Неполиткорректная политкорректная опера
uctopuockon_pyc — 01.08.2021Есть в Германии город Аугсбург. Основан ещё римскими легионерами и наречён в честь императора Августа. Есть в городе отель, открывшийся аж в 1495 году, через три года после открытия Америки Колумбом. Его гостями в разное время бывали Моцарт, Казанова и Гёте. А до них в XVI веке там оказались четыре эфиопских монаха, совершавших паломничество в Баварию. Надвигавшаяся зима грозила им смертью в пути, поэтому они поспешили обратно на родину, но не успели – один из них замёрз насмерть в предместьях города. Хозяин постоялого двора Конрад Миннер нашёл монахов и всю зиму содержал их у себя, пока вновь не стало тепло, и они не смогли отправиться назад. А постоялый двор с тех пор стал называться «У трёх мавров» («Zu den Drei Mohren»), впоследствии превратившись в дорогой и приличный отель, укоротив название просто до «Трёх мавров». Под этим именем он прожил 525 лет, пав очередной жертвой всемирной истерики фальшивого покаяния и публичного ползания на коленях, которую принято называть BLM (Black Lives Matter).
С 2020 года отель стыдливо называется Maximilian’s, кротко демонстрируя миру свою политкорректность. Более, чем полтысячи лет никому не мешал, и вдруг на тебе – и твердолобые немцы прогнулись! Причём три старинных терракотовых бюста, изображающих эфиопских монахов, которые расположены у входа в отель, никого не смутили и остались на своих местах, совершенно не соответствуя теперь новому имени гостиницы. И можно сколько угодно рассказывать про историю и преемственность, что важно всё и что всё нужно сохранять – все прекрасно понимают, откуда растут ноги. Политкорректность в наши дни гораздо важнее истории и правды.
Бесящиеся по всему миру негры, требующие отчего-то всех ползать перед ними на коленях, даже тех, кто ни в каком родстве ни с бывшими рабовладельцами, ни с работорговцами никогда не состоял – признак времени. В какой-то момент градус охренения достиг такого накала, что кто-то из особо продвинутых негров (прямо как некоторые большевики в своё время, предлагавшие отменить дореволюционную историю России или запретить исполнение классической музыки как буржуазной) кинул идею, что надо запретить исполнять в театрах оперу, потому что она, дескать, вся сочинена белыми расистами, да ещё и мужчинами (большой привет феминизму). Уверен, что такие композиторы, как Монтеверди или Сент-Коломб, негров видели лишь на полотнах живописцев в роли святого Маврикия или одного из волхвов. И при этом они тоже расисты. Чего уж там мелочиться-то?
Слава Богу, до подобных запретов не дошло, и опера благополучно исполняется по всему миру, но осадок-то остался! При этом самое весёлое, что предложение запрета касалось не всех произведений. Например, «Порги и Бесс» Гершвина как раз очень даже предлагалось оставить на сцене как великую чёрную оперу. И не беда, что сочинил её белый, он ведь был евреем, а евреи, как известно, тоже народ очень давно и часто притесняемый. То есть, как у классика, «все равны, но некоторые равнее». Двуликая такая политкорректность получается, фальшивая. Потому что «Порги и Бесс» - не только гениальное музыкальное и вокальное произведение, но и своего рода «священная корова» для чёрных. Её трогать нельзя. А остальных – можно. Потому что остальные оперы не только белые расисты сочинили, некоторые их них вообще осмелились сочинять на расистские темы! Вот я и предлагаю сегодня вкратце взглянуть на историю вопроса с расизмом в опере и так ли уж он в ней неполиткорректен.
Фрагмент из фильма Тревора Нанна по опере Джорджа Гершвина «Порги и Бесс» 1993 года, солисты — британский бас Уиллард Уайт и американское сопрано Синтия Хэймон
Разумеется, первым делом в голову приходит «Аида» Джузеппе Верди. «Особо одарённые» товарищи активисты её, конечно, не слышали, но им кто-то сказал, что там про рабовладельческий строй и про угнетение чёрных белыми. И совершенно неважно, что белые там не вполне белые, а древние египтяне. Слово «древние» в данном случае можно опустить, и приравнять тогдашних египтян к нынешним, то есть к арабам. А у арабов с неграми, как известно, свои тёрки (думаю, все помнят, как один из сыновей Каддафи прорывался в Нигер, когда ливийская гопота рвала его папашу на тысячу маленьких медвежат; при этом так и не прорвался, потому что негры тамошние впускать его не пожелали и сдали той самой гопоте, которая потом молодого Каддафи очень больно лупила палками по пяткам).
На самом деле «Аида» о невозможности межрасового брака в высокоразвитом обществе. Это очень остросоциальная опера, не теряющая актуальности до сих пор. Межрасовые браки считаются мезальянсом в достаточно большом количестве стран, но как раз в тех (США, Канада, Великобритания и т.д.), которые стали, выражаясь языком классика, локомотивом процесса деланого покаяния, сейчас это превратилось в норму, и «Аида» там совершенно политкорректна, поскольку указывает на наличие проблемы в недоразвитых с их точки зрения странах. Миф о её неполиткорректности рассыпается за минуту.
Дуэт Аиды и Амнерис из «Аиды» Верди — исполняют две удивительные американские певицы, работавшие и как сопрано, и как меццо-сопрано — Ширли Верретт и Грэйс Бамбри
Но «Аида» - это конец XIX века. А раньше что было? Раньше подобная тема разве не затрагивалась? Ещё как затрагивалась! Только вот выглядела больно уж потешно и даже нелепо. До середины XVIII века сознание европейца всё ещё предколониально, поскольку освоены на тот момент лучше всего были лишь обе Америки – Африка и в особенности Азия пока только в стадии активной разработки, и их восприятие перейдёт в активную, колониальную стадию сознания лишь в середине века в связи с усиленным проникновением Европы вглубь этих частей света. Поэтому и представления европейцев о неграх, индийцах и турках тоже было довольно поверхностным. И поэтому в опере эпохи барокко они практически ничем не отличаются от белых европейцев. Позднебарочная опера, практически вся выстроенная на метастазиевских треугольных конструкциях, предполагает лишь любовный антагонизм и наличие верховного справедливого правителя, который решит все проблемы, при этом совершенно неважно, какого цвета кожа у персонажей и где развивается действие спектакля. Например, один из самых раскрученных сюжетов того времени, про завоевание Александром Македонским Индии и его конфликт с местным царём Пором, обычно носивший название «Александр в Индии», ничего общего не имеет ни с Индией, ни с индийцами, ни с белыми завоевателями-поработителями. Это очередная любовная история про соперничество двух мужчин за одну женщину, которая с равным успехом могла случиться хоть в Африке, хоть в индейском племени каких-нибудь ирокезов, хоть в Париже. Но сюжет на экзотической почве всегда притягателен для слабо разбирающейся в экзотике публики, поэтому «заходило» на все сто. И поэтому на этот сюжет оперы сочинили и Гендель, и Порпора, и Галуппи, и Джизмонди, и Абос, и Сарро, и Бертони, и Паизиелло, и Уттини, и Гваданьино, и Гассе, и ещё легион композиторов. Никаким расизмом или неполиткорректностью там даже не пахло. Впрочем, и политкорректностью тоже – эти оперы просто нейтральны в социальном понимании наших дней. А тогда и вовсе воспринимались как сегодня телесериалы. Неполиткорректность в современном понимании начинается лишь в веке XIX.
Вот, например, как звучит индийский царь Пор у Иоганна Адольфа Гассе в опере «Клеофида» — поёт американский контртенор Дерек Ли Рэгин (кстати, чернокожий)
Давайте взглянем на оперу с очень говорящим названием – «Африканка». Джакомо Мейербер сочинял её на протяжении почти тридцати лет и умер, так и не закончив. Приводить в порядок рукописи композитора и дописывать недоделанное пришлось Франсуа Жозефу Фетису, равно как впоследствии Римскому-Корсакову пришлось дописывать «Князя Игоря», труд всей жизни Бородина. Мейербер для французской оперы был сравни божеству, поэтому премьера «Африканки», которая в автографах именовалась «Вашку да Гамой», прошла с огромной пышностью спустя почти год после смерти композитора в присутствии Наполеона III и сорвала все возможные овации, включая данные бюсту Мейербера, который вытащили на сцену в финале. Музыкальный театр Мейербера – это целое культурное явление, потому что оперы его состояли из пяти актов и длились часами, требуя совершенно чумовых декораций и массовки. Это сейчас режиссёры могут всю декорацию спектакля свести к одному стулу, который будет стоять посреди сцены и вокруг которого будут скакать все персонажи оперы, а с Мейербером такие номера не проходят! Вот, полюбуйтесь на эскизы декораций к премьерной постановке «Африканки».
Но где же здесь неполиткорректность? Стоит ли запрещать исполнение «Африканки» (хотя, товарищи активисты были бы больше рады авторскому названию и, возможно, даже не обратили бы на эту оперу внимания)? Здесь история о путешествии Вашку да Гамы в Индию и открытии им таинственного райского острова в Индийском океане у берегов Африки, откуда он привозит в Лиссабон двух чернокожих рабов – Селику и Нелюско (это женщина и мужчина, если что). Вот! Уже про рабовладение! Но оказывается, что да Гама влюблён в Селику и хочет вернуться с нею на остров, однако его вынуждают жениться на донне Инес, а морской картой, ведущей к острову, завладевает её алчный папаша. Он отправляется грабить чудесный остров, прихватив с собой обоих негров, потому что выяснилось, что Селика – тамошняя царица. Вот второе доказательство "ужасности» сюжета! Нелюско направляет корабль на рифы, он разбивается, негры атакуют тонущих европейцев и всех добивают в воде, кроме женщин. Не помогает даже да Гама, который плывёт вслед, чтобы предупредить катастрофу. В итоге, он, как Татьяна Ларина, остаётся верным своей португальской жене, которую чуть не приносят в жертву, а Селика кончает с собой от горя и тоски по любимому белому… Ну что сказать? Опять белые во всём виноваты! И в этом неполиткорректность оперы. А вот политкорректность как раз в том, что негры белых захватчиков наказали и перебили. Отчего ж такую красоту не ставить в современном театре? Очень даже в тренде.
Дуэт Селики и Вашку да Гамы в исполнении Ширли Верретт и Пласидо Доминго — фрагмент спектакля Оперы Сан-Франциско 1988 года
Однако проблема оказывается не в этом, а в элементарной сложности самого произведения. «Африканку» не зря называют «оперой солистов», поскольку каждая партия выписана там просто филигранно, и для исполнения каждой нужен высококлассный певец, особенно сложны партии Селики и да Гамы. Да, главный чёрный персонаж получил (точнее, получила) от композитора такую музыку, о которой многие белые могут только мечтать! Эту оперу сейчас практически не ставят, потому что её элементарно почти некому петь в наши дни! И никакая политкорректность тут ни при чём.
Но самый ужас-ужас начнётся, если взглянуть на творчество Антонио Сальери, в музыкальном наследии которого мы обнаруживаем оперу с дивным и простым, как 2х2, названием - «Негры». Не верите? Тогда вот вам обложка партитуры, изданной в Вене к премьере 1804 года.
Это история о британских плантаторах в Америке, которые, естественно, рабовладельцы. И рабы у них, естественно, негры. Записей этой оперы не существует, и она по вполне понятным причинам (см. название) не ставится, поэтому будем опираться на свидетельства современников. Оперные критики единогласно признавали красоту и богатство музыки Сальери, при этом ни один чёрный персонаж не был наделён какой-то скромной музыкой или даже музыкой низшего, чем у белых персонажей, качества. Иными словами, никакой музыкальной дискриминации в отношении чёрных со стороны композитора не было. В то же время, премьера оперы не вызвала восторга у публики, и по окончании её даже не последовало аплодисментов. Хотя, данный впервые двумя годами позднее «Фиделио» Бетховена вызвал у публики точно такую же реакцию. Примечательно, что либретто и «Негров» Сальери, и «Фиделио» Бетховена сочинил один и тот же человек – Георг Фридрих Трайчке. Таким образом, «Негры» - одна из редчайших опер Сальери, написанная на немецкое либретто, а зингшпилей композитор почти не сочинял (точнее, это его второй зингшпиль в жизни). И не несёт какой-либо неполиткорректности в себе, ведь даже заканчивается она свадьбой белой служанки леди Деллвилл по имени Бетти с негром Джоном, слугой лорда Бедфорда. Вот уж где полная политкорректность! И это 1804 год! Крамола лишь в названии, получается. Но кто ж дальше названия идёт… Названия у опер в Европе менять не принято, это вам не Россия-матушка, где государь Николай Павлович мог одним росчерком пера переделать «Вольного стрелка» Вебера в «Волшебного стрелка», только лишь бы про свободу никто не вякал.
Вообще, оперы на сюжеты о межрасовых отношениях стали для многих знаменитых композиторов последними в жизни. «Негры» Сальери, «Африканка» Мейербера, «Аида» и «Отелло» Верди… «Фальстаф» не в счёт, поскольку его уже глубоко старый Верди сочинил просто от нечего делать. Однако «Аида» и «Отелло» дают нам совершенно противоположные картинки, сохраняя, однако, суть. В «Аиде» в межрасовой паре у нас чёрная женщина и белый (ну, или почти белый) мужчина, а в «Отелло» - наоборот, женщина белая, а мужчина как раз чёрный. Судя по всему, основная неполиткорректность обеих опер заключена в социальном статусе чёрных персонажей – Аида рабыня, а Отелло – этакий selfmade man, пробившийся из низов наверх сам. При этом и Радамес, и Дездемона – благородного происхождения, что указывает на их превосходство над чёрными персонажами и на мезальянсность ситуации. Тут, конечно, можно вспомнить Шекспира, но он-то как раз здесь и ни при чём. Сюжет об Отелло не принадлежит Шекспиру – легенды о мавре ходили по Италии в XVI веке очень активно. И в опере первым этот сюжет использовал не Верди, а Россини. Его «Отелло, венецианский мавр» увидел сцену в Неаполе в 1816 году под названием «Энрико и Зенобия», поскольку написавший либретто Франческо Мария Берио базировался на романе барона Козенца «Отелло» и лишь отчасти на Шекспире. Россини решает переименовать героев, оставив нетронутой сюжетную линию. Для постановки оперы в Венеции спустя два года Энрико превращается уже в Отелло, Зенобия в Дездемону, а Риккардо в Яго. Россини просто не мог использовать иные имена, кроме шекспировских, поскольку сюжет венецианский – публика бы ему этого не простила. А терять расположение публики он никак не хотел – было достаточно замены рокового носового платка на любовную записку и удушения на удар кинжалом. При этом Россини как потрясающий психолог, до мелочей изучивший настроения публики, не имел права обманывать её ожиданий. Особенно публики венецианской! На премьере в Неаполе опера заканчивалась весёлым пиром и свадьбой Энрико-Отелло с Зенобией-Дездемоной – никто никого не убивал! Неаполитанская публика не любит грустных финалов! Но венецианцам же подавай оригинал, со смертями и страданиями, как у Шекспира. Поэтому Россини пишет совершенно другой финал, и с тех пор опера имеет две концовки – с хэппи-эндом и без него. И в смысле современной политкорректности, разумеется, финал со свадьбой чёрного мужчины с белой женщиной наиболее предпочтителен.
Вот вариант Россини, в котором Отелло убивает Дездемону кинжалом — исполняют испанский тенор Хосе Каррерас и американское меццо-сопрано Фредерика фон Штаде
А здесь уже всё весело, все живы и здоровы — поют американский тенор Брюс Форд, итальянский тенор Уильям Маттеуцци и американское сопрано Элизабет Футрал
Однако Россини мог бы стать объектом для порицания со стороны сегодняшней морали не за «Отелло» и его якобы неправильное отношение к неграм, а за свои произведения, могущие «нанести оскорбление» представителям турецкой национальности или даже, чего уж там мелочиться, всем мусульманам мира! Но о турках и некоторых других «небелых» темах и их политкорректности или её отсутствии предлагаю поговорить в следующий раз, чтобы не превращать чтение в лонгрид.
(c) petrus_paulus