На смерть не-поэта

У покойного поэта, которого язык не поворачивается назвать поэтом, был несомненный талант, но талант отнюдь не поэтический. Это был талант напёрсточника, обладавшего несомненным чутьём, чувством самосохранения и самопиара — напёрсточника, который всегда появлялся там, где он мог безнаказанно играть, в свою пользу, с доверчивой публикой, и всегда исчезал оттуда, где его, за его махинации, могла бы замести полиция нравов.
И при этом ему всё и всегда сходило с рук. В шестидесятых он изображал из себя сторонника ленинизма с человеческим лицом и запомнился фразой «Уберите Ленина с денег», которая якобы намекала на то, что образ Ленина должен быть чист и непорочен, как сосуд святого Грааля. Подули ветры перестройки — и Ленин, для Вознесенского, канул в небытие, и на его знамени вообще не осталось никаких идей, кроме тотальной ненависти к советским ценностям. Вознесенский надел пёстренький шейный платок вечного пижона –— платок, который с годами смотрелся на нём всё нелепее и нелепее, и стал писать какую-то уж совсем невнятную кубофутуристическую абракадабру, совершенно неинтересную на «внутреннем рынке» и уж абсолютно не
конвертируемую на рынках Запада.
Когда умирает настоящий поэт, все, наперебой, от полноты сердца, а не по обязанности некрологистов, начинают вспоминать его стихи и образы. От Вознесенского не осталось ничего — ни клёна опавшего, ни флейты водосточных труб, ни золотой тучки на груди утёса-великана.
Говорят, он написал стихи к рок-опере «Юнона и Авось», которая много лет и с неизменным успехом шла на сцене одного из московских театров. Да, но вот главную роль в ней, в силу возраста и болезни, перестал исполнять искромётный Караченцов — и где та Юнона? Какая такая Юнона? Те, кто не помнят Караченцова, горланящего «Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду», — не помнят ничего. Другим «шедевром» Вознесенского траурные ролики неизменно называли «Миллион алых роз» в исполнении Пугачёвой. Да, но если бы из этой написанной левой ногой белиберды вокально-драматургического шедевра не сделала бы сама Пугачёва, которая в свои лучшие годы обладала умением превращать в шедевры любую стихотворную лабуду подобно тому, как легендарный царь Мидас умел, одним своим прикосновением, превращать любой предмет в золото, — где бы они теперь были, те алые розы?
И тем не менее Вознесенский, советский и антисоветский, на арене Лужников или в пёстром шейном платочке вечного сноба, поставил себя так, что его стали считать мэтром, членом бригады трёх мушкетёров рождественскийевтушенковознесенский с примкнувшей к ним Бэлой Ахмадулиной.
Умер напёсточник от искусства. Кто-то говорит: «Уходит эпоха» — но эта гнилая эпоха фиги в кармане и пайковой белорыбицы в промасленной бумаге — не заслуживает никаких сожалений. Она не создала ничего, кроме понтов и дешёвого снобизма — нелепого настолько, насколько нелепо словосочетание «электротехник Жан».
Вознесенский, с его самозваным положением мэтра от русскоязычной поэзии, был, по отношению к ней, именно электротехником Жаном — и не обученным электротехническому мастерству, и далёким от каких бы то ни было стилистических традиций или новшеств.
Уходит эпоха электротехников жанов — и это не вызывает, надо сказать, никакого сожаления. И хочется надеяться, что, с окончанием этой эпохи, поэт в России наконец-то станет просто поэтом, не больше и не меньше. Выкиньте на помойку миллион, миллион, миллион алых роз — и оставьте всего лишь один клён ты мой опавший, и вы увидите, как моментально преобразится наш поэтический пейзаж, вернув себе свою изначальную простоту, свой благородный минимализм и свою природную глубину.
|
</> |