Междуморье

werewolf0001 — 26.09.2019 Прочитал Земовита Щерека "Междуморье". За один вечер.
Россию он приложил знатно - но никакую страну он не приложил так сильно как родную Польшу.
Страшное и достоверное знание от путешественника о вечной восточноевропейской трагедии...


Я снова поехал в Лихень . Ехал я между неработающих ларьков с трубочками с кремом и освященными медальонами. Припарковался на огромной, пустой стоянке, которую охраняли уродливые гипсовые ангелы.
Кофе я купил в магазине, в котором продавали еще и фигуры святых, Иисусов и Марий. У Иисусов и Марий были печальные глаза и ценники, прицепленные на шеях, так что выглядели они словно рабы на рынке. А потом вышел, остановился перед собором с кофе, обжигающим мне пальцы, и просто пялился. Ну да, баран на новые ворота, именно так. Не мог я оторвать взгляда от этого варварского громадья и жестяного сияния позолоченных куполов. Вот вроде бы – польская Церковь – это Церковь латинская, вроде бы как Польша принадлежит старой и рафинированной цивилизации Запада, цивилизации умеренности и тонкости, но, как до чего доходит, так никто уже в эту тонкость и не верит. Каждый прекрасно знает, что блеск и громадье срабатывают лучше всего.
На фоне пели деревенские петухи. Я стоял у подножия собора и глядел на громадные фигуры над входом: у Богоматери было несколько запавшее лицо, зато из нее струилась такая сила, что пригибала к земле святых, стоящих по обеим от нее сторонам. Пястовский орел на башенке был похож на распятого. В средине же все истекало золотом, било в глаза сиянием, китчем, уродливыми, зато помпезными картинами. Ангелы с крыльями, сформованными под топор, выглядели словно армия красивых эльфов клонов, которая, не моргнув глазом, затопчет все злое, гадкое, мордорское. И уродливое – но уродливое таким себе обычным, не блестящим уродством. У стульев в рядах были спинки с резными гусарскими крыльями, и когда верующие на эти стулья садятся, они выглядят словно гусарские отряды.
Все это как то ассоциировалось у меня с Межигорьем Януковича. Точно такой же дешевый вкус, точно такая же потребность в варварском великолепии. Чтобы глядящий на все это сам валился на колени.
У меня случилась какая то странная, лихеньская мания. Возвращаюсь сюда уже третий или четвертый раз. Собор выглядел словно небесный НЛО, прибывший в Польшу прямиком из рая типа "под богато", который искушает золотыми хронометрами, новейшими моделями BMW из салона на первом уровне Райской Торговой Галереи, драгоценностями Блысковски и вообще – шиком. С неба, что выглядит как вековечный спа курорт в престижном местечке, выкупленном за взятку у Небесного Национального Парка, где золотые рыбки скусывают сошедшую земную оболочку. Это вам не банальное, общегражданское, республиканское небо, где все пользуются вековечностью скромненько, почтенно, в белых простынках и босиком, но такое небо, где все олигархи, богачи, краснокаблучники , принцы, магнаты или – по крайней мере – владельцы сети соляриев.
Сказать не могу, данный НЛО в окружение вписывался. Потому что свой золотой купол он вздымал среди всех этих домов и крыш самой различной формы и стоимости, а вокруг купола собирались в кучу все те вывески, что розовыми, желтыми, красными буквами вопили, что, мол, ремонт глушителей и новые шины, что мороженное в кредит и кредиты на мороженное. И повсюду кичился новый польский асфальт, уложенный на деньги ЕС, черный и жирный, словно свеженький пирожок с маковой начинкой. Асфальт, который еще не успел потрескаться, пойти пузырями и разлезться. Хотя нечего опасаться, еще успеет.
Каждый, кто следит за польским хаосом, прекрасно знает, что в этом безумии имеется своя метода. Что этот хаос внутренне связан. Что – да – вращается он вокруг черной дыры у себя внутри, но только и ждет, чтобы выдать из себя чего нибудь архипольское. И выдал – Лихень. Я не могу представить подобный собор, допустим, в Будапеште, Берлине или хотя бы в Праге, зато он спокойнехонько мог стоять в грузинском Батуми или в македонском Скопье, в городах, гораздо более интересных, чем Берлин, Будапешт или Прага, поскольку, подобно Польше, они объединяют в себе крупнейшие из всех возможных стремления и видения с варварством, неумеренностью и искривленностью.
Варварский хаос – это польская форма, которую мы не замечаем, потому что выталкиваем ее из памяти. Потому что мы стыдимся ее, ибо нам хотелось бы быть другими. Нам хотелось бы быть Западом, но не тем, реальным, который нас в очередной раз предал. Польша взбунтовалась против Запада, поскольку тот оказался чем то иным, чем должен был быть. Золотые, сияющие неоны превратились в банальные рекламы Rossmann и Lidl. Доджна была стать страна богатства, а вышла – страна левацтва. Должны были быть задницы с разворотов "Плейбоя", в быстрых тачках, а пришли драчки феминисток, что слово "задница" женщину оскорбляет, плюс нагоняй от зеленых, что быстрые тачки отравляют атмосферу. Не говоря уже о том, что "Плейбой" покончил печатать наготу.
И эх, поляки, да мы тут у себя получше Запад устроим, только подождите. И сделаем то же самое, что и всегда: возьмем от вас только то, что хотим, а не то, чем вы нас кормите. Съедим ваше мясо, а салатик оставим. И выставим то, что от вас возьмем, так, чтобы оно нам, а не вам нравилось. Лучше всего: на кучу, чтобы была большой. Возьмем от вас, по пански, фонды ЕС, те или иные технологические know how, германские автомобили, французские сыры, шведскую мебель, сверху присыплем республиканской фикцией, чтобы не получилось так, будто бы мы такие большие хамы, что без трусов по улицам ходим, ведь и у нас республика, да что там – Жечьпосполита , а потом скажем Западу: дал, фраер, так что теперь собирай. Огонь костра уж догасает . Здесь тебя никто не любит. А свои цацки оставь здесь, на месте.
Я шел на Голгофу. Думаю, что все туда должны пойти. И я не стебусь. Анджей Стасюк писал, что приехал в Лихень насмехаться и стебаться, но это быстро прошло, и он был прав: здесь не над чем насмехаться, сюда необходимо приехать, чтобы понять Польшу. Не то, чтобы сразу молиться, но чтобы увидеть, что так долго в качестве "настоящих европейцев" мы выталкивали из собственного подсознания. Чтобы увидать, кто мы такие.
Лихеньская Голгофа для польской формы это то же самое, что и эстетика Dia de los Muertos в Мексике или же ярко раскрашенные Богоматери по всей Южной Америке. Или городские легенды в Штатах, или интерьер чешских пивных. Это отражение народной души, нечто, исходящее из нутра польского народа. Это, а еще, возможно, disco polo . Сон, который мы сами про себя видим...

...
Поезд из Кракова в Варшаву был наполнен молодыми людьми, которые ехали на Марш Независимости. На последнем вагоне бело красный флаг. Я осматривал футболки и блузы с надписями типа "урожденные патриоты" или "проклятые солдаты" и размышлял над тем, это же какие бабки должны крутиться в этом бизнесе. Вот уже несколько лет патриотизм в моде, ежеминутно выходят новые коллекции тряпок: то блуза с бело красной повязкой на рукаве, чтобы не нужно было ее надевать; то майки, изображающие гусарский панцирь. Здесь, в поезде, проходило самое настоящее ревю патриотической моды.
В вагоне ресторане сидели коротко стриженные ребята. Они пили пиво, чокались бутылками и провозглашали тост на столь же модном, как и патриотизм, венгерском языке: egészégedre! (Ваше здоровье – венгр.). Они рассуждали о том, как в этом году будет выглядеть полицейская провокация.
Лишь бы только нас не заперли на мосту как в последний раз, говорили они.
Я выпил кофе и перешел в свое купе. Тут тоже сидели молодые патриоты. Никакие не скинхеды или потенциальные "задымяры" – самые обычные "нормалы", на глаз, в возрасте выпускников лицеев. Два парня и девушка. Выглядели они так, словно разрешение на поездку должны были спрашивать у родителей. Наверняка пообещали, что ни в какие драки впутываться не станут. Очень вежливые, говорили "пожалуйста", "спасибо" и "извините". У одного на футболке была надпись "вера, надежда, любовь", у второго было рисованное изображение волка под надписью "проклятые солдаты", на девушке были розовые адидасы. Парень с волком решал панорамный кроссворд, тот, что с "верой, надеждой, любовью" вместе с девушкой слушал музыку на mp3 проигрывателе: себе в ухо он вставил один наушник, второй дал ей. Так что это не были никакие стереотипные, злые, агрессивные националисты. В моем купе ехала обычная польская нормальность. Может, новая, а может, и нет.
Тогда я начал размышлять над собственной ненормальностью. Над тем, что реальность, быть может, поменялась гораздо сильнее, чем мне до сих пор казалось. И что сейчас я уже во все не врубаюсь. Женщина справа от меня читала ксендза Твардовского, а мужчина слева от меня – журнал "До Жечи" (К делу – пол.).
Я закончил Покорность Уэльбека и сунул книгу в рюкзак. Потом закрыл глаза и попытался заснуть. При этом слушал, что говорит патриотическая детвора. Этот марш их несколько возбуждал. Это был их первый в жизни марш.
Опять же, до сих пор они никогда не были в Варшаве. За Западным вокзалом подошли к окну. – Глянь, а это, похоже, тот самый знаменитый Дворец Культуры, размышляли они. – Такой небоскреб, который старше всех остальных…
Все сильнее я чувствовал, что мой контакт с действительностью слабеет.
Праздник, и потому почти все лавки в подземной части вокзала были закрыты, но на двери магазина с патриотической одеждой висела крупная надпись "ОТКРЫТО".
Как только я вышел на площадь Дефиляд (Парадов – пол.), то услышал взрывы. Это рвались петарды, то тут, то там палили файеры. На самой площади и на закрытых Иерусалимских Аллеях собирались группки. Большинство надело темные куртки. Нельзя сказать, что были сплошные скинхедовские "flyers", но было их прилично. Скиновский стиль преобладал. То ли скинхедовский, то ли романтический борца за независимость: длинный плащ, под него глянцевые сапоги, на руке повязка. Но очень много и обыкновенных гопников с характерным презрением и пренебрежением в глазах.
Я шел среди них и слушал, как они вопят, что, мол "ебать пидоров", что "честь и слава героям" и что "Бело красная Польша чемпион". Из одной темы в другую они переходили без малейших проблем. Вероятно, что этого перехода они вообще и не чувствовали. Некоторые разговаривали по телефону. "Я в Варшаве, ну, на том марше. Не, не пизжу, чессслово. Все класс". "Мы стоим на такой огромной площади, нууу, даже не знаю, как тебе описать, вся выложена плиткой". "Да ебать полицию! Алло! Ты меня слышишь? Ебать по ли цию! Алло! Да нет же, курва! Е бать! Ну! Полицию! Успехов!".
Флагов была масса, а среди них были и с топорлом , символом, придуманным междувоенным мистиком Станиславом Шукальским, утверждавшим, будто бы польский язык – самый древний из всех языков на свете, а Вавилон – это всего лишь наше родимое "бабье лоно". На рукояти размещались стилизованные свастики или же – как их в этих кругах называют – "сваржице". "Солярный арийский символ".
Откуда то издалека был слышен усиленный мегафоном голос, кричащий: "Ебать Европейский Союз". Кое где, с несколько неуверенными лицами мелькали нормалы и знаменитые патриотические семьи с детьми. Дети держали в ручках флажки и глядели на все громадными, анимешными глазами. У некоторых на груди были бело красные украшения. Многие из них узнавали, что такие украшения котильоны – "фрайерские", потому что их продвигал "Коморуский" . И во всем этом грохоте, неразберихе и разрывах петард спал бездомный. Никто ему не говорил ни единого плохого слова, никто не будил, никто никуда не выгонял.
Я прошел через Маршалковскую и направился в сторону улицы Згода (Согласие – пол.). Здесь, на тылах демонстрации, крутились националисты, выискивающие местечка, где можно спокойно отлить. Особо они и не прятались. Один из них, пуская струю, вопил: "Гордость! Гордость! Национальная гордость!".
Я шел, глядел на это все и с радостью в сердце размышлял о статье Яцека Карновского в "Политике", которую читал днем раньше. В ней Карновский уговаривал президента Дуду не принимать все же участия в Марше Независимости. Почему? Тут Карновский проявлял глубочайшую деликатность, чтобы никого случаем не обидеть. Суть была в том, чтобы президент своим присутствием не делал волнения легитимными, но тут же Яцек прикрывал себе задницу, когда писал, что за большую их часть, вероятно "ответственность несет уходящая власть", ну а задымяр "искусственно поощряют к агрессии", сами же организаторы "никаких инцидентов не желают". Официальный мегафон демонстрации грохотал так, что в животе отдавалось. Мимо прошли какие то почтенные старцы. – А ведь тот его брат был военным судьей, и он провозглашал приговоры… услышал я.
Марш тронулся в сторону моста Понятовского. Люди шли мимо палатки, где можно было купить школьные тетради с героями. Среди всех прочих там имелись Стефан Банах, ротмистр Пилецкий и медведь Войтек . Я не пишу здесь для того, чтобы насмеяться над этим. Это не был пропагандистский набор героев правых политиков.
А в самом хвосте демонстрации шла пара чернокожих журналистов. Я не видел, чтобы кто нибудь к ним цеплялся. Они подсовывали микрофон под нос какому то пожилому мужику с бело красной повязкой на руке. На горизонте передо мной было бело красно от флагов и розово от горящих файеров. Над толпой летал вертолет. Я прибавил скорости и направился в сторону головы демонстрации.
Постепенно толпа делалась все плотнее. Среди бело красных флагов начали появляться зеленые треугольные флажки Всепольской Молодежи с небольшими мечами Храброго (имеется в виду король Болеслав Храбрый, захвативший, к примеру, Киев ). Ракеты падали на газон и взрывались у людей под ногами.
Ну да, было немного родителей с детьми, но выглядели они так, будто сильно жалели, что поверили, будто бы Марш Независимости – это и вправду демонстрация среднего класса, радостный праздник с размахиванием флажками и пением "Ах мой розмарин " . Нет, это не было радостное празднество. Из автомобилей, на которых разместили динамики, доносились охрипшие голоса организаторов: "Кричим громко, чтобы этот сукин сын услыхал нас внизу! Кища а ак! Та ак? В а а ад!". Люди подхватывали: "Ярузель! Та ак? В а а ад!". Репертуарчик был постоянный. "А на деревьях вместо листьев повиснут кучи коммунистов", "бей серпом, бей молотом красную босоту", "ебать ТВН ", ""везде и всюду полицаев ебать будут", "Польша католичеством велика", "ебать ислам не мечетями, а мачете".
Полицейских не было видно. Их патрульные машины стояли под мостом. Охрана порядка демонстрантов не провоцировала. Вниз летели петарды. "Везде и всюду полицию ебать будут", орала толпа. Из машины организаторов доходили робкие призывы, что, возможно, есть смысл полицию не провоцировать. Вместо того, чтобы ебать полицию, предлагали лозунг "независимость не продается", только его как то не подхватывали. Вместо него через мгновение заорало: "Польша католичеством велика".
Здесь же шел Йоббик и работал в качестве амулета. Понятное дело – венгры. Сабля, стакан, патриотизм. Деятели с широкими усмешками орали: "Риá, риá, Хунгариá ", а поляки подхватывали. Все щелкали фотки мобилками, а йоббиковцы улыбались еще шире.
А вот балаклавы носили относительно немногие. Но некоторые впечатление производили. Например, все зеленые, со стилизованной под арабскую вязь надписью "Джихад Легия ". Хлопцев с топорлом и сваржицами я больше не видел. Кто знает, может организаторы у них те флаги забрали и хорошенько дали по шее. Но ненависть кипела и так, даже без славянских свастик. Ебать Туска, ебать Коморовского, ебать ЕС, полицию, евреев, педиков, ислам…
Организаторы делали многое для того, чтобы не началась потасовка. Полиция спряталась под мостом, потому "не провоцировала", словно ей нельзя было стоять на улицах города, который она должна была защищать. Ну совершенно, словно бы защитники порядка поддались пьяному базару типа "иду я с дружбанами, всем остальным – не становиться у нас на пути, а если нам чего не понравится, за себя не ручаемся".
Полицейские на глаза националистам не лезла, так что драки не случилось. Организаторы заявили о полнейшем успехе. Они были счастливы. Это они контролировали ситуацию.
Но одна из главных столичных улиц превратилась в идеологическую сточную канаву, и уже эту сточную канаву не контролировал никто. Или же не видел во всем этом проблемы, ибо сложно предполагать, будто бы организаторам мешали лозунги, призывающие ебать того или иного или заебать вон того. Как будто бы это было нормальным, что призывают к насилию и ненависти.
Националисты не устроили в Варшаве, как каждый год, разборок. Замечательно! Мы очень рады. И забываем, что выкрикиваемое в течение половины дня в самом центре столицы, годилось для привлечения к ответственности на основании уголовного клдекса о призывах к ненависти.
Это немного напоминало анекдот о двух скинах, которые спасли жизнь иммигранту, поскольку решили его не пинать ногами.
Под Национальным Стадионом все красно от файеров. Было уже темно, так что вид производил впечатление. "Гляди, как красиво!" – вздыхали люди и делали фотографии.
Я тоже делал, потому что было таки красиво. Понуро красиво. Это не было радостным праздником. Скорее всего, напоминало антимайдан: точно такие же темные куртки, мрачные лица, униформизация. Вот только энергии во всем этом было больше, чем в маразматическом, втихую заливающемся водкой антимайдане.
Здесь была масса энергии. Но, тем не менее, это было рычание Мордора. И я уже не дивился тому, что если Майдан в российских и проянуковических средствах массовой информации представляли так, как выглядел этот вот Марш Независимости, то в Крыму и на Донбассе после победы майдановцев поставили баррикады. Ибо эта мрачная сила и вправду порождала страх. И если в Украине истерический национализм какой то части Майдана уравновешивался позитивным, про европейским и про демократическим аспектом, здесь этот национализм не уравновешивался уже ничем.
Или практически ничем.
Я не испытывал отвращения ко всей этой массе, ко всей этой толпе. Она меня временами пугала, но я соврал бы, если бы сказал, будто бы испытывал исключительно неприязнь. Понятное дело, я испытывал ее к наиболее агрессивным, наиболее вульгарным, наиболее вырывающимся, к тем, которые навязывали тон. Но не в отношении тех, которые пришли сюда затем, чтобы кричать то, что кричали другие. Я не испытывал ненависти к пешкам, которые повторяли то, что орали ферзи и короли.
Ведь все эти "ебать то или другое" складывались для них в некую наррацию . Простую наррацию, описывающую мир. Объясняющую, почему все так хуево и паршиво, даже если это объяснение мутное, ненавистное и обижающее. И что тут нового, когда люди подключаются к источнику энергии, скрытому в массовости? У меня все тело сводило при мысли, что они выбрали такую шокирующую наррацию, а не друную, но, быть может, все остальные не были написаны языком, который они в состоянии понять.
Или же, который бы их убеждал.
Я не мог испытывать неприязни к детворе из моего купе, ибо то, что для меня было вступлением к чему то зловещему, для них было прозрачным. Ведь не могли они понимать моих предупреждений в отношении нахально заявляемого патриотизма, поскольку их только только формирующийся мир не предполагал того, что в идеях национализма могут дремать какие то демоны.
Ведь им внушают, что нацизм был делом леваков, а никак не националистов. Что это левые демонтируют естественные, народные идеи, поскольку они – это декадентство Европы, что они внедряют извращенные решения, которые должны закончиться дегенерацией всего мира, какие то права геев – а ведь натуральными всегда были дырка и палка; они мечтают о каком то феминизме – а ведь естественно – это тогда, когда мужик охотится, а баба добычу готовит.
Ведь левые – это безмозглые фраеры, впускающие в Европу ислам, а ведь тот самый ислам первым бы всех их геев перебил, а феминисток спрятал за чадрами. И никто, никакая другая контр наррация не в состоянии доступно и просто объяснить им того, что вбивают им в голову националисты. Которые, по причине Павла Кукиза уже прошли в Сейм и будут вбивать дальше. Сильнее и глубже.
Это война! – покрикивали накапливающиеся под Национальным Стадионом люди, и я знал, что в их головах это и вправду война. И если мы будем их только презирать, вместо того, чтобы пытаться понять то, что стоит за их воплями – а ведь это не просто набор, состоящий исключительно из предубеждений и эгоизма, среди них имеются и самые банальные страхи с фобиями, там же и чувство обиды и отверженности – то мы будем эти чувства только укреплять. И помогать тем, которые кричали со сцены, поставленной перед Национальным стадионом.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив