Миф о гонениях, ч.46

anchoret — 27.10.2023 Насилие на словах и на деле

Что касается циркумцеллионов, то главная проблема с ними не в том, что они убивали себя, а в том, что они убивали других. Они заходили в православные храмы и нападали на прихожан во время богослужения. Они забивали до смерти своих собратьев-христиан. А иных они ставили перед выбором – убить их, циркумцеллионов, или быть убитыми самим. Они думали таким образом стать мучениками и вознестись прямо на небеса. И ведь предполагается, что христианские мученики – это пацифисты, которые безропотно принимают свою судьбу без сопротивления или насилия. Характеризовать пассивность христианских мучеников как их фундаментальное отличие от мучеников ислама стало особенно принято после теракта 11 сентября. Можно, конечно, отмахнуться от проблемы циркумцеллионов как от досадного недоразумения. Ведь они даже не ортодоксы, разве можно видеть в них пример христианского мученичества?

Однако есть другие примеры. Нечто подобное рассказывается в коптском тексте под названием «Мученичество Шенуфе и его братьев». В этой истории молодой солдат-христианин по имени Евсевий хватается за меч в зале суда. Естественно, римские солдаты убивают Евсевия в целях самообороны. Состояние Евсевия, выражаясь современным языком, было бы классифицировано как невменяемость, а поступок, возможно, как попытка теракта, но автор текста изображает его мучеником.

В мученических житиях не так много случаев, где христиане вступали бы в активное физическое противоборство. Более распространены не поступки, а риторика, связанная с борьбой и противостоянием. В ней христиане представляют себя ведущими войну против сатаны и его слуг, которые активно стремятся овладеть ими. Например, Перпетуя описывает бывшее ей в тюрьме видение, где она превращается в мужчину и сражается на арене с египтянином, в образе которого представлен сам дьявол. Это, можно сказать, просто грёзы. Но это грёзы о схватке и насилии.
Образ войны с дьяволом есть и в других житиях. В заключении «Деяний Абитинских мучеников» IV века сказано: «Здесь заканчивается одна битва великой войны; здесь дьявол побеждён; здесь радуются мученики Христа»; и далее отмечается, что «сатана повержен множеством мучеников в славнейшей из битв; так много их, кто победил его».

А вот что мы видим в «Лионских мучениках». Там дьявол представлен действующим лицом происходящих в Галлии событий. Он не наблюдает со стороны, а лично руководит пытками и казнями, пытаясь завладеть телами мучеников. Тело мученика Санкта становится местом битвы между добром и злом, между Христом и сатаной. Когда Санкта изувечили пытками до неузнаваемости, рассказчик отмечает:

"Тело было свидетелем случившегося, полностью став раной и язвой, скорчившееся, потерявшее человеческий облик, но Христос, страждущий в нем, исполнился славы, оставив без дела врага и показав примером Санкта остальным, что нет ничего страшного там, где [есть] любовь к Отцу, и нет никакой боли там, где [есть] слава Христова."

После Санкта рассказывается о пытках хрупкой Библиады, которая перед тем успела со страху отречься от своих убеждений. Но дьявол словно бы решил пересдать карты. Он посчитал Библиаду малодушной и решил, что под пытками она проклянёт Христа и усугубит грех отречения богохульством. Но пытки только пробуждают её, словно бы ото сна; она приходит в себя, отрицает клевету на христиан и исповедует себя одной из них. Дьявол посрамлён, а Библиада спасена.

Кульминацией битвы с дьяволом становится появление на арене Бландины. Её распростёрли на столбе, как на кресте, что воодушевляет собратьев-мучеников, которые видят в её образе самого распятого Спасителя. Стойкость Бландины находит своё выражение в риторике победы и триумфа:
Она сохранилась для другого соревнования, чтобы, одержав победу во многих состязаниях, сделать неотвратимым осуждение лукавого змея. Да воодушевит братьев она – маленькая, слабосильная и ничтожная, – принявшая великого непобедимого атлета Христа, которая во многих схватках победила противника и за это получила венок бессмертия!

Триумф Бландины совершается одновременно на личном и вселенском уровнях. Будучи ничем не примечательной рабыней – «маленькой, слабосильной и ничтожной», она возглавила группу мучеников, состоящую из римских граждан, рабовладельцев, образованных ораторов и солдат. Это на арене. Но её победа простирается гораздо дальше. Упоминание о «лукавом змее» отсылает нас к книге Бытия и приравнивает дьявола к змею-искусителю из Эдемского сада. Автор считает Бландину участницей вселенской драмы, охватывающей всю мировую историю. Его посыл заключается в том, что в мировой битве со злом мученики встали рядом со Христом. Если римляне думали, что провели обычную казнь, то они ошибались. На самом деле через них был побеждён сам враг человеческого спасения.

С одной стороны, автора можно понять: речь идёт о человеческих жизнях, мученики действительно погибнут, и слова о смертельной схватке не являются преувеличением. С другой стороны, автор не просто ассоциирует римлян с сатаной, но отождествляет их настолько, что полностью исключает участие людей в происходящих событиях. Одни действующие лица исполнены духом Христовым, другие одержимы дьяволом. Судьи, палачи и толпа оказываются дегуманизированы. Орудует сверхъестественная злая сила, а люди – только слепой инструмент в дьявольских лапах.

Несложно понять, почему картина подана в подобном ключе. Рассказу о жестоких пытках и казнях нужно было дать такое богословское толкование, которое вдохновило бы христиан, указало им цель и придало бы смысл их страданиям. Христианская апокалиптическая литература, начиная с Откровения, полна объяснений того же рода. Согласно им, христиане участвуют в последней вселенской битве добра со злом. Бог на их стороне, сатана – против. От их победы зависит конечная судьба мира. Только вот концепция эта появилась, когда христиане чувствовали себя социальными маргиналами, испытывающими давление государственного аппарата.

Но если концепция взята на вооружение в обществе, где христиане больше не являются аутсайдерами, то возникает проблема. Подобное мировоззрение способно узаконить все виды насилия, если его носители обладают полнотой военной, политической и финансовой власти для принятия мер против своих врагов – «слепых орудий дьявола». Стоит только навесить ярлык зла на группу, идею или человека, как против них сразу можно применять любые меры, вплоть до тех же пыток, тюремного заключения и казней. Это вполне естественно, коль скоро навешанный ярлык говорит о фактической одержимости дьяволом. Тогда образ противника расчеловечивается, приобретает демонические черты и больше не заслуживает ни сострадания, ни прощения, понимания или сопереживания. Никто не станет требовать человеческого обхождения с демонами. Так или иначе, раннехристианские мученические истории сформировали менталитет последующих поколений таким образом, что как только некая группа заявляет о своих преследованиях, она явно или неявно даёт понять, что её гонители действуют по дьявольскому наущению.

Яркой иллюстрацией тому служит история крестовых походов. В 1095 году папа Урбан II призвал христиан к войне против турок, пообещав отпустить грехи всем её участникам. На тот момент Иерусалим уже веками принадлежал мусульманам. Христиане ответили на папский призыв и положили начало серии религиозных войн, которые тянулись до XIII века. Между тем, мотивация крестоносцев была не так односложна. Многие задаются вопросом, чего там было больше – благочестивого желания освободить Святой город, или стремления к связанным с войной финансовым и политическим выгодам. Конечно, следует попытаться понять мотивы крестоносцев на их собственных условиях и рассмотреть обоснованность их мнения, что они отвечали на агрессию. Но даже если мы это сделаем, то независимо от их мотивов, продиктованных чувством поруганной справедливости, невозможно отрицать, что крестоносцы совершали ужасные акты насилия. Например, сохранились жалобы евреев, относящиеся ко времени Первого крестового похода: там крестоносцы принуждали евреев к обращению в христианство, и если те отказывались, то их убивали или доводили до самоубийства.

Отсюда может показаться странным, что европейцы рассматривали крестовые походы как возможность для мученичества. Папа Урбан II заявил в своей речи в Клермоне в 1095 году, что новая война «содержит славную награду мученичества». Мучениками он назвал не только павших в бою, но и христиан, которые в плену отказались от вероотступничества. Вроде бы логично, только нужно помнить, что в плен они попали, когда сами атаковали иноверцев. Более того, крестоносцы предлагали евреям точно такой же выбор – обратиться в христианство или умереть. Хотя сами себя они считали обороняющейся стороной (как бы мы ни интерпретировали военные кампании в Леванте), обращение с евреями в Рейнской области никак нельзя назвать «оборонительным». То, что христиане оказались способны рассматривать свои действия от боевых походов до погромов, как священную войну и мученичество, показывает опасность такого мировоззрения. Оно опасно в первую очередь для его носителей, которые могут не осознавать своей истинной роли в конфликте. Мы можем ощущать себя мучениками, а на деле оказаться крестоносцами.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив