«Мы сделали это сами». Как россияне теряли свою страну. Пошаговая инструкция.

avit_al — 03.04.2022

Многие задумываются – а как же вообще могло произойти? Почему строки Мандельштама «мы живём, под собою не чуя страны» - теперь про нас и наше время? Да, это сделали мы сами, и я расскажу, как мы сами это сделали

1. В 2000 году в России был заключен негласный, подразумеваемый общественный договор. Суть его сводится к фразе «права в обмен на безопасность и стабильность». Я отлично помню 1-е выборы Путина в марте 2000, 22 года назад. Это были мои 1-е выборы, осенью исполнилось 18 лет. На избирательном участке царил непривычный ажиотаж, казалось, старая деревянная лестница сейчас обрушится. Избиратели и не скрывали – они пришли голосовать за Путина, потому что «наконец-то порядок наведет». В нашей семье было принято голосовать за Явлинского и либеральные партии, поэтому мой выбор был другим, как и всегда. Идея отказа от либерально-демократической «ширмы» во имя восстановления суверенитета, вертикали власти и дальнейшей стабилизации тогда прямо витала в воздухе. Либеральные журналисты молили о явлении «русского Пиночета» или хотя бы «русского Ро Де У» - авторитарного лидера, перетащившего Южную Корею из развивающихся – в развитые. Правда, весьма жёсткими мерами. Но россияне именно этого хотели.

2. Гипертрофированная экономическая зависимость граждан от государства и неуклонное расширение госсектора экономики. Все эти годы 21 века в России идёт неумолимая борьба с частным бизнесом. Оно и понятно – чем больше зависимых от государства, а не от самих себя, тем удобнее зависимыми гражданами управлять. Слой самостоятельно обеспечивающих себя да еще создающих новые рабочие места людей был приговорён с самого начала. Государство должно было стать основным источником благ. Доля питаемых из бюджетов разных уровней теперь критически высока. Это не только чиновники, силовики, социальная сфера и все те, кого в обиходе называют «бюджетниками». Это многомиллионная «армия» МУПов, сотрудников оборонных предприятий и т.д. В селах и малых городах преобладают именно «бюджетники».

3. Негласный отказ от выборности власти – тут всё понятно, власти оказалось проще осуществить массовое принуждение к «нужному» результату голосования всех зависимых от неё граждан, и, раз они составляют половину или более от всех избирателей, исход выборов запрограммирован заранее. Власть становится по факту несменяемой, хотя чисто теоретически возможность не выбрать её сохраняется.

4. Но и явного массового запроса на сменяемость власти в обществе не наблюдалось, отчасти из-за того, что развитие гражданского общества у нас проходило в узком неполитическом «коридоре». Гражданское общество в России складывалось в самоорганизации по вопросам скорее практическим, хозяйственным – ЖКХ, городская среда, история, культура, экология, зоощащита. Но меньше это гражданское общество проявляло себя в сфере защиты прав человека, в политике. Причем эта тенденция была заметна еще до развёртывания массовых политических репрессий, когда еще были возможности свободно высказывать свои мнения, организоваться. Люди осознанно уводили свою гражданскую активность в разрешенное, безопасное русло. Более того, старались найти нишу, где интересы общества и государства пересеклись – скажем, поддержку получило движение поисковиков, влившееся в систему военно-патриотического воспитания молодёжи. Хотя начиналось оно отнюдь не по инициативе сверху. Как и ряд иных, позже присвоенных государством – «Бессмертный полк», например. В принципе, ничего нового – после свёртывания великих реформ Александра II молодёжь ушла в теорию «мелких дел», считая, что земские школы и больницы — пока важнее и нужнее политических свобод, с которыми большинство всё равно не знает, что делать. А так хоть какие-то изменения.

5. Связано это, видимо, еще и демографической пропастью, в которую Россия попала после неоправданных человеческих потерь всего 20 века, после отрицательного отбора при советской власти, когда первыми уничтожались именно носители пассионарных качеств. Сокращение населения – это не только удар по экономике, зависимость от мигрантов, замещение коренных народов пришлыми и угроза существования. Это еще и осознание того, что россиян остается всё меньше и меньше, из-за чего опасно допустить новую революцию, новую гражданскую войну и новые их жертвы. Нехватка людей вынуждает отказаться от любых насильственных сценариев – все прекрасно понимают, что нового 1917 года Россия не переживёт. И так же демографическая яма предопределила отсутствие реальной оппозиции в России, потому что «настоящих буйных мало», а оппозиционные деятели из 1990-х отлично научились имитировать политику.

6. Острый конфликт РФ с США и ЕС в борьбе за мировое лидерство привёл к странной ситуации, когда условный Запад 22 года твердит о подготовке революции в РФ, но отнюдь не желает, чтобы такая революция произошла на самом деле. Прежде всего, авторитарная РФ – удобное пугало для объединения перед обще угрозой, накачивания военных бюджетов, информационных кампаний и ритуальных камланий с российской оппозицией, что «Запад с вами». Но если действительно что-либо хотели бы сделать – давно б сделали. Значит, революция в РФ не может быть инспирирована извне, она может произойти только как внутренняя реакция на действительно революционную ситуацию внутри страны. Причина, по которой революции извне не будет – проста: опасения, что события могут пойти по непредсказуемой траектории, перевешивают далеко не очевидные плюсы от «утра свободной России».

7. 22 года относительно лёгкой эмиграции из РФ привели к тому, что огромное количество людей, понимавших, что им становится трудно дышать – разъехались по всему свету. Страх чужбины, страх застрять в эмиграции на всю оставшуюся жизнь, незнание иностранных языков, боязнь утратить понимание исторической Родины, потерять родственные дружественные связи с Россией – сейчас не останавливает. Русское зарубежье 21 века разительно отличается от того, что было в 19 и 20вв. Белая эмиграция полностью отрывалась от России, не имела доступа к объективной информации о жизни СССР, переписка с родственниками в 1930-е стала практически невозможной. Эмигранты 20 века вынуждены были уезжать в никуда и навсегда. Теперь всё гораздо проще, ни о каком полном разрыве с Россией речи нет – если, конечно, человек сам того не возжелал и не стал сжигать все мосты. Кто хочет – тот вполне может составить себе объективную картину происходящего. Массовым стало и хорошее знание международных языков, что, скажем, еще лет 15 назад многих заставляло вариант с эмиграцией даже не рассматривать. Государство это новый исход только подстёгивало.

8. Усвоение обществом канонов официальной пропаганды на подсознательном уровне. Скажу, видимо, ересь, но при всей шаблонности, вторичности и низком профессионализме официальной пропаганды в РФ она влияет даже на тех, кто её избегает. Через подсознание, через массовые страхи, устоявшиеся клише. Кроме того, я писала в 2014-15, что срок действия пропаганды ограничен, из-за чего её воздействие начнёт постепенно снижаться. Отчасти это так, в 2016 тема Украины перестает доминировать в повестке СМИ, но действие информационных уколов теперь основано на том, что оно растяжимо, идёт на протяжении почти 9 лет, с осени 2013, большими блоками, которые почти не прерываются. Постоянные информационные удары дезориентируют, отсекают критическое мышление, ибо они состоят из вещей фантастических, невероятных, обыгрывающих сюжеты массовой западной культуры. Недаром же Соловьёв и Симоньян учились этому в США. Но самое страшное не это, а то, что инфоудары создали искаженное информационное поле, в котором живут даже те, кто и не включает тв. Всё равно образы и установки доходят до подсознания и самая невероятная вещь в «новой нормальности» становится возможной.

Сохранено