Небольшое уточнение об этнических прародинах

artyom_ferrier — 29.11.2017

Когда в своих аматёрских штудиях я использую применительно к прародинам славян и германцев научный термин «жопа мира» - некоторые обижаются. Говорят: не так уж и уныло жить в Северной Ютландии (где обособилась группа индоевропейцев, впоследствии узнавшая про себя, что они «германцы»). Что даже и неплохо живут в той Дании. Да и в современной Беларуси (если считать её славянской прародиной) — тоже люди живут, пусть и не так хорошо, как в Дании.

Да, это верно. Про состояние на «сейчас». Но вот какие возможности для жизни и цивилизационного развития были там несколько тысячелетий назад, когда некая группа индоевропейцев, выдвинувшись из Северного Причерноморья на северо-запад, положила начало германской и славянской семьям (которые оформились впоследствии на соответствующих прародинах)?

Попробуем представить. Земледелие праиндоевропейцам было известно. С некоторых пор и бронза (железо — тогда точно ещё нет). Но много ли толку от этой осведомлённости, когда ты оказываешься в местностях, где нет источников ни меди, ни олова, которые и по климатическим причинам считаются зонами рискового земледелия даже в наши дни, со всеми этими специально созданными холодоустойчивыми сортами? И ведь картошку тогда ещё из Америки не привезли.

На самом деле, это большая была проблема — акклиматизация уже известных культур под северные условия. Да, в Плодородном Полумесяце пшеницу начали выращивать где-то так десять тысяч лет назад. Но это земли от Малой Азии до Египта. Родные для того растения, которое стало предком пшеницы. То же — и ячмень. Да и рожь, считающаяся самым холодостойким из злаков, в естественных условиях росла в довольно-таки южных широтах. Приспособление этих растений к более холодным условиям — происходило о-очень медленно.

По хорошему счёту, и демографический взрыв у праиндоевропейцев, отчего они и стали разбегаться с прародины, сделался возможным лишь тогда, когда появились сорта злаков, способные вызревать в «суровых» условиях Северного Причерноморья, в лесостепной зоне. Но вот в более северной лесной? Это потребовало ещё скольких-то тысячелетий.

К тому же, лес есть лес. Сначала нужно его свести, чтобы превратить в поле, которое можно засеять, или в пастбище для скота (использование чередовалось по циклам).

Подсечно-огневое земледелие? Было такое. Но на раннем этапе «колонизации» этих земель, вот в этих германской и славянской прародине, оно неизбежно должно было столкнуться с некоторыми трудностями.

Как оно осуществлялось? В выбранном месте у деревьев срезалось кольцо коры по кругу, они через год высыхали, их сжигали, зола удобряла почву. Вроде, очень удобно. Но при этом надо не забыть вырубить довольно широкую просеку по периметру — а то ведь не только будущее поле спалишь, но весь лесной массив с собою вместе.

Отсюда вопрос: чем именно ты будешь рубить деревья и срезать кору? Ну, знаешь ты бронзу. Кстати, не факт, что именно предки славян и германцев её знали, когда выходили из ПИЕ сообщества. Во всяком случае, в языках не обнаруживается следов какого-то специфического слова для обозначения этого сплава.

Хорошо: медь — ту знали точно. При большом желании (и терпении) можно рубить-пилить стволы и медным инструментом. Однако же, представляете, какой будет при этом износ? А ведь доступные для тогдашней добычи выходы породы — они всё больше в горах, а не на равнине. И если ПИЕ сообщество могло получать металлы с Кавказа, то вот в Дании или в Припятских болотах с этим уже большие трудности.

Да, и в болотистых местах можно добывать железо из этой ржавой жижи, которая встречается там, но — это довольно трудозатратный процесс, до которого, к тому же, надо ещё додуматься. А в те времена даже те, у кого железо буквально валялось под ногами в гораздо более «содержательных» рудах, ещё не додумались до его получения.

Таким образом, вопрос о материале для инструментов, необходимых в работе с деревом, у предков что славян, что германцев, стоял весьма остро. Вот конкретно в тех местностях, ставших очагами для появления германской и славянской группы. А без этого — ни земледелия сколько-нибудь массового, ни пастбищного скотоводства, ни строительства даже деревянного (не поминая уж каменное зодчество). Поэтому вполне правомерно утверждать, что на то время, с учётом технологий, какие в принципе могли быть известны этим переселенцам, конкретно эти места, Северная Дания и территория современной Беларуси — реально были «жопами мира».

И про быт древнейших славян (праславян) известно не так уж много. Но первые античные источники, которые упоминают кого-то, кого можно отождествить со славянами, - рисуют их ребятами весьма дикими. Что, впрочем, и ожидаемо.

Но и германцы, которых римляне приметили несколько раньше, тоже, в общем-то, тогда были «уёбища лесные». И не то чтобы очень страстные аграрии. Так, чего-то растили понемножку (ячмень для пива), но в значительной мере пробавлялись охотой. И это — уже в период германской экспансии, когда римлянам (и кельтам) было трудно не заметить новых «геополитических игроков». Каковы же они были, когда прозябали на своей этой новой прародине в Северной Ютландии, набираясь фирменной тевтонской свирепости — можно догадываться.

Вообще, сложно сказать, насколько развитыми были предки славян и германцев, когда только покидали Северное Причерноморье. Но совершенно очевидно, что недостаточно развитыми для культурного освоения таких мест, где потом возникли германский и славянский этносы. Скорее, они могли там только деградировать до состояния более первобытного, чем имелось на момент исхода. Подобно тому, как тасманийцы к моменту обнаружения их европейцами, имели совершенно жалкое состояние материальной культуры, явно не совместимое с той, что требовалась от их предков, чтобы всё-таки добраться до той Тасмании.

Но предкам германцев и славян в этом отношении повезло немножко больше. Поскольку в Европе всё же никакое место никогда не пребывало в совсем уж полной изоляции от соседей.

И вот, пока эти первые переселенцы дичали в дремучих лесных чащобах, в Северном Причерноморье, откуда они когда-то вышли, развитие продолжалось — на фоне довольно устойчивых торговых и культурных связей как со Средиземноморьем, так и с Урарту. В какой-то момент там стала известна и технология производства железа. А это существенно форсировало развитие не только военного дела, но и всех ремёсел. И тут важность железа не в том, что оно прочнее бронзы (в действительности — только сталь, которую тогда плавить не умели, могли лишь выковывать простые формы), а в том, что бронза требует олова, которое не так уж распространено, а потому весьма дорого.

И потому следующая волна экспансии из условной «Украины» в Европу — осуществлена была кельтами, технологически гораздо более подкованными (во всех отношениях).

Трудно, конечно, сказать, что конкретно они сотворили с теми потомками первой волны, чьи земли заняли. То ли «выпилили» (кельты были довольно жёсткие ребята), то ли покорили и ассимилировали.

Вообще, может статься, что с докельтским населением, за исключением полуостровов, произошло то же, что с индейцами. Эта праиндоевропейская общность в целом занималась не только земледелием, но и скотоводством, а стадо — та ещё лаборатория по выработке биологического оружия. И люди, которые всю дорогу живут рядом со всякими коровками — вырабатывают иммунитет к новым штаммам, появляющимся у их скотины. А люди, оказавшиеся в лесной зоне, тогда менее пригодной для скотоводства, - естественно, бывают очень уязвимы ко вновь заносимым инфекциям. Поэтому кельтское нашествие могло «расчистить» перед ними значительную часть Европы и без существенных военно-карательных усилий к тому.

При этом, естественно, наибольшие шансы уцелеть как этнос и как носители языка имели те группы прежних, первых индоевропейцев в Европе, которые либо сами имели достаточные условия для развития (как в Греции и Италии), либо жили в таких местностях, которые не представляли для кельтов большого интереса, где была, к тому же, наименьшая скученность населения (это спасает от эпидемий), и были наименее интенсивны контакты с этими новыми соседями.

Тем не менее, контакты были. Кельты, сами достигнув весьма высокого уровня во многих делах, прежде всего — в обработке металлов, неизбежно делились с германскими соседями своими изделиями, а иногда и технологиями (как бы ни были неохочи народы в раскрытии своих ноу-хау, но рано или поздно это происходит).

И вот германцы, дотоле пребывавшие в полнейшей дикости, получили наконец средства к тому, чтобы лучше освоить свою территорию (а далее — и соседние). При этом, Скандинавия уже была заселена германскими племенами, а это — стратегический источник железа.

Картина изменилась. Теперь уже германцы стали теснить кельтов, наступая с севера. А потом — схлестнулись и с римлянами.

Для праславян, находившихся дальше от обладателей ценных изделий и технологий, пока ещё продолжалось «цивилизационное детство». Они всё ещё не могли освоить среду обитания в достаточной мере, чтобы набрать демографическую силу для экспансии. Это случилось позже на несколько веков. Но всё равно случилось. Мир ведь не без добрых людей.

Что-то славяне получали и узнавали от ираноязычных кочевников, заполонивших украинские степи. Скифы, сарматы, аланы — вот эти все добрые люди.

Особо важным «культуртрегером», видимо, стали готы. На своём пути от Балтики к Причерноморью они неизбежно «цепляли» славянскую прародину и, судя по всему, какую-то часть славянских племён даже увлекли с собой, поскольку готская держава явно имела смешанный германо-славяно-аланский состав населения.

Но и те праславяне, которые остались на своей праславянской прародине — получили технологии, необходимые для её благоустройства, а соответственно — наращивания плотности населения и последующей экспансии. Что и началось веке в пятом, хотя в северном (к Ильменю) и западном (к Висле) направлениях славяне могли начать двигаться и раньше.

Однако вот все эти тысячелетия от своего исхода из праиндоевропейской общности и до получения знаний о добыче и обработке железа те люди, из которых потом получились славяне, разумеется, обречены были на весьма такое первобытное существование. И это не их вина, ей-богу.

Поэтому когда живописуют в романтических фантазиях какое-то невероятно культурное древнейшее славянское прошлое — это, конечно, утопия. У них просто не было условий для создание высокоразвитой цивилизации (хоть какой-то цивилизации) в той местности, где они оказались, и теми средствами, которыми они могли тогда обладать.

А судя по некоторым языковым фактам, праславяне очень долго обитали в этаком болотистом лесном краю со множеством рек и речушек, которые играли очень большую роль в тогдашней славянской жизни. То есть, именно как славяне — эти ребята формировались точно не в горах и не в степях.

И в связи с этим я подумал вот о чём. В праиндоевропейском довольно убедительно реконструируется корень «pisc”, означающий рыбу. От которого пошло и германское «фиш», и испанское “pez”, и греческое «псари». Ну, довольно узнаваемо, да?

А где, спрашивается, следы этого слова в славянских? «Пескарь»? Но нет, это позднейшее заимствование из итальянского, которое хорошо отслеживается.

Современное общеславянское слово «рыба» - тоже хорошо восстанавливается до корня, означающего быстрое движение («рушить», «рыскать», «рух» в украинском — ну и ещё много слов). Считается, что так «иносказательно» называли рыбу, чтобы не спугнуть, не дать ей понять, что по её душу и чешую пришли на речку (рыбаки и сейчас народ суеверный).

Но вот куда наследие того «писка» делось? Если это слово исчезает в каких-то языках индоиранской ветви — это было бы объяснимо. Пока они там мотались по степям — актуальность рыбных блюд была под вопросом. Но у славян-то, для которых рыба — критически важна была всю дорогу?

И тут подумалось: а что, если именно по причине критической важности рыбы для славян, это древнейшее «писк» ушло в «пищу» как еду вообще, когда основу рациона составляла именно рыба?

Да, современная этимология возводит слово «пища» к глаголу «питати». И действительно, был такой глагол (да и сейчас есть в практически неизменном виде). Но здесь наблюдается довольно странное чередование «т» и «щ» (в русском, но он самый консервативный из славянских по многим параметрам). Более ожидаемо было бы «питка» (как «пытать» - «пытка», «мотать» - «обмотка»). Хотя, конечно, мода на суффиксы немножко менялась со временем, при всей стабильности праславянского и, далее, древнерусского.

Тем не менее, «щ» как-то более характерно получается в русском из «ск» или «ст», а не из «т». «Искать» - «ищет», «рыскать» - «рыщет», «место — помещение».

С другой стороны, есть в польском «pastwa» (пища, добыча) и “pasc”/«пашчь» (питать). Здесь-то очевидна близость с «пасти» и, соответственно, латинским pastus, pasci.

Но что, если изначально вот весь этот комплекс слов, так или иначе связанных с добычей еды и с кормлением — восходит к «писк», означавшему «рыбу» ну или просто какую-то съедобную добычу, которой, однако, чаще всего и бывала, наверное, именно рыба у праиндоевропейцев ещё в те времена, когда они не освоили толком земледелие? Это было бы неудивительно для жителей той местности.

И все эти слова-наследники — отображают как бы разные итерации изначального слова, которое, меняясь фонетически с ходом времени, обретало новые значения по мере хозяйственного развития ещё в той ПИЕ-общности?

И вот если предположить, что предки будущих славян ушли с прародины очень рано, когда были преимущественно рыбоядные (хотя уже знали, наверное, земледелие, судя по слову «жито» - но «хлеб» всё же позднейшее заимствование из готского) — данный факт могло бы отражать родство (заподозренное мной, но, конечно, не доказанное) этого древнего «pisc» и «пищи» в русском.

Вообще, это не редкость, когда название некой преобладающей в рационе нямки этак «синекдохически» переносится на еду вообще. Ну, «хлеб наш насущный» - не означает же буквально и только «хлеб»? И английское «meal” восходит к древнему обозначению перемолотого зерна и этимологически родственно нашему «молоть».

А надо сказать, в русском и сейчас обнаруживается склонность ассоциировать рыбу с пищей вообще. Скажем, «на безрыбье — и рак рыба». Или даже «и рыбку съесть, и... на паровозе покататься», так сформулируем.

То есть, я не говорю, конечно, что эти пословицы появились в праславянском — но само их появление может являться отголоском той важности, какую имела рыба для пращуров. И это может лишний раз подтверждать, что как этнос долгое время славяне формировались в таком месте, где больше-то кушать особо и нечего было.

Но, разумеется, этимологические соответствия и фонетические переходы — штука тонкая, местами коварная.

К примеру, когда один мой приятель (не лингвист, не филолог) узнал от меня, что у новгородцев вплоть до одиннадцатого века сохранялось «кентумное» произношение «келый» (вместо «целый»), он предположил связь с английским «goal” (ну, «целый» - «целить» - «цель»).

Но нет. Английский — германский (в своей основе) язык, сравнительно недавно обособившийся (всего-то в пятом веке был этот саксонский десант на Альбион). А в прагерманском гораздо раньше произошло фундаментальное изменение, известное как Первая Ротация Согласных по закону Гримма (он не только сказки писал). Она затронула много звуков в определённых позициях, но, в частности, «к» переходило в «х» (а «г» - в «к»). Вот так оказалось русское «сердце» (безусловно «сатемный» вариант) - «херц» или «харт» в германских, тогда как в латыни - «кор» (но, кстати, перед твёрдой-то гласной и в праславянском не было причин для палатализации, поэтому - «кора»).

Поэтому ожидаемое соответствие русскому «целый» (или «келый») в английском — должно начинаться на «х» (фонетически). И оно есть. Whole, конечно. Абсолютно с тем же значением (что, вообще говоря, бывает не всегда на таком удалении языков). Но оттуда же — и health, здоровье как целостность, и heal (исцелять: тут-то соотношение точно такое же, как в русском).

Оставить комментарий

Популярные посты:

nerva

Печь-камин на дровах: как выбрать идеальное тепло и уют для загородного дома

kagury

Списки

silent_gluk

Среда

coffee_mood

доброе утро

sergsmir

За минуту до...

e_kaspersky

Дубай в гостях у Сингапура.

maiorova

Зелёный пост

veronika_stef

18 лет я здесь

dymontiger

Интересные снимки с российских просторов 13.04.25

• Ранее
• Архив