Неразрешимое противоречие

el_murid — 05.08.2021 Современная цивилизация с этой самой вашей новой нормальностью (ну, не вашей, а речь, конечно, идет о глобалистской повестке и Клаус Шваб — пророк её), в общем, сегодня всё более явственно начинают прослеживаться определенные аналогии с уже происходившим и во многом аналогичным сюжетом.

Древний Рим к концу своего существования в общем и целом подошел к технологическому фазовому переходу и технологически (и даже частично институционально) был готов совершить переход от традиционного уклада в индустриальный. Точнее, в его первую стадию — мануфактурное производство. Объективных причин, препятствующих такому сдвигу, не было. Мало того — возник классический кризис, который можно было наблюдать в Англии на таком же процессе перехода к первой стадии индустриальной фазы — инфраструктурный кризис. Англия отказалась от продовольственной безопасности, базирующейся на собственном сельхозпроизводстве (известные «огораживания» просто потому, что возить пшеницу из колоний стало выгоднее, чем выращивать у себя под боком.

Аналогично и Древний Рим вошел в стадию инфраструктурной катастрофы, когда ввозить хлеб из Египта оказалось гораздо выгоднее, чем производить зерно у себя. Зато выгодно стало размещать на своей территории производства, которые довольно быстро по античным меркам проходили сугубо капиталистический процесс укрупнения.

Инфраструктурная катастрофа как раз и маркирует фазовый переход. Прежняя инфраструктура становится убыточной в любом из вариантов, и никакое вкладывание ресурса в нее эту проблему решить не может. Система уже находится в стадии фазовой катастрофы-перехода, а потому выход только в одном: как можно более быстрое разрушение предыдущей модели развития, соответствующей ей инфраструктуры, а главное — структуры управления. Затягивание этого процесса ведет к краху. У катастрофы же вариантов не существует: система либо выходит на устойчивый более высокий уровень развития, либо проваливается на более низкий (и тоже устойчивый — потому что система уже это проходила, а потому обладает архетипичными структурами, соответствующими прежней модели и прежнему уровню развития). На месте остаться в ходе катастрофы нельзя.

И Древний Рим не сумел преодолеть фазовый барьер, хотя, повторюсь, все объективные предпосылки для него складывались относительно благоприятно. Вмешался субъективный фактор. Античная психика должна была внутренне переформатироваться и создать соответствие, баланс, между коллективным трудом индустриальной фазы развития и личной индивидуальной свободой, без которой человек светлого индустриального будущего не мог стать субъектом экономических взаимоотношений. Рынок в его индустриальном прочтении основан на свободном выборе конкурентного товара. А свободный выбор предполагает свободу от любых форм традиционного навязывания предпочтений. Марск, кстати, поэтому и выделял «азиатский способ производства» в противовес рыночному капитализму Евро-Атлантической цивилизации, так как свободного выбора предпочтений в жестком структурированном и несвободном азиатском социуме не существует. А значит — нет рынка в западном его прочтении, нет конкуренции, нет капитализма. И социализма, кстати, тоже, так как социализм — это продукт аномального развития капиталистической системы. Специфическая мутация. Что, в общем-то, не плохо и не хорошо — это просто констатация. Именно поэтому, опять же кстати, ни в одной неевропейской стране социализм так и не был создан. Хотя, конечно, та же китайская компартия вслух с этим не согласится. Или венесуэльские наркокартели тоже свято верят в то, что нарко-социализм — это светлое будущее если не человечества, то Латинской Америки точно. Советская же экономика (и экономика стран Восточной Европы) была вполне рыночной, что бы на эту тему не несли нам всякие гайдары и чубайсы. Она базировалась (в отличие от капиталистической) на ином источнике развития — кооперации вместо западной конкуренции, отсюда и различия, иногда существенные. Что никак не отменяло факт соответствия.

Но вернусь к началу. Неспособность к психической перестройке, соответствующей по темпам перестройке технологической и структурно-управленческой, привела Древний Рим к фазовой катастрофе, которую он не выдержал (да и никто не выдержит), после чего на Европу упали тысяча лет Средневековья, в ходе которых перестройка сознания все-таки произошла и стартовала в видимом измерении с началом эпохи Возрождения. Но тысяча лет — это была плата за косность и негибкость психики.

Вообще, человеческая психика — невероятно консервативный фактор, стоящий на пути безудержного прогресса. Это и хорошо, и плохо. Плохо понятно почему — медленное развитие психических изменений тормозит развитие, вынуждая откатывать назад или «зависать» в неустойчивых неравновесных положениях, чреватых кризисами и даже катастрофами. Но и хорошо — потому что развитие всегда многовекторно. Сценариев и сюжетов развития так много, что человечество зачастую можно сравнить с высокомутирующим вирусом. Ну, вроде гриппа или нынче модного ковида. Коллективная психика в таком случае становится инструментом, с помощью которого наиболее радикальные и чреватые риском общей летальности «штаммы» развития быстро вымирают или маргинализируются.

Тема на самом деле невероятно интересная и во многом входит в круг тем, которыми я занимаюсь. Скоро выйдет моя книга о социальных катастрофах (их будет несколько, это — свое рода предисловие-лайт к будущим более серьезным и фундаментальным). И там я затрагиваю тему психики, как инструмента, определяющего ход и характер социальных кризисов и катастроф. Это не реклама, просто уточнение.

К чему это всё? К тому, что сегодня мы примерно в том же положении, что и Древний Рим, пытающийся перейти в более высокую фазу развития.

Инфраструктурная катастрофа новейшего времени носит гораздо более разнесенный и диверсифицированный характер, чем традиционная, через которую проходили Древний Рим в начале новой эры и Западная Европа во второй половине второго тысячелетия. Но она налицо. Ключевой ценностью архаичной фазы развития является пища. Исчерпался пищевой ресурс на территории — нужно либо откочевывать на другую или проходить через тяжелейший переход к традиционной фазе с ее выращиванием пищи на месте. Для традиционной фазы развития, таким образом, ценностью является плодородная земля. Отсюда и захватнические войны (Кремль в этом смысле потому и является диким средневековьем — он мыслит только категориями территориальных захватов и приобретений). Проев инфраструктуру традиционной фазы (истощив плодородные земли), приходится либо воевать за другие территории, либо переходить на следующую — индустриальную — фазу развития. Истощение плодородных земель и есть инфраструктурная катастрофа традиционной фазы.

Для индустриальной фазы ключевой ценностью является связность и коммуникации. Наступление инфраструктурной катастрофы маркируется возрастанием расходов на поддержание коммуникаций в работоспособном состоянии до критических значений. Мало того — диверсификация связности приводит к неприятному эффекту: утрата хотя бы одного вида коммуникаций (допустим, электроэнергии) может привести к опустыниванию территории индустриальной фазы. К примеру, для менее развитых территорий пропавшее электричество создает неудобства, но не является фатальным. А вот выключите энергию на месяц в Москве — будет полный коллапс и массовый исход населения. Транспортная связность тоже подошла к катастрофическому пределу — никакие усилия по расширению дорожной сети в мегаполисах не приводят к исчезновению пробок. Напротив — чем больше строят дорог, тем более плотными они становятся. Это — тоже маркер инфраструктурной катастрофы.

В общем, ситуация вполне соответствующая. Мы объективно подошли к переходу на новый уровень развития. И даже понятно какой — цифровой (или когнитивный). Что именно будет являться ключевой ценностью новой фазы — вопрос пока открытый, так как неясен ответ на базовый вопрос новой фазы: как именно можно доставить любое количество грузов, товаров и услуг в точку с минимальной связностью. Частично этот ответ дается — это спутниковый интернет Маска, обеспечивающий связью всю планету. Это «зеленая энергетика» с ее упором на автономизацию производства энергии в любой точке. Это технологии массового производства индивидуальной продукции (то, что мы условно называем 3D-печатью, хотя это гораздо боле широкий перечень технологий).

Но не решен главный вопрос — вопрос психической адаптации к этому новому. Проблема когнитивной фазы состоит в том, что коллективная психика должна отрефлексировать, а управленческая страта создать структуры управления, где был бы дан ответ на вопрос — как совместить индивидуальные права и свободы с тотальной информационной открытостью конкретного человека, группы людей и целых социумов. Приватность, которая была ценностью предыдущих укладов, перестает существовать в цифровом мире. Но все права и свободы, все управление — все они базируются на примате приватных прав и свобод человека.

Сегодня совмещения нет. Нет ни в системно-управленческом поле, нет ни на базе психического принятия. Нет баланса — значит, появляется неразрешимое противоречие, которое рано или поздно, но разрушит любой проект и любую модель.

«Новая нормальность» Шваба с ее цифровым концлагерем и отказом от прав и свобод в обмен на иллюзорную безопасность не дает ответ на эти вопросы и не разрешает этого противоречия. Уже поэтому она бесполезна даже с точки зрения ее обсуждения. Чего-то другого пока тоже нет. А потому мы прямым ходом идем к фазовой катастрофе с последующим падением вниз — причем не в индустриальную эпоху (мы как раз в ней), а глубже — в традиционную фазу. В новое средневековье. И вот в этом сегодня и заключается основная, буквально глубинная проблема развития.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив