Не у всех мужчин получается быть в белом

топ 100 блогов accion_positiva08.07.2012
Крис Красс пишет о процессе роста сознания: "Никто не свободен, пока все не свободны".

"Ты знаешь, в какой ты группе?", - как белый мужчина из среднего класса я много раз слышал этот вопрос на факультете Женских и Этнических Исследований (Women Studies and Ethnical Studies). На лекции по Истории Афроамериканских Женщин кто-то решил, что я заблудился, и пытался таким образом направить меня по назначению. Я понимал, почему мне задавали этот вопрос, я понимал, что он относился не только к университетской группе, но и к моей социальной группе, которая осуществляет жёсткий социальный контроль в рамках расистского, патриархатного, гетеросексистского, капиталистического общества. Я прекрасно отдавал себе отчёт, к какой социальной группе я принадлежу, и что мои отношения с Женскими и Этническими Исследованиями были непростыми. Я знал, что многие были против моего присутствия на лекциях, что многие чувствовали себя неудобно рядом со мной. Но с другой стороны, многие преподавательницы/преподаватели и студентки/студенты говорили мне, что они рады видеть меня там. Всё это помогло мне понять, что эта борьба была очень сложной, и что не существовало простых ответов.




Я проучился 4 года в Общественном Университете (Community College) и затем ещё 3 года в Государственном Университете Сан-Франсиско. Большинство моих преподавателей/преподавательниц были женщинами и/или чернокожими и латиноамериканцами/латиноамериканками. Я вырос в замкнутом кругу, в котором не было этнического смешения, и у меня не было преподавателей или авторитетных фигур, которые не были бы белыми. То, что я изучал в Университетах - феминизм чёрных женщин, борьба за освобождение чернокожих, история чиканос, колониализм с точки зрения американских индейцев, история рабочих движений, теория квир, антирасизм с точки зрения женщин-иммигранток и беженок - глубоко потрясло меня. Однако, самым глубинным изменениям в моей психике, о возможности которых я тогда и не подозревал, я обязан тому, что моими преподавательницами и наставницами были женщины и цветные женщины. То, что моим образованием руководили люди других рас и женщины с радикальными политическими взглядами, перевернуло все мои понятия об отношениях власти и стало самым важным предметом в моей образовательной программе.

Обучение в коллективе, где большинство были женщины и цветные люди, сильно повлияло на меня в личном плане, так как первый раз в жизни я оказался в положении гендерного и расового меньшинства. Вдруг оказалось, что гендерные и расовые вопросы были не рядовыми, а основополагающими в восприятии и понимании окружающего мира. Раньше я частенько задавался вопросом о том, зачем столько говорить о гендере и расе? Теперь вопрос сменился на противоположный: "как можно не думать и говорить обо всём этом ежедневно?". Со временем у меня появилась целая стратегия участия в занятиях. В течение первого месяца я старался вести себя скромно, не выделяться и слушать, что говорят другие. Я старался делать комментарии, ясно отделявшие бы меня от мачизма, расизма и - иногда - от капитализма, от эксплуататорских систем, с которых я стриг купоны; такие комментарии обычно вызывали в окружающих реакции удивления и облегчения. Слушая своих сокурсниц/сокурсников, пытаясь поставить себя на их место, принять их точку зрения и их перспективу, я завоёвывал их доверие и начинал понемногу принимать участие в дискуссиях. Целью этой стратегии была борьба с моими собственными мачистскими замашками. Ещё я хотел вести себя более открыто и искренне с другими людьми. Частью стратегии было также затевать дебаты по гендерным и расовым вопросам во время занятий по Западной Цивилизации, Политическим Наукам и другим предметам, на которых присутствовало большинство белых мужчин. Мои цветные товарищи и женщины считали, что это было моим долгом: "Они ждут подобных комментариев от нас, и они презирают нас, считая, что мы говорим так от ярости, из-за эмоциональности или виктимизма. Ты должен использовать твоё привилегированное положение, чтобы заставить мужчин и белых слушать наши аргументы".

Я не ставил себе целью убеждать белых преподавателей и студентов, я хотел открыть пространство для критических дебатов с ними на темы гендера, расы, социальных классов. Это тоже стало ценным опытом для меня, так как я часто замечал, что произвожу впечатление холодного и злого человека, догматика, проповедника и вообще-то не слишком уверенного в том, что говорю. Мне стало ясно, что если я ставлю себе целью облегчить собственное чувство вины за то, что я принадлежу к белым мужчинам, то ругать их на чём свет стоит - правильная стратегия. Но если я хочу, чтобы другие идентифицировались в идеями антирасизма и феминизма, мне надо быть умнее и честнее с самим собой.

Я вырос, думая о себе как о последовательно развивающейся независимой личности, не обременённой прошлым. История была для меня конгломератом дат без видимой связи с моей жизнью, а я был особой личностью в своём особом мире. Но вот я начал понимать, что быть белым, мужчиной, из среднего класса, гетеросексуальным и гражданином США не только даёт мне некоторые привилегии, но и наделяет меня прошлым. Я принадлежу к социальным группам, исторически созданным и сформировавшимся: мужчина, белый, гетеросексуальный, среднего класса, которые представляют собой образец "нормальности", а об остальных людях судят по сравнению с этим образцом. К тому образу, который представлял меня как "отдельную личность", присоединились образы суден работорговцев, разрушенных и сожжённых индейских поселений, насилия против женщин, белых мужчин, использующих других белых мужчин с целью господства над женщинами, цветными людьми и над всей планетой.

Я помню, как я сидел на занятии по Истории Афроамериканских Женщин, единственный белый мужчина среди 15 чернокожих женщин. Мы говорили о рабовладении о об Аиде Уэллс (Ida B. Wells), о её борьбе против систематических изнасилований, которым подвергались чернокожие женщины-рабыни со стороны своих белых хозяев, миллионы изнасилований, которые охранялись законом, в то время как сотни чернокожих мужчин линчевали под предлогом защиты белых женщин от чёрных насильников. Я сидел, наклонив голову и чуть не плакал, меня тошнило. Кто были те белые мужчины, что они чувствовали по отношению к самим себе? Мне было страшно и стыдно взглянуть на чернокожих женщин из группы. "Хотя бывают межрасовые браки по любви", - сказала преподавательница, - "в нашем обществе так много оттенков чёрной кожи по той причине, что поколение за поколением рождалось в результате узаконенных изнасилований". Кто я, что я чувствую по отношению к самому себе?

"Это моя борьба"
"Я не имею ни малейшего представления, какую роль могли бы сыграть в революции белые гетеросексуальные мужчины, если они представляют собой основу и плоть реакционной эксплуататорской системы" - Робин Морган, "Сила сёстринства". Иногда у меня бывают периоды ненависти к самому себе, я чувствую себя виновным, мне страшно. Когда это случается, я думаю о том, что у меня есть цель и роль в борьбе за освобождение, я знаю, что я могу быть полезен, но я всё-таки не могу перестать задаваться вопросом: "а что если я просто обманываю себя?" Нет, я уверен в том, чего я хочу, а цитата из Робин Морган - это брошенный мне вызов, но не стоит барахтаться в нём бесконечно. Я вырос, полагая, что у меня есть право на всё. Что я мог пойти, куда угодно, делать, что заблагорассудится, и везде бы меня приняли и признали.

Патриархат и гетеросексизм научили меня, иногда изподтишка, иногда с брутальной откровенностью, что у меня есть право на женские тела, что у меня есть право занимать пространство и выражать собственное мнение, когда и как мне того захочется, не считаясь с остальными. Это процесс социализации, сильно отличающийся от процесса социализации, которому подвергаются большинство людей в этом обществе: их принуждают молчать, платить сторицей за малейший промах, скрывать и прятать собственную идентичность, уступать дорогу и - никогда! - никогда не забывать поблагодарить за то, что им позволено жить. Думаю, что это очень здоровые мысли: понимать, что ты не всегда, не везде и не всем нужен, научиться делиться пространством и властью, работать с связке с другими людьми, чтобы найти ту роль, с которой ты лучше справляешься. А вот что совершенно нездорóво, так это то, что гендерно-привилегированные очень редко говорят друг с другом на эти темы и не поддерживают друг друга в деле личного освобождения.

... У меня было огромное количество таких гендерно-привилегированных друзей, но я испытывал ужас при мысли о необходимости моего политического каминаута, о том, чтобы открыто провозгласить себя перед ними противником мачизма. Я мог публично обличать патриархат и пытаться убедить в чём-то других мужчин, но был ли я способен честно признаться себе в моем собственном сексизме, соединить анализ и политические убеждения с эмоциями и личными переживаниями, способен ли я стать уязвимым? Стоп. Уязвимым в чём? Ведь я же сам говорил, что я против патриархата, расизма и капитализма?

Уровень сознательности в отношении феминизма среди моих университетских приятелей был настолько низким, что я, прочитав пару книг по феминизму и способный сказать "да, я признаю, что сексизм существует", оказывался автоматически впереди их всех. Хотя уровень сознательности и вовлеченности среди активистов политических движений несколько выше, они ушли недалеко. Две вещи всегда сильно волновали меня: истинность моих политических убеждений и моя способность действенно претворять их в жизнь. Мне гораздо легче обличать патриархат на занятиях, на политических собраниях или в моих статьях, чем реально практиковать феминистскую политику в отношениях с друзьями, подругами, в семье...

В чем же я боюсь себе признаться? В том, что мне трудно слышать голоса, которые я идентифицирую как "женские", я их не слышу. В том, что подсознание не обмануть: для меня мнение мужчины важнее. В том, что, приходя на собрание, я тут же делю людей в соответствии с их "статусом" и местом в иерархии (сколько времени они в движении, к каким фракциям относятся, что они написали и где опубликовали, с кем они дружат). Я сравниваю себя с ними и чувствую, что мужчин мне надо обогнать, заткнуть за пояс. С теми, кого я маркирую в голове как женщин, происходит похожий процесс сортировки, но к нему примешивается компонент сексуального влечения. Что значат здоровое влечение и желание и могут ли они выжить в компании с моей привычкой сексуализовать всех окружающих меня женщин? Проблема обостряется в повседневности, в обществе, которое изображает женщин как немые тела, которым только и забота, чтобы удовлетворять сексуальные потребности гетеросексуальных мужчин. Как всё это отражается на моём отношении к коллегам по работе, соратницам по движению и к тем женщинам, к которым я привязываюсь любовно? Как всё это отражается на том, как я занимаюсь любовью, как испытываю необходимость, как выражаю свою любовь, как я себе её представляю? Я сейчас не о том, занимаюсь ли я со своей подругой оральными сексом, и не о том, говорю ли я ей, что люблю её. Я задаюсь вопросом, а действительно ли для меня важнее равноправие в наших отношениях, важнее, чем возможность регулярно кончать?

Я прекрасно осознаю, что я никогда не отвлекался от смысла сказанного мужчиной, потому что не был занят сексуальными фантазиями о нём. Однако, я неоднократно ловил себя на том, что полностью увлечён сексуальными мыслями о выступающих с речью женщинах, о женщинах, которые являются моими соратницами, коллегами. Я за любовь, за здоровый секс, за либеральную сексуальную политику, проблема не в этом. Проблема во "власти", в "праве", которое чувствуем мы, мужчины, обращаться с женщинами как с сексуальными объектами и "фильтровать" их в соответствии с нашими сексуальными предпочтениями. Мне бы хотелось огрызаться поменьше, поменьше злобствовать, но я этим занимаюсь - я обороняюсь, когда спорю с моей подругой о том, что между нами существуют отношения власти, о том, каким образом мы устанавливаем взаимоотношения с миром и как это влияет на наши с ней отношения. Мне прекрасно известно, что я говорю: "Хорошо, я об этом подумаю" и думаю: "Отстань от меня".

Это не исповедь для выпрашивания прощения. Это постоянная борьба за то, чтобы честно относиться к тому глубокому влиянию, которое патриархат имеет надо мной. В патриархате мне не сладко. Я сильно сомневаюсь, что когда-нибудь смогу честно и искренне кого-то любить. Сомневаюсь, что смогу стать честным с самим собой и не жадным с другими. Сомневаюсь, что буду искренне сотрудничать и делиться. Я могу видеть шрамы патриархата на телах всех людей, с которыми я общаюсь, и когда я заставляю себя рассматривать их и размышлять о них, я бешусь и грущу. Белл Хукс в книге "Всё о любви" говорит о том, что никакая любовь невозможна, когда есть воля к господству. Так способен ли я на любовь? Мне хочется верить, что да. Что буду способен через политические практики белого мужчины, находящегося в оппозиции к патриархату.

Я думаю, что в борьбе с угнетением, в воплощении наших политических компромиссов мы реализуем и выражаем наши лучшие человеческие качества. Бывают моменты, опыт, ситуации, когда я чувствую, что мы противостоим патриархату все вместе, и это показывает нам, на что мы способны. Я думаю, что это дело всей жизни, и что это также и борьба за спасение наших собственных жизней. В этой борьбе мы начинаем понимать, что наша способность любить, наша красота, наша страстность, наше творчество, наше достоинство и наша власть растут. Мы добьёмся.

"Работать так, чтобы борьба была конкретной и эффективной"
Хотя работать с психологическими и эмоциональными проблемами очень важно, существует несчётное количество конкретных шагов, которые мы можем предпринимать в борьбе с мачизмом. Одна активистка движения за освобождение Палестины написала мне, предлагая следующее: "есть задания, с которыми вполне могут справиться мужчины: вести протоколы на собраниях, снимать под них помещения, сидеть с детьми, делать ксерокопии - любое негламурное дело. Они могут воодушевлять женщин выполнять роли, которые обычно присваивают себе мужчины (разрабатывать тактики и стратегии, модерировать собрания, официально представлять группу)... Осознавать, к кому они прислушиваются больше, и сдерживать желания протагонизма". Вот точные и конкретные шаги, которые могут предпринять мужчины в борьбе с мачизмом...

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
...
(не путать со сменой;) ) Ув. олл. Это приемлимо вообще — накладывать новую плитку на уже существующую? У нас соседи так делали, помимо бардака с передвиганием мебели нужно было снимать и подпиливать внутренние двери.. Вопрос: просьба порекомендовать вид плитки. Животных нет, влажность ...
Самый надежный способ узнать характер человека – это взглянуть на то, как он спит. И если Вы уже на той стадии отношений, когда засыпаете вместе – лучшего способа узнать характер второй половинки просто не существует. 1. На боку, поджав коленки Если Вы спите на боку, упершись ко ...
Центральные банки продолжают «стимулировать», несмотря на восстановление глобального экономического роста. «Вливания ликвидности» центральным банком вызваны оптимистичным настроем. Но, что произойдёт, когда это мышление начнёт сдвигаться в сторону пессимизма и «денежный насос ...
Вторая мировая закончилась 70 лет назад. Побеждённая Германия так и не смогла восстановиться после войны. Разбитые дороги, разваливающиеся дома, уничтоженная экономика. Люди живут в трущобах. Посмотрите на то, что осталось от немецкого порядка. 1 Эти картинки могли бы стать ...