Моя первая встреча с зэками

avmalgin — 29.03.2021 Нет, я не сидел и ничего не знаю об ужасах тюремной медицины. Сейчас в социальных сетях сидевшие рассказывают о своем опыте по этой части, ужасы в основном, а мне вспомнилось вот что. Почему-то.

Когда я учился в школе, в седьмом классе, у меня ночью произошел приступ аппендицита, утром меня отвезли в больницу и там прооперировали. Это была Зеленоградская больница, только что построенная, с иголочки, чистенькая, с хорошим оборудованием. Зеленограду было особое внимание, город молодых ученых, столица электроники и так далее. Сколько я потом по разным поводам лежал в течение жизни в советских-российских больницах, даже в Четвертом управлении в Кунцево однажды, нигде такой чистоты, порядка и человеческого отношения, как в Зеленограде, я не видел.

Палата у меня была на три койки, но я там поначалу был один, что вызвало тревогу у моей беспокойной мамы: а вдруг ночью швы разъедутся, кровотечение начнется или вообще мало ли что, а дежурной медсестры на месте не будет и т.д и т.п. Ее уверили, что обязательно кого-нибудь подселят. Что и произошло в первую же ночь.

Я проснулся среди ночи от громкой возни и суеты. Палата была заполнена людьми, не только в белых халатах, а вообще разными людьми. Они громко разговаривали. А на соседней койке на спине кричал от боли страшный лысый человек с животом больше чем у любой беременной. Тем не менее я снова заснул, видимо, остатки наркоза оказались сильнее любопытства.

Наутро всё разъяснилось. К нам в хирургическое отделение поместили двух заключенных из Крюковской колонии, и обоих в мою палату. У двери снаружи на стуле сидел мент. В дальнейшем менты, конечно, сменялись, но каждый начинал свое дежурство с вопроса: "А когда у вас обед?"

Тот зэк, что лежал рядом со мной, окаазался бывшим директором магазина в Химках. Его посадил ОБХСС. У него была сложная татарская фамилия, поэтому я ее не запомнил, что вы хотите, пятьдесят лет прошло. То, что раздуло ему живот, у него уже оттуда всё откачали (или вырезали), он мне как соседу по палате вежливо представился, назвав, помимо имени-фамилии, через запятую еще и статью УК, и уверив, конечно же, что он честный человек и его подставили истинные воры. Он был как две капли воды внешне похож на завскладом из "Операции Ы", и только по этой причине я в его честность не поверил. К нему приезжала жена, не помню, впускали ли ее в палату, вроде нет, но она привозила множество невиданных деликатесов, которыми этот милый человек угощал всё отделение (хотя нам была предписана каждому какая-нибудь диета).

У окна размещался молодой человек по фамилии Соколов (это я запомнил). По его словам, он сидел за попытку убежать на Запад. Это для меня было уже поинтереснее. Я в те дни как раз вступал в комсомол, но, как и для всех известных мне ровесников, пределом мечтаний была жизнь на границей, подальше от этого комсомола. Опять же по его словам (за правдивость которых я тоже ручаться не могу), мысль покинуть советскую Родину родилась у него, когда он служил в армии в Средней Азии. Он готовился к побегу год. Продумал маршрут вплоть до США, каким-то образом обзавелся картами местности, собрал рюкзачок со всем необходимым (у него даже были доллары!), он учел все детали, но его замысел был раскрыт, и он сел. Вообще-то, как я потом размышлял, его должен был бы судить военный трибунал и странно, что отбывать наказание его отправили в гражданское исправительное учреждение, но теперь уж никого не спросишь. Этот Соколов был из интеллигентной, чуть ли не профессорской, семьи, он был разносторонне образован, мы много разговаривали обо всем на свете, музыкальные и литературные вкусы у нас полностью сошлись, причем он за неделю, что мы провели вместе, сильно расширил мои культурные горизонты, определив на несколько лет вперед, что мне читать и что слушать. Еще он прекрасно рисовал, и я увез с собой домой из больницы целую папку с его рисунками. Рисовал он на бумаге для пишущей машинки и цветными карандашами, которые специально для этой цели привезли мне родители. Родичи, конечно, поначалу пришли в ужас, узнав о компании, в которую я попал, но я упросил их ни в коем случае не скандалить и не требовать перевода в другую палату.

Быт у помещенных в больницу зэков ничем не отличался от быта других пациентов. Кормили их тем же самым ("стол номер такой", "стол номер сякой"), исправно ставили капельницы, каждое утро их посещал с обходом наш лечащий врач, Лев Николаевич Голубев, изумительный хирург, ныне покойный, золотые руки, до этого он был врачом на советской полярной станции в Антарктиде и даже подарил мне конверт с антарктической маркой и спецгашением (увы, как и рисунки Соколова, этот раритет мои родители не сохранили).

Конечно, я расспрашивал их о жизни на зоне. О сталинском ГУЛаге я вообще ничего не знал, до высылки Солженицына оставалось еще два года, в семье у нас репрессированных не было и этот вопрос вообще никогда у нас не обсуждался. Тогдашняя пресса и телевидение в тот период полностью забыли о ХХ съезде партии, тема репрессий и ГУЛага была под запретом. А из рассказов моих соседей по больничной палате выходило, что жизнь в исправительном лагере вполне сносная. Скучно, уныло, потерянные годы, но не ужас-ужас. Вот и в больницу хорошую привезли, когда понадобилось. И даже в лагере каждому дали занятие по душе: один целыми днями рисовал наглядную агитацию, другой был определен по хозяйственной части. В целом рисовалась картина скорее благостная.

К чему это я вспомнил сейчас? Не знаю. Иногда хочется какие-то кусочки своей жизни записать. Закрепить их. Навальный тут совершенно ни при чем.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив