«Мы слишком устали для бунта»
novayagazeta — 28.06.2020 Учителя — о том, как из них сделали рабов.Голосование по поправкам в Конституцию идет полным ходом. Еще до его начала учителя массово жаловались на то, что работодатели принуждают их регистрироваться для электронного голосования или прикрепляться к конкретным участкам. Однако почти все, кто согласился поговорить об этом с «Новой газетой» и прислал скриншоты, подтверждающие факт принуждения, попросили не называть их имен и номеров школ. Чего они боятся? Почему не сопротивляются? Об этом рассказывают московские учителя. Все они уже ушли из тех школ, о которых рассказывают — кто-то в другие учебные заведения, кто-то в никуда.
Работа на выборах
Оксана, учитель обществознания:
— Я работала в школах в Москве и в Подмосковье. Везде учителей продавливают на выборы. В подмосковной школе перед президентскими выборами пришлось писать справку: где, на каком участке будут голосовать все члены семьи. Давление очень серьезное. А между собой учителя обсуждают, как будут делать план по выборам.
Те коллеги, которые работают в избирательных комиссиях, получают должности, повышенные коэффициенты и снисхождение начальства. Например, могут уйти в отпуск посреди учебного года. В этой системе есть не только страх, но и частные интересы тех, кто учит детей добру и справедливости. Думаю, что дальше будет еще жестче. В каждой школе, по крайней мере в которых я побывала, есть группа организаторов всевозможных мероприятий — от олимпиад до выборов, — это вообще белая кость. Так что учителя — люди очень разные. Успехов, по моим наблюдениям, добиваются те, кто вписался во властную вертикаль и служит ретранслятором сигналов сверху.
Анна, воспитатель:
— Я только пришла в одну из школ, когда начались выборы. Я спрашивала у коллег, будут ли нас привлекать. Они сказали — нет, живи спокойно.
Оказалось, у них там есть свой круг учителей-старожилов, которые на этих выборах всегда работают. И очень хотят на них работать.
Новых сотрудников к выборам не привлекают: они могут задавать вопросы. А старые — уже проверенные, они могут сделать все, что нужно. Директор школы — член партии «Единая Россия». Кстати, этот же круг сотрудников — они и в школе передовики, они же получают разные привилегии.
Как довести
Ольга, учитель русского языка и литературы:
— Учителя не так легко уволить, но легко сделать его жизнь невыносимой, чтобы он уволился по собственному желанию. Можно оставить учителю голую ставку без надбавок: если меня сейчас взять на мои 25 часов и не дать больше ничего, я буду получать совсем немного даже при моей первой категории. Мне, кстати, можно не дать высшую категорию. Можно не дать часов: нет, мы тебя не увольняем, просто ты не будешь вести уроки.
Был случай, когда у нас историка, для которого не нашлось часов, сослали в детский сад нашего же комплекса: обучать истории малышей. Она уволилась.
В огромном комплексе на одной площадке могут быть профильные классы с отобранными детьми, а на другой — все остальные, которых больше никуда не взяли. Могут поставить на такой класс — что бейся там, как рыба об лед.
Анна, воспитатель:
— Если ты по профессии кассир супермаркета, то можешь пойти работать в другую сеть. Но если ты учитель, тебя могут уволить по такой статье, что ты уже никогда не устроишься работать по специальности. Если ты попадаешь в черный список — ни один директор тебя не возьмет на работу.
Учителя легко замучить. В школе на востоке Москвы, где я работала, примерно половина учеников были выходцами из бывших советских республик.
В этих классах дети сбиваются в банды, отказываются работать, унижают учителей,
и если учителя ставят на такой класс, то ему приходится очень трудно. Есть учителя, которых эти дети уважают, но это уважение надо еще заслужить.
Александра, учитель иностранного языка:
— После того как школы обязали отчитываться о высоких зарплатах, они стали сокращать совместителей и учителей с небольшой нагрузкой. Когда первая волна учителей из школ ушла, оказалось, что идти особо некуда: репетиторов на рынке стало много. И преподаватели русского и математики, пока существует обязательный ЕГЭ, всегда найдут себе работу, но с другими дисциплинами все не так очевидно.
Марина, учитель информатики:
— Можно сделать учителю такое расписание, что у него один урок будет на первом этаже, второй на третьем, потом опять на первом — и опять на третьем, рано или поздно он устанет так прыгать. Можно поделить три класса так, что в одном окажутся самые способные, а в другом самые подвижные. Естественно, у того учителя, который возьмет «способный» класс, всегда будут лучшие учебные показатели, а второй будет мучиться с «подвижным». Учителя можно заставить работать в летнем лагере, это каждый день по шесть часов. А на следующий год поставить его на ЕГЭ и ОГЭ, пусть у него опять никакого отдыха летом не будет.
Зарплаты назначает администрация, поэтому никто не знает: кому, какие и за что. Не нравится — уходи.
Очень много учителей берут из других городов. У нас их полшколы, они вообще боятся лишнее слово сказать.
В их родных местах школ не очень много, дверью лишний раз не хлопнешь. Здесь они на птичьих правах, у них часто проблемы с регистрацией, с устройством детей в садик. У одной такой учительницы ребенка даже в сад нашего комплекса не взяли.
Оксана, учитель обществознания:
— Мое начальство читает «Новую газету», так что у меня есть выбор: остаться еще работать (и поэтому помолчать) или остаться без зарплаты. Цена вопроса — 75 тысяч в месяц в условиях безработицы.
Эффективные менеджеры
Ксения, преподаватель дополнительного образования:
— У нас в середине года появился новый директор — молодая женщина из «Единой России». Сразу уволила половину отдела кадров, уволился завхоз, начали пересматривать дополнительные соглашения. Уволились руководители профилей, уволился завуч. Я разговаривала с директором, ей неинтересно слушать про детей и педагогические идеи, ей интересно про финансы. Это люди другой культуры, они даже не понимают, чем мы занимаемся. Зато хорошо отслеживают расходы: у нас теперь бумагу для принтера выдают учителям под роспись.
Алина, завуч:
— К нам в школу эффективные менеджеры пришли целой командой, и с ними стало очень сложно договариваться. У них нет видения школы как школы для детей, для родителей, для людей. У нас с этой командой несовпадение на уровне ценностей: мы с ними не находимся в зоне диалога, дети им неинтересны. Они рушат все, что мы создали. Они не хотят знать, как у нас было раньше и почему. Они приходят в чужой монастырь со своим уставом, а я не хочу работать по их уставу. Я просто не хочу нести за их решения ответственность (вплоть до уголовной).
Наша школа всегда отличалась.
Люди никогда не ходили строем смотреть селекторные совещания Департамента образования, а тут началось: хождение строем, выполнение регламента. Я уволилась.
Александра:
— Я совместитель, вела в школе спецкурс. Недавно мне предложили уволиться, потому что школа должна показывать высокие зарплаты. Все это началось с приходом в образование молодых эффективных менеджеров, которые ничего не понимают в педагогике, а заняты только подсчетом денег. Климат в школе ухудшился: они стали разговаривать по-хамски и прямым текстом говорить учителям: если тебе не нравятся условия — вали.
Все знали, что я работаю за копейки, но это была моя позиция: в школе должны быть ученые, детей надо учить делать исследования, вести научные проекты. Результатом моей работы были не только достижения учеников. Мне удавалось вытаскивать детей из сложных жизненных ситуаций, сохранять с ними человеческую связь, когда они, например, уходили из дома, то есть была отдача от этой работы. Но мы оказались в ситуации счетчика: проекты, которые я вела, все закрыты. А научной работой школьников руководит библиотекарь, который не хочет, не любит, не умеет это делать, но на него навесили эту обязанность, чтобы добрать обязанностей до полной ставки.
Марина:
— Когда я пришла в эту школу, думала: как здорово, как мне тут нравится, просто с предыдущей школой, наверное, не повезло. А через два-три года директору поставили новых, «нужных» замов, молодых амбициозных мужчин около 30 лет, которых поперли с прежних мест работы, один даже раньше был директором.
Чтобы сейчас стать директором школы в Москве, надо быть тридцатилетним мужчиной и прослушать специальный учебный курс.
А детей можно совсем не видеть: если ты в студенчестве вел кружок, этого хватит.
С их приходом начались бесконечные совещания ни о чем. А ничего, что люди уже по шесть уроков провели, и им еще проверять тетради и готовиться к урокам? Например, у меня два пятых и два шестых класса. Я по регламенту должна каждый день проверять у них тетради. Это 120 тетрадей в день.
Большой Брат
Марина:
— Я написала у себя на страничке в соцсети, что у сына в школе проблемы с электронным дневником. Через два дня подзывает замдиректора: ты это писала? Ты поаккуратнее пиши, нам на следующий день из Департамента образования звонили, выясняли, есть ли у нас такой учитель. Я так думаю: они боялись, вдруг их кто-то специально компрометирует. Нет, мне ничего за это не было, просто поставила на уши всю школу.
Александра:
— Я написала у себя в фейсбуке о желании уволиться, так мне тут же позвонила завуч с криком, что я позорю школу.
«Твоим временем никто не дорожит»
Ольга:
— Директору сверху дают указание выгнать всех учителей на субботник в выходной день. Он дает указание, а дальше завучи смотрят на нас щенячьими глазами и говорят: ну пожалуйста, ну придите кто-нибудь.
Это те завучи, которые нас прикрывали от всяких глупостей. Мы как-нибудь договариваемся друг с другом и идем: придут, но не все, или придут, но ненадолго. Сфотографируются для отчета и уйдут. При нормальном среднем звене администрации жить можно. Пока они были, мы жили нормально. А когда начальство начинает транслировать сверху — все, приходится уходить.
Марина:
— Много учителей попало под сокращение, убрали совместителей, убрали тех, у кого было мало часов, убрали второй язык как нерентабельный: надо показывать высокие зарплаты. Мы ушли в июле в отпуск — никто еще ничего не знал, в августе вернулись, а многих коллег уже нет. Уволили соцработника, двух психологов из трех, физичку пенсионного возраста перевели в другое здание лаборантом. У учителей теперь по тридцать часов в неделю — не потому, что они хотят, а потому, что им ставят такие условия.
Я старалась не брать больше 12–14 часов в неделю, чтобы успевать со всем справляться и получать удовольствие. Потом меня стали ставить на замены, а в мои методические дни постоянно вызывать на работу: то везти детей на олимпиаду, то посидеть на диагностике. Все это, естественно, не оплачивается. Работаешь пять дней в неделю, получаешь за три. В результате я вообще отказалась от методических дней, иначе их забивали неоплачиваемой работой.
|
</> |