их эволюции. (Первой советской вычислительной машиной, работающей на управление производством, стала УМ-1 разработки уже помянутого Берга.) До этого основные задачи компьютеров были другими – скажем, моделирование тех или иных сложных процессов. (Т.е., рассчеты.)

Да и сейчас подавляющая часть вычислительной техники работает в совершенно иных областях – в основном, в сфере собирания и обработки разнообразной информации. (От учета количества товаров на складах до управлением сетевыми каталогами порнографического видео.) Собственно, именно указанная задача и является для компьютерной техники самой важной. Поскольку это позволяет не просто облегчить учет и контроль над информацией – но перевести работу с ней на новый уровень. Скажем, сейчас уже никого не удивляет тот факт, что инженер может не «иметь в голове» все возможные варианты элементной базы, а просто выбирает ее из имеющихся библиотек. В общем-то, изменилось само понятие «работы с информацией», которая превратилась в некое умение выделять наиболее общие вещи, в умение задавать некие направления – вместо того, чтобы того, чтобы тупо перебирать все подряд. (Разумеется, это в самом общем плане – поскольку сейчас 99% работников просто нажимают на кнопки безо всякой осмысленной цели. Но в данном случае важно не то, что «сейчас» - а то, что «в принципе».)

В общем, работа с информацией перешла на новый уровень – который, как уже указывалось, оказался комплементарным к развитиею передовых производственных технологий. (Опять-таки, речь идет о потенциале – а не о той убогой форме, что реализована в нашей реальности.) Условно говоря, подобное положение позволяет (потенциально) увязать в единую систему практически весь «производственный базис». А именно: «технологию» (ГАП), «разработку» (САПР, система автоматизированного проектирования), и «управление» (АСУ). Подобная «автоматизированная производственная система» позволяет поднять гибкость на высочайший уровень – в том смысле, что от момента определения потребностей в чем-то до момента «закрытия» этой потребности произведенной продукцией тут проходит на порядки меньше времени, нежели в «классическом» производстве. Более того, существует возможность не просто «закрывать потребности» - а делать это в опережающем режиме. (Т.е., планировать решения проблем до того, как они возникнут. ) Разумеется, это оказывается уже следующий этап развития подобных структур – но он неизбежно следует из указанной схемы.

И конечно же, подобная система позволяет разрешить извечную проблему производственного планирования – а именно, необходимость согласования огромного числа самых различных производств. Для классического «индустриала», с его все возрастающей специализацией и ростом разделения труда, этот вопрос является, по сути, критическим для самой идеи сознательного управления им: чем большее число параметров регулируется планом, тем сложнее становится создание этого плана. Собственно, именно этот аргумент и стал, в свою очередь, одной из причин отказа от социалистического типа производства и перехода к рыночной экономике. Разумеется, как любое проявление деградации, указанный переход ничего хорошего не принес – точнее наоборот, привел к гибели не только отдельных предприятий, но и целых отраслей промышленности. Но все это нисколько не уменьшает проблемы «роста сложности планирования».

А вот отказ от индустриальной парадигмы позволяет решить ее почти автоматически. Дело в том, что в данном случае количество параметров, подлежащих согласованию, падает на несколько порядков: по сути, каждое предприятие получает возможность производить все, что ему надо. (Включая микроэлектронные изделия – если кто помнит пост про «минифабы».) Если же прибавить сюда уже помянутую возможность работы с длинными и сверхдлинными циклами – то самое «предсказание потребностей» - то можно сказать, что основная беда плановой экономики в виде пресловутого «дефицита» тут рассеивается, как туман. Разумеется, это не значит, что с указанным переходом становится возможным производить все, что душа пожелает – такое положение, конечно же, станет возможным лишь в очень развитой коммунистической экономике. Однако по сравнению с индустриальным периодом гибкость повышается на несколько порядков.

Более того – данная система оказывается способной кардинально повысить «прозрачность» производственной системы. Т.е., дать обществу возможность понять, почему реализуется именно этот, а не иной вариант производства благ. В индустриальном варианте, представляющим собой сложнейшую систему «переплетения» связей тех или иных производителей, подобное, разумеется, невозможно. Тут происходит совершенно обратный процесс – не потребители задают вопрос: «почему производится именно то, а не иное», а производители задают поведение потребителей к тому, чтобы они потребляли то, что есть. Этот «обращенный» вид взаимоотношений совершенно издевательски принято именовать «потребительским обществом» - хотя на самом деле, это общество абсолютно «производительское». Причем, в его нынешнем состоянии потребитель, практически, лишен какой-то возможности выбора: чем крупнее становятся «рыночные игроки», тем менее гибкими они становятся. (Это аксиома индустриального производства, и изменить ее невозможно.) А значит – тем важнее для них оказывается заставлять потребителя жрать то, что дают, а не то, что он хочет.

Наверное, сейчас достаточно зайти в любой гипермаркет, чтобы убедиться в указанном: полки оказываются заставленными десятками тысяч самых разнообразных суррогатов. Сотни видов колбасы без мяса, сыра без молока, разнообразных «восстановленных соков», шоколада, в котором какао присутствует в следовых количествах и много многого другого. (Кстати, в большинстве своем за разнообразными названиями на упаковках скрываются одни и те же компании.) Смысл во всем этом один – данные продукты хорошо «индустриализируются», т.е., включаются в систему массового производства, а поэтому – должны быть проданы. Собственно, во всех остальных областях твориться примерно то же самое – только в менее выраженной форме. Сотни моделей совершенно одинаковых смартфонов – причем, производящихся порой на одном и том же заводе в Китае – и огромная индустрия маркетинга, нужная для того, чтобы убедить покупателя в том, что ему нужен «именно этот аппарат». (А вот ежегодный отпуск в четыре недели напротив, не нужен – поскольку надо вкалывать ради того, чтобы указанный телефон приобрести. А еще лучше – это вообще, самое оптимальное для индустриальной экономики – так это то, чтобы указанный товар был приобретен в кредит.)

Впрочем, это я отвлекся – проблемы нынешнего индустриального мира надо рассматривать отдельно. Тут же можно только указать на то, что его основная проблема, а именно – рост необходимости согласований между производителями и резкое возрастание ресурсов, уходящих на это согласование по мере роста сложности выпускаемой продукции – оказывается, по существу, неустранимым. (Тут даже описанная выше информатизация не помогает – а, скорее, мешает, т.е. позволяет «загнать» степень специализации на еще больший уровень. И еще больше уменьшить гибкость системы – которая становится почти нулевой.) Поэтому неизбежность перехода от данного состояния сейчас становится очевидным уже самым различным людям. Вот только перейти к гибкому производству в данном положении невозможно – поскольку, как можно догадаться, «локально» это будет означать неизбежный проигрыш в производительности. (И, соответственно, в полученной выгоде.) Разумеется, для социалистического общества подобная проблема, разумеется, некритична – как уже говорилось, в глобальном плане данный проигрыш оказывается ничтожным по сравнению с полученными преимуществами.

Но капитализм, разумеется, данного шага сделать не может – со всеми вытекающими последствиями. Так что никуда деться от «индустриала» мы не сможем – разумеется, до тех пор, пока указанный принцип «локальной эффективности» не перестанет быть главенствующим. Впрочем, как уже было сказано – тут разговор не об этом. А о том, что в реальности процессы, способствующие построению коммунистического общества не только существовали – и существуют, кстати – но и развивались в удивительной комплементарности друг к другу. Причем, если в технике это еще можно было как-то объяснить – скажем, гибкое производство, информационные системы и системы автоматизированного проектирования есть, вроде бы, проявление одной глобальной «вычислительной инновации». (Хотя на самом деле тут все гораздо сложнее – особенно при попытке понять: откуда же взялась данная «инновация».) Однако, как уже говорилось, нечто подобное происходило и в «гуманитарных» областях.
Скажем, в том же образовании или в иных сферах, о которых будет сказано отдельно. В общем, все двигалось в одном направлении – в направлении построения общества с низким уровнем отчуждения.

Правда, так же однозначно можно сказать, что добиться указанного перехода «с первого раза» было, судя по всему, невозможно – не хватало времени. (СССР не мог никакими силами создать систему ОГАС-ГАП-САПР к концу 1970 годов – т.е., к моменту, когда его «прошлая структура» пришла в критическое состояние. Просто не хватало ресурсов – на одну ОГАС Глушков просил 11 млрд. тогдашних рублей.) Однако это, как не странно, мало что меняет в историческом смысле. Впрочем, обо всем этом будет сказано уже в следующей части…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив