о доблести женской

Ангели Блошки, всегда заботящиеся о моём нравственном и духовном облике, принесли мне очередную назидательную книгу, издание ассоциации «Дети Марии», 1900, школьно-наградной кирпич на толстенной бумаге, в тиснёном коленкоре с позолотою, иллюстрированный найденными в загашниках типографии приблизительно подходящими гравюрами, всё как я люблю.
Называется «Доблестные девочки».

Девочки, в отличие от Сэндфорда и Мертона, подлинные, актуальные, девятнадцатого века. Иные даже дожили до преклонных лет и официально причислены к лику. Но в книжке не полные их жития, а только про их детство, причём реально была проделана работа, следователи выезжали на натуру, допрашивали свидетелей, вот это всё. Поэтому там много живой натуры и всякого кулёр-локального между строк.
Спешу поделиться некоторыми отдельными перлами из доблестного детства Марии-Терезы Шаппюи .
1. Девочка появилась на свет в доблестном 1793 году в очень
доблестной (одиннадцатичадной) семье одного из самых зажиточных
граждан селения Суайер (департамент Юра), и была такой дохленькой,
что крестить её следовало немедленно. В соседнем доме,
принадлежавшем их родне, скрывался в задней комнате родной дядя
Терезы, аббат из «неприсягнувших». Который, кстати, по ночам тайно
служил мессы для всего населения двух домов, включая верных слуг.
Но крестить дитя у этого аббата нашли слишком опасным для аббата.
Синюшного бьющегося в судорогах ребёнка положили в корзинку и с той
корзинкой послали ея кузена в находившуюся за перевалом Швейцарию,
куда не распространялась революцьонная идеология. Там водились
верные священники, у которых девочку и окрестили. Кузен, правда,
сильно нервничал, особенно когда его остановил-таки разъезд
погранцов таможенников и офицер проткнул штыком корзинку
стал допытываться, что это он такое тащит через границу.
Семейная легенда гласит, что парень отвечал: «Хороший
товар!», и таможенники, будучи, вероятно, в добром расположении
духа, отпустили его без досмотра. А дядя аббат так и продолжал, в
течение нескольких лет, тайно жить в задней комнате и служить по
ночам мессы.
2. Отец Терезы держал в селении кабак – и рассказчик отдельной строкой объясняет, что в те времена и в такой глуши христианин мог держать кабак без роковых последствий для своей нравственности. В кабаке было такое как бы окно на приватную сторону хозяйского дома, обыкновенно закрываемое ставней. Когда/если дети Шаппюи (почти все – девочки) хорошо себя вели, то им разрешалось открыть это окно и немного посидеть около него, слушая интересные разговоры посетителей.
3. Когда Терезе было уже лет 14-15, она участвовала в ежегодной
процессии к чудотворной Мадонне в тамошний райцентр. Эта процессия
была важнейшим событием в жизни молодёжи нескольких селений. Девицы
не просто показывали свои лучшие наряды, но при помощи
регламентированного числа и качества бантов на платьях
информировали налоговых инспекторов всех заинтересованных
лиц, какое за ними давали приданое. При этом те девицы, которые не
собирались замуж в этом сезоне, бантов на платье не вешали, но
украшали соответствующим числом прошивок свои чепчики, мол, сватать
меня ещё рано, но я таки получу порядка стольких-то франков.
Мари-Тереза, нарядившаяся согласно всему дресс-коду, случайно
услышала, как девицы победнее, в видом завистливым и печальным,
обсуждали её декларацию доходов. Процессия ещё не вышла из села, и
Тереза внезапным порывом заскочила в дом своей тётки, скинула всё
своё великолепие, наблочила самое затрапезное из имевшихся у неё
платьев, самый драный чепец и присоединилась обратно. На
обезвалдение подруг она отвечала, что чувствовала себя усталой и
боялась вспотеть и умаяться, маршируя по горам во всей праздничной
амуниции, а так ей слободнее.
4. Не про Терезу, а про отца ея, кабатчика. В один прекрасный день в его харчевню с утра влетели двое людей в форме и предупредили, что Е. В. Король Пруссии Фридрих-Вильгельм едет через Суайер и намерен перекусить. Все, конечно, несколько засуетились, но хозяин не утратил присутствия духа. Когда король въехал во двор, вся семья приветствовала его, а отец, поклонившись и всё такое, сказал Его Величеству прямо в лоб, что он очень польщён такой честью, но предупреждает, что сегодня пятница, рыбный день. А если король хочет скоромного, то в получасе пути отсюда есть кабак, где хозяин специальным декретом получил церковную индульгенцию на скоромную стряпню для проезжающих. Королю, естессна, отступать было некуда, так что он сделал самую лучшую мину и сказал, что он остаётся здесь и готов есть постнятину. Шеф-повар короля, сопровождавший его в поездке, пришёл в шок и ужас и заявил, что он в таком случае умывает руки, стряпайте сами. После чего таки пришёл на кухню, везде совать свой нос, всем мешать и плакаться, что эти упоротые деревенщины уморить хотят нашего короля. В конце концов этот пригожин нарыл где-то в буфете вчерашнего мясного бульона и тайком плеснул его в блюдо со шпинатом, надеясь хотя бы так, скрытно, подкрепить силы своего суверена. Суверен же, когда дошла очередь до шпината, тут же почувствовал, что ему подложили свинью или даже говядину. – Фу, какая дрянь этот ваш шпинат! – сказал он. – Передайте своему повару, что это блюдо, в отличие от прочих, которые были отменно хороши, совершенно ему не удалось, и несите мне уже форель с салатиком и что там у вас на десерт. Так пригожин был посрамлён, а король и кабатчик вышли феерически доблестными.
Продолжение, если вам понра, может последовать.
|
</> |