можно это и так назвать

«... И, может быть, это неучастие (по крайней мере, кажущееся) души человека в добродетели, действующей через него, имеет, помимо своей эстетической ценности, если не психологическую, то, во всяком случае, как говорится, физиономическую реальность. Когда в последующей своей жизни мне доводилось встречать, в монастырях например, подлинно святые воплощения деятельного милосердия, то у них бывал обыкновенно живой, решительный, невозмутимый и грубоватый вид очень занятого хирурга, лицо, на котором невозможно прочесть никакого соболезнования, никакой растроганности зрелищем человеческого страдания, никакого страха прикоснуться к нему, лицо, лишенное всякой мягкости, непривлекательное и величественное лицо подлинной доброты».
(Марсель Пруст, «В сторону Свана»)
«... в конце концов они согласились допустить, что слезы, вызванные у него недомоганием бабушки, не были притворными; но они инстинктивно или по опыту знали, что порывы нашей чувствительности имеют мало власти над последующими нашими поступками и над всем вообще нашим поведением и что уважение к моральным обязательствам, верность дружбе, терпеливое доведение до конца начатого дела, соблюдение определенного режима гораздо вернее обеспечиваются слепо действующими привычками, чем этими минутными порывами, горячими, но бесплодными».
(Марсель Пруст, «В сторону Свана»)
Такое впечатление, что добро это как автомобиль, сошедший с полностью автоматизированного конвейера, продукт технологии. Нет никакого «просто добра», есть добро усвоенное. А то как это бывает? «Я хотел как лучше!» «Мы тебе добра желаем!» Сейчас мы тебе будем делать добро!
Хирурги конечно частенько делают добро, можно это и так назвать. Но почему бы это не назвать хорошо проведенной операцией, пусть даже искусством? Но при чем тут добро?
|
</> |