Навстречу 65-летию Великой Победы!

Владимир Соловьев — 12.02.2010 Письма и фотографии от читателей. Спасибо вам за вашу память.

Добрый день!
Направляю Вам скан газеты "Химкинские Новости" за май 2008 года, где опубликована статья "Есть на Волге утес..." про моего деда, Будасси Андрея Александровича, человека необыкновенно дорогого для меня. Остальное можно прочесть в самой статье. Моя мечта - написать серию статей про него, может быть, получится книга про моего деда и его отца, моего прадеда, Будасси Александра Владимировича. Буду рад, если статья станет скоромным вкладом в цепочку Памяти о том времени и тех людях, которые подарили нам Жизнь и Достоинство. Еще раз спасибо.


Увеличить

С уважением,
Дивинский Виктор
----------------------------------

Здравствуйте, Владимир.
Спасибо, что подняли эту тему. Солдаты Великой Отечественной - живы, пока жива память о них.
В моей семье 6 участников Великой Отечественной. Четверых солдат Великой войны уже нет в живых. Ушли из жизни: мой дедушка по папиной линии Голышков Николай Тимофеевич, его брат - Голышков Андрей Тимофеевич, мой дедушка по маминой линии, которого я не узнала - Солдатов Михаил, отец мужа - Форафонтов Николай Владимирович. Живы - дядя моего мужа Форафонтов Олег Владимирович и моя свекровь Форафонтова (Кириллова) Лариса Леонидовна.
Вот рассказы о них.
Оба моих дедушки ушли на фронт в первые дни войны. Солдатов Михаил погиб под Белой Церковью, могила не найдена, знаю только что он был рядовым пехотинцем.
Второй дедушка - Голышков Николай Тимофеевич был политруком, лейтенантом. Вот его фотографии перед уходом на фронт: в 1939 на Финскую и в 1941 - на Великую Отечественную.



Он был очень красивым и удивительно чистым человеком. В ходе Смоленско-Вяземской операции участвовал в летних боях под Ельней. Был ранен и контужен. Когда очнулся, фронт откатился назад, он был в тылу у фашистов. Пытался выйти к своим. Документы зарыл, переоделся в форму красноармейца, потому что политработников расстреливали на месте. Попал в плен. Колонну погнали на Запад. На ночь всех стали загонять в сарай. Несколько сотен человек в один сарай, где, стоя, могла поместиться от силы одна сотня человек. И тех, кто не втиснулся, просто полосовали очередью из автомата "от бедра". Дедушка "не помещался" и спас себе жизнь, повернувшись боком и закрывшись от пуль рукой. Пули попали в руку и в живот. Он упал и его посчитали мертвым. А ночью он, очнувшись, первый раз бежал. Но вновь попал в плен и вновь бежал. Всего - три побега за 4 дня плена. В третий раз они бежали группой из 4 человек. Трое погибли, а дедушке удалось уйти. На оккупированной территории его, уже умирающего, подобрала и спасла совершенно незнакомая женщина, которая была врачом и связисткой в партизанском отряде. Она устроила его в больницу, выдав за своего брата и оформила его как больного тифом и раненого сенокосилкой. Подлечила и перевезла к партизанам. В 1942 году самолетом его вывезли за линию фронта и в госпитале в г. Горький, его наконец-то нашла моя бабушка, искавшая его, несмотря на извещение о том, что он пропал без вести, все это время. Ей было очень тяжело: на руках двое детей, больная мать. Она работала на заводе им. Лихачева, а после смены разносила почту. Когда дед пропал без вести, ей перестали перечислять его продовольственный аттестат и, чтобы выжить и прокормить детей и мать, она скупала замки, петли, гвозди и ездила в деревни выменивать это на хлеб и картошку. Как правило, мест в поездах не было и она возвращалась в Москву на попутках в кузове или на подножках поездов.



Она рассказывала, что с мешком картошки за плечами она, чтобы не упасть с обледеневшей подножки, пристегивалась к поручням вагонов солдатским ремнем, потому что в холод руки замерзали и удержаться руками она не могла. Так вот ехала и молилась, чтобы мешок не зацепился за что-нибудь во время движения.
Дедушка после госпиталя был комиссован из-за ранения, так как уже не мог держать оружие и прицельно стрелять: правая рука плохо работала. Но до конца войны он готовил офицерский состав для фронта на курсах ускоренной подготовки комсостава. Жизнь после войны у него сложилась трудно: из-за ранения он не мог найти работу по своей прежней специальности (слесарь-наладчик станков на заводе им. Лихачева) и работал временно - где придется. Я помню его удивительно доброе лицо и ласковое прозвище "мой корешочек", которым он меня наградил. На фотографиях он со своими курсантами (в пилотке).
Его брат - Голышков Андрей Тимофеевич воевал в полковой разведке, участвовал в битве за Москву. Зимой 41 года в ходе разведоперации он был тяжело ранен в спину осколком (поврежден позвоночник и ноги потеряли подвижность). К своим выходили трое суток. Его вынесли боевые товарищи, но ноги у него были сильно обморожены. Мой отец рассказывал, как навещал его в госпитале с моей бабушкой, а "дядя Андрей" исхудавший, с измученным лицом, но ясными синими глазами все пытался ободрить его, 4-х летнего мальчишку, и обещал выйти вскоре из госпиталя и обязательно свалять ему самые лучшие валенки на свете. Он умер в госпитале от ран, так и не выполнив своего обещания. Похоронен в братской могиле на Преображенском кладбище в Москве...

Отец моего мужа (я его так и не застала в живых) - Форафонтов Николай Владимирович добровольно пытался уйти на фронт с 4 курса МГУ им. Ломоносова в первые дни войны, но получил отказ: декомпенсированный порок сердца. После этого добровольно ушел на строительство дорог под г. Горьким для переброски эшелонов с военной техникой и вновь подал рапорт, добровольно пытаясь уйти на фронт. В этот раз его рапорт приняли: нужны были образованные специалисты. Он закончил ускоренный выпуск училища Верховного совета РСФСР и, в звании старшины, ушел на фронт в 1942 году под Ржев. Во время Ржевской операции он был представлен к ордену, но получил медаль "За отвагу", которая нашла его через 8 лет после окончания войны. Воевал пулеметчиком и "истребителем танков" в 364 стрелковой дивизии. Вместе с частями 2 Белорусского фронта освобождал Осташков, Тосно, Прибалтику, Варшаву (медаль "За освобождение Варшавы"), Кенигсберг и Берлин. Закончил войну старшим лейтенантом, заместителем командира батальона. Кавалер 2 орденов Красной звезды и медали "За взятие Берлина", ордена "Отечественной войны" -I степени. В составе 3-й ударной армии водрузившей Знамя Победы над Рейхстагом, он закончил свой боевой путь, но на Родину вернулся только в 1946 году. Ему предлагали стать кадровым военным, но он вернулся к довоенной мечте - физике и работал в институте Курчатова... Его китель и сапоги, в которых он прошел по Берлину хранятся у нас дома.



НА ФОТО: Форафонтов Николай Владимирович (второй справа) вместе со своим братом Олегом Владимировичем Форафонтовым (крайний слева)), Владимиром Саппак (принимал участие в создании театра "Современник" вместе с О. Ефремовым) и своим одноклассником - Жуковым Николаем Николаевичем, с которым встретился на улицах Берлина.

Его брат, Форафонтов Олег Владимирович, - из "Врошиловского набора". На западную границу служить ушел прямо со школьной скамьи в 1939 году. В 1940 году их часть перебросили под Брест и его артиллеристская учебная батарея стояла на реке Буг между Цитаделью и 7 фортом Брестской крепости. Именно там там, с учебным карабином, он и принял свой первый бой на рассвете 22 июня 1941 года. В горячке боя не почувствовал ранения в ногу - ему об этом сказали товарищи. Затем он был взят в плен и отправлен в лагерь для военнопленных в г. Седлец в Польше. Затем был лагерь для военнопленных близ Варшавы и лагерь военнопленных в г. Штеттин в Германии. Оттуда был переправлен в Норвегию, где в качестве военнопленного строил аэродромы, и где провел оставшиеся годы войны. В норвежских лагерях было немного лучше с едой, но лечить, конечно, никто не лечил. Раны, полученные летом 1941 превращались в свищи. Но он выжил. В составе английских частей, освобождавших Норвегию, были представители Красной армии, которые и направили Олега Владимировича в лагеря СМЕРШ-а для проверок бывших военнопленных под Уфой. Проверки он прошел и был возвращен в Москву. Только там смог до конца вылечить незаживавшие раны. Получил высшее образование, но в аспирантуру его, бывшего военнопленного, не приняли и устроиться по специальности (педагогом) он тоже по этой же причине не смог. Поэтому работал в геологических партиях. Строки песни "Похоронен был дважды заживо..." - о нем. Его фронтовые друзья считали его погибшим в первый день войны, а школьные друзья - погибшим в концентрационных лагерях. Их воспоминания публиковались. Случайно, благодаря Интернету, мы наткнулись на рассказ Леонида Николаевича Рабичева о том, что его школьный друг Олег Форафонтов погиб в концентрационном лагере. Встреча школьных друзей состоялась - через шестьдесят один год после их последнего разговора. Вот рассказ об этой встрече: http://www.mecenat-and-world.ru/17-20/bunin.htm

Моя свекровь - Форафонтова (Кириллова) Лариса Леонидовна встретила войну в Ленинграде. Ей было 16 лет, когда она добровольцем ушла на рытье окопов на Карельский перешеек перед Ладожским озером.



В холод и дождь, под обстрелами, лопатами они рыли окопы и противотанковые рвы. После сильной простуды ее вернули в город. Все 900 блокадных дней она провела в Ленинграде. Из 4 человек ее семьи (мать, отец, брат и она) выжили только ее мать и она сама. Отец (44 года) и брат (15 лет) умерли от голода 7 и 27 января 1942 года. Карточки отца и его тулуп они сдали: им в голову не пришло, что карточки мертвого человека можно обменять на пищу для них, еще живых - ведь голод косил всех и кому-то могло не хватить еды. Отца удалось похоронить за буханку хлеба в гробу. А брата моя свекровь завернула в одеяло и на саночках отвезла в морг, потому что ее мать уже не вставала от голода. Долгие годы она считала, что брат похоронен в общей могиле на Серафимовском кладбище и лишь 3 года назад в архивах нашли запись, что брат похоронен на Пискаревском кладбище. Мою свекровь спасли друзья ее отца: ее рекомендовали на военную службу. Она стала радистом в метеослужбе оперативного отдела 2 гвардейского Ленинградского истребительного авиакорпуса. Ей было 17 лет. Вот несколько эпизодов о которых я не могу писать без внутреннего содрогания: дров не было и разбирали разбомбленные деревянные дома. Лом поднять никто не мог и его держали вчетвером, а топором откалывали щепки. 5 минут работы и отдых... А в это время щепки отколупывает другой... Спали на плите в кухне, потому, что комнаты были большие и их невозможно было протопить. А на плиту клали матрас и на нем спали все вместе - так было теплее. Стекол не было - окна были забиты фанерой. Жгли мебель и паркет. Еще эпизод: в столовой свекровь, которой уже поставлен диагноз "дистрофия 2 степени" начинает облизывать тарелку - хлеба не хватило, чтобы подобрать кисель, которого еще много на тарелке. А подавальщица грубо вырывает у нее тарелку со словами "ты не животное!" и свекровь плачет от обиды и горя: столько еды, а ей не разрешили ее съесть... Она рассказывала, как варили ремни, клейстер и столярный клей - чтобы хоть чем-то наполнить желудок. Есть страшные эпизоды, о которых она говорит содрогаясь. Поэтому расскажу последний эпизод: в нем дано, пожалуй, самое искреннее и чистое ощущение СЧАСТЬЯ. В день снятия блокады у моей свекрови была увольнительная и она навестила мать. Радио они с мамой выключили, чтобы отдохнуть и наговориться. Днем она возвращалась в часть и услышала орудийную стрельбу. Мгновенно упала в снег, закрыла голову, а вокруг люди не прячутся! Она кричит им: "Обстрел, падайте, падайте!". К ней подбегает офицер со словами: "Девушка, вам плохо?" - "Нет, но что же вы стоите - обстрел начался!" - отвечает свекровь и пытается за рукав сдернуть его на землю. А он ей: "Блокаду сняли, милая. Это салют!". И вот тогда наступило СЧАСТЬЕ.
Свекровь закончила Ленинградский Университет, работала экскурсоводом. Ее любимые экскурсии "Пушкин в Санкт-Петербурге" и "Пушкин в Москве", памятные места, связанные с Гоголем, Лермонтовым, поэтами серебряного века. Она жива до сих пор - наш Гвардии сержант Форафонтова (Кириллова) Лариса Леонидовна. Ее часто приглашают выступать в школах на 9 мая. Но последние 2 года она перестала туда ходить: в светлой, заново отстроенной на месте старой московской школы, "национальной" школе дети довольно ясно показали, что им это не интересно и не нужно. Возможно, у них свои, "национальные" кумиры... Зато ее с удовольствием и трепетом слушают в библиотеке парка Сокольники на вечерах памяти. И туда она готова идти - как в войну: по заснеженным ледяным дорожкам спящего безлюдного парка, сквозь темноту и ледяной ветер.
---------------------------
Владимир Соловьев

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив