![«Может, поэтому я выросла такая?» «Может, поэтому я выросла такая?»](/images/main/mojet-poetomu-ya-virosla-takaya-917fa3.jpg?from=https://novayagazeta.ru/static/records/01c4b1f1592d4026a3feaf89ff8c1bfa.webp)
Валерия Гай Германика. Фото: Владимир Гердо / ТАСС
Валерия Гай Германика. Фото: Владимир Гердо / ТАСС
Валерия Гай Германика — из редкой породы неожиданных и ярких
режиссеров. Ее неистовый игровой дебют «Все умрут, а я останусь»
прогремел по фестивалям, получил диплом в Каннах; провокативные,
суровой ниткой сшитые с реальностью сериалы «Школа» и «Краткий курс
счастливой жизни» обсуждали «всем миром». Но начинала она как
предельно честный документалист, снимающий в стилистике
разбежкинской школы. Картина «Папа» в каком-то смысле возвращение к
той Германике, которая предъявила своих сверстников — «Девочек» и
«Мальчиков» (так назывались ее ранние киноработы). И вот теперь
столь же откровенно и безоглядно она открывает экрану самое
интимное — свою семью. Ей это зачем-то сегодня позарез
нужно.
Папа, точнее, воспитавший ее отчим, 91-летний Александр Браун (постановщица носит его отчество), тяжело переживает смерть любимой жены. И дочь Лера, дабы утешить, берет его с собой на отдых в Италию. Отец капризничает, требует внимания.
Значит, едут: глубоко беременная Лера, ее муж — бизнесмен,
широкой души человек — и двое детей: подросток Октавия и малышка
Северина, по-домашнему — Сева. Ну и дедушка, разумеется. На первый
взгляд, идиллия в сицилийском раю, на вилле у моря среди цветущих
деревьев. Но всё как в жизни. Сложно.
По сути, это хоум-муви. Семейное жизнеописание в форме драмы. А в какой семье за фасадом полнейшей гармонии нет драм и невидимых миру слез?
Вообще-то, Германика планировала снять комедию про советского старика, заблудившегося между эпохами, а вышел семейный автопортрет без лессировки. На протяжении фильма мы проходим арки запутанных отношений самых близких людей. Привязанность и отчужденность, обиды и прощения, крик («Не надо повышать голос при детях, я же тебя просила!»), непонимание, травмы — старые и новые, ранения — легкие и тяжелые, недоверие и сокрушительные признания. И нежность. И сопереживания. Все так хрупко. Семейные связи, похожие на крепкие корабельные тросы, могут лопнуть из-за неосторожного слова, нетерпимости. Но в то же время эти самые связи — спасательный круг, помогающий выплыть в непреодолимых обстоятельствах. А порой и выжить.
Кадр из фильма «Папа»
В этом семейном портрете есть «зрительный центр», главная точка
притяжения камеры — это Александр Браун. Длинный, сухощавый, все
еще красивый, эгоистичный, раздражающийся. Осколок советской эпохи.
Не прирастает к новому времени. Ищет справедливости там, где ее
нет. Бесплатной медицинской помощи — он же столько лет отдал,
проработал на свою страну. Рачителен: всё впрок. Не прочь прочитать
нотацию: как надо и как не надо себя вести. Король в изгнании.
Старше их всех, вместе взятых. Обожает внучек, особенно малышку.
Восхищается зятем, особенно его щедростью. Обижается на старшую
внучку, выясняет с ней отношения. Ссорится и мирится с Лерой. А в
кульминационной сцене едва не погибает.
Камера его любит. Камера — это Лера. Поэтому он выясняет
отношения с камерой, то есть — с нами… напоминая нам все споры,
ссоры с нашими родителями. Их возрастную твердолобость, нашу
максималистскую безапелляционность. И оказывается, на одни и те же
вещи мы смотрим по-разному, одни и те же события воспринимаем с
точностью до наоборот. Вот Лера и ее папа перелистывают альбом с
домашними фотографиями. Отец вспоминает, что Лере всё позволяли,
исполняли ее любые прихоти, баловали, обнимали… Лера говорит: «Я
вот не помню, чтобы меня обнимали и целовали в детстве, может,
поэтому я выросла такая? Злая». Она вспоминает, как однажды мама ее
избила так, что Лера прорыдала сутки, наглоталась таблеток. Отец
категорически не хочет верить в то… во что он не хочет верить. Лера
категорически не может забыть. Этот альбом с фотографиями для них —
и мост, и пропасть. И жизнь, и слезы, и любовь.
Старая истина: больнее всего ранят близкие, любовь к ним делает нас беззащитными, уязвимыми. Но в этой уязвимости, ранимости и наша моральная сила.
В какой-то момент к забывшим обо всем, ссорящимся взрослым подходит малышка и молит: «Не ругайтесь!»
Кажется, сама Германика — на перепутье: чтобы выбрать вектор движения, необходимо разобраться в себе. Увидеть себя со стороны. И сделать это можно с помощью своих близких.
Кадр из фильма «Папа»
«Мне захотелось снять документальный фильм, чтобы начать все
заново. Вспомнить, откуда взялась моя любовь к кино, как начиналась
моя карьера. Я решила сделать личный фильм про себя и про папу…
Отчасти я снимала кино о том, как идет по кругу вечный конфликт
поколений, вечная разборка отцов и детей, но нельзя отчаиваться и
воспринимать это как трагедию, потому что жизнь продолжается.
Благодаря работе над фильмом я увидела, что мое восприятие себя
отличается от восприятия окружающих. Ведь для меня резкость по
отношению к людям — это часто просто диалог и проявление любви.
Меня так научили в детстве. Единственный способ диалога и
проявления любви у нас в семье были повышенные тона. Увидеть это со
стороны мне помог фильм».
Ее игровой дебют «Все умрут, а я останусь» был о злом
одиночестве подростка в семье. Лера сама была таким обиженным, злым
подростком, который рубит правду в глаза. Новая картина Германики —
признак взрослости, в ней она задумывается о внутренних связях. О
цене слова и обманчивости слова, но прежде всего о том, что
скрывается за словами. О том, что внутри семьи есть свой воздух,
которым дышишь и задыхаешься, своя кровеносная система. О тайном
проявлении любви — терпении. О том, что родство — это не кровь, а
взаимопонимание.
|
</> |