Мир дорогого труда. Часть третья

anlazz — 28.01.2021 В продолжении темы, прежде всего, хочу еще раз отметить, что – говоря о «цене труда» - стоит понимать, что речь тут идет вовсе не о цифре в зарплатной ведомости. А о той дели произведенного прибавочного продукта, который достается, собственно, трудящимся – а не уходит на бесконечную войну «лучших людей» друг с другом. (И в виде демонстративной роскоши, и в виде, собственно войны, и в виде иных способов конкурентной борьбы – могущей происходить, например, как «борьба с потеплением климата» и т.д.)

Поэтому, например, развертывание системы социального обеспечения, которое началось после 1917 года, и получило максимальное развитие во время т.н. «золотых десятилетий» (1950-1980 годы), однозначно можно считать именно проявлением роста цены труда. А идущую сейчас отмену этой системы – что проявляется, скажем, через максимальное усложнение получения пособий, наподобие того, как это делается в германской системе Hartz IV – стоит, напротив, понимать, как этой цены снижение. (И не важно, против чего «официально» этот самый «харц» направлен. Поскольку он, в любом случае, приводит к сокращению числа благ, достающихся массам.)

Впрочем, о том, чем же на самом деле выступает «мир дорогого труда», будет сказано несколько позднее. Пока же мы продолжим рассмотрение особенностей этого мира и его отличия от того, что выступало нормой на протяжении предшествующих веков. Об этом уже шла речь в предыдущих двух постах – где говорилось о том, что при «дорогом труде» на первый план выходят отрасли экономики, занимающиеся «производством» самого человека (образование и здравоохранение), а так же, что производимые товары утрачивают всякую «демонстрационность», декоративность в пользу функциональности и утилитарности. (Что прекрасно видно по происходившим в прошедшие сто лет переменам.) Но, разумеется, только этим дело не ограничивается. Поскольку «демонстрационность» на функциональность меняется не только у модных фасонов и домашних интерьеров.

Происходит это в самом жизнеустройстве людей. В том смысле, что переход от дешевого труда к дорогому – который мы наблюдаем последнее столетие – означает так же переход от «ритуального» способа существования к рациональному. (О ритуальности доклассовых и переходных обществ надо говорить отдельно – поскольку так дело обстоит довольно неожиданно.)Да, именно так: в течение нескольких тысяч лет существования «мира дешевого труда» его обитатели практически всю свою жизнь проводили среди разнообразных ритуалов, которые охватывали каждое их движение, каждое их действо. Причем, касалось это не только «явных» религиозных обрядов – которых, кстати, было невероятное множество, и которые пронизывали всю жизнь – но и тех вещей, которые, на первый взгляд, выглядели совершенно утилитарно. Например, приема пищи – кое в течение веков выступало чуть ли не самым большим «обрядом» в жизни человека.

Последнее, кстати, хорошо видно хотя бы по тому, что даже сейчас любое серьезное событие принято отмечать поглощением еды. Ну да: рождение человека, его вступление в брак, повышение по службе, выход на пенсию, наконец, смерть – все это сопровождается ритуальными «пирами». (Разумеется, это не все – на самом деле «ритуально едят» по множеству поводов.) Кстати, тут сразу стоит отметить, что даже в этом случае есть «quīnta essentia» - сиречь, вершина ритуальности – которая состоит в потреблении алкоголя. Неслучайно именно этом продукту питания во многих «пантеонах» было выделено «особое» божество. (Иногда алкоголь заменялся на некую «сому» или гашиш, но смысл от этого не менялся.) Впрочем, об алкоголе, его роли и судьбе в будущем (спойлер: эта роль сильно упадет) будет сказано уже отдельно. Тут же можно только сказать, что, несмотря на всю «особость», потребление алкоголя следует отнести в категорию «ритуалы питания».

В любом случае, стоит понимать, что указанная особенность выступает отнюдь не случайной, и определяется именно указанной выше «демонстративностью» конкурентного общества. (А общество, где есть деление на «народ» и «элиту», в любом случае является конкурентным. Даже если в нем все места в социуме передаются по наследству.) И на самом деле основным смыслом «пищевых ритуалов» выступает вовсе не физическое насыщение, а показ окружающим того, насколько велико благосостояние. Это характерно было даже для крестьян, кои – при наличии минимального достатка – ели ритуализованно, «с расстановкой», дабы отличать себя от многочисленного маргинального элемента. Богачи и аристократы же, вообще, превращали прием пищи в разновидность спектакля – с обязательным присутствием зрителей! Да, именно так: за обедами знатных и богатых, как правило, присутствовали не только члены их семей и многочисленные слуги, но и ряд лиц, «назначение» коих было именно «восхищаться» происходящим. (Клиенты у патрициев, вассалы у феодалов, разного рода «приживалы» у помещиков и купцов Нового времени.)

Разумеется, именно отсюда происходит и жесткая «пищевая регламентация», коя характерна практически для всех религий. (За исключением, наверное, конфуцианства.) Ну да: возможность есть не все, что съедобно и питательно, а то, что «нужно» - даже если это «нужно» крайне дорого, а «трефное», наоборот, доступно – есть очевидный признак демонстрации. (Можно долго говорить о том, почему сложилась традиция в ряде аврааимических религий не есть свинину, и какой у этого рациональный смысл в условиях сирийской пустыни. Однако в случае, когда этот запрет выдерживается по всем странам – от Австралии до Нидерландов – то вся рациональность в нем исчезает.) Впрочем, даже вне подобных ограничений сама «структура» организации потребления пищи – с «обязательным списком» необходимых блюд и их последовательности – играет огромное значение даже сейчас.

Кстати, в свое время указанная особенность общества стала причиной одной из неудач конструктивистов-модернистов. Которые хотели – совершенно рационально – заменить «личные трапезы» едой в столовых. Где можно было и значительно снизить затраты: вместо множества комплектов кухонного оборудования использовать один, пускай и производительный. И освободить женщин от серьезной нагрузки. И даже – повысить калорийность и усваиваемость еды при неувеличении ее цены, за счет комбинации наиболее эффективных в этом плане блюд. Но не удалось: в рамках традиционных представлений «общественное» поглощение пищи могло быть только праздничным. «Обыденная» же еда в столовых не привилась – хотя, как не странно, на тот момент (1920 годы) качество питания там превосходило «обыденное» питание большинства.

Самое интересно тут состоит в том, что подобный переход не удалось сделать и через сорок лет – в 1960 годы, когда, вроде-бы, началось активное внедрение конструктивистских идей в жизнь. Впрочем, об этом надо будет говорить уже отдельно. Тут же можно только еще раз указать, что подобная особенность прекрасно характеризует высокую устойчивость «прежних» норм даже при реальном изменении общественных отношений. (Т.е., «надстройка» в случае резких изменений может не соответствовать базису, вступать с ним в противоречие, и даже – мешать его изменению.) Причем, это касается не только «ритуального питания», а охватывает, вообще, огромный спектр областей. Которые невозможно резко поменять одним только увеличение уровня оплаты труда. (Под которым, еще раз напомню, стоит подразумевать не только наличные деньги, но и весь спектр социальных благ.) Поэтому реальное изменение образа жизни началось только через несколько десятилетий после начала процесса. (Повышения цены труда.) Можно даже сказать, что первое поколение, которое можно считать хоть как-то соответствующим данному «миру» - это поколение, рожденное в 1960 годах.

Разумеется, для нашей страны тут надо учитывать еще схожий и связанный – но не полностью совпадающий – вопрос о влиянии урбанизации. Которая, ИМХО, несколько запутывает картину (особенно в нашей стране), поскольку часто те изменения, которые мы принимаем за «урбанизационные», на самом деле являются изменениями, вызванными «подорожанием труда», и наоборот. Например, к этой «путанице» можно отнести появление той же канализации и водопровода, а так же вытекающие отсюда изменения отношения к личной гигиене. Которые традиционно относят именно к урбанизации, в то время, как это следствие именно дорогого труда»: еще в начале прошлого столетия большая часть даже крупных городов подобной «роскоши» не имела. («Гигиенические» - а равно, и «санитарно-эпидемиологические» вопросы, сами по себе, есть крайне интересная тема для разговора.)

И наоборот: значительная часть вопросов т.н. «сексуальной свободы» может рассматриваться, как чисто урбанизационная. (Т.е., имеющая корни не в социальной революции ХХ века, а в банальном росте городов и их населения.) Например, это относится к проституции и порнографии – кои имеют почтенный возраст и восходят к урбанистическим цивилизациям древности. То есть, все «практики», сводимые, в конечном итоге, к обмену секса на некое вознаграждение – куда можно отнести, кстати, не только «профессионалок», но и огромное количество случаев «содержанства» - на самом деле есть вовсе не следствие «сексуальной революции». (Вытекающей из революции социальной.) А, напротив, древняя социальная практика, которая в «мире догогого труда», напротив, должна исчезнуть. (То есть, восприятиее ее, как «следствие разложения традиции» не просто ошибочно, а катастрофически ошибочно. Поскольку на самом деле секс за деньги - это «традиция» и есть.)

Впрочем, понятно, что вопрос связи «цены труда» и сексуальности так же следует рассматривать отдельно. Тут же, завершая вышесказанное, можно только еще раз отметить, что этот момент показывает: с «ритуализацией, как следствием демонстрации», присущей классовому обществу, оказываются связаны практически все «привычные» нам стороны жизни. И непривычные тоже. А значит, «общество дорогого труда» является обществом, совершенно неожиданным даже для современного человека.

Но об этом, понятное дело, будет сказано несколько позднее…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив