Медицинский клоун, операция и реанимация

gentlemenka — 12.03.2024 Начало здесь

Итак, хорошая новость - есть диагноз.

Первая плохая – это абсцесс почки и непонятно, почему ребенок так хорошо себя чувствует. Вторая плохая – обычно это само не проходит, и антибиотики тоже скорее всего не помогут.

Кратко о том, что такое абсцесс почки. Причина этого явления особо исследована, поскольку оно очень редкое. Очень редкое у взрослых, а у детей так даже очень-очень. Это гнойное воспаление участка почки, которое, если не лечить, приводит к потере почки в случае большого везения, и к сепсису и довольно быстрому летальному исходу – если не очень повезло. На антибиотики оно, как правило, не реагирует, поскольку кровообращение там отсутствует. Но если вовремя прооперировать, то в почке остается небольшой шрам, и на этом всё. Одна из тех болезней, благодаря которым хирурги кажутся нам богами: только что человек был при смерти, а через неделю уже бегает и смеется забыл об этом. Поскольку явление все-таки исключительное, до сих пор каждый новый врач, в руки которому попадает история болезни Тали, выкатывает глаза и спрашивает: Че? Или: Ма? – если врач нерусскоязычный. Мы продолжаем наблюдаться у профессора Ландау, но он уже не сильно нами интересуется и велит приходить раз в год. Мне очень хотелось бы узнать, отчего это случилось. Возможно, от перенесенного за полгода до описываемых событий ковида параллельно с какой-нибудь безобидной инфекцией.

После восхищенного консилиума (врачи любят такое интересненькое не только в кино, оказывается) нас перевели в отделение, где Тали продолжала скакать и верещать, и на всякий случай вкатили следующую порцию антибиотика – того же самого, что и вчера. В палате немедленно материализовался  рой урологов во главе с заведующим урологическим отделением, профессором Ландау, который решил сегодня ее не оперировать, вдруг само пройдет (но оно не пройдет, - оптимистично добавил он). Послезавтра, - сказали нам, - назначаем операцию на утро послезавтра.



Следующий день прошел в тумане. Антибиотик не действовал вообще, Тали рвало каждые пару часов, в перерывах она прыгала и верещала. С вечера ей запретили пить и есть, что вызвало приступ возмущения и выдирание из нас обещания, что сразу после операции мы купим сколько угодно мороженого.

Ночью после очередной порции физраствора у Тали распухла рука: вся жидкость ушла в мышцу вместо вены. При попытке поставить новый катетер «очень больная девочка» проворно удрала из процедурной и спряталась под кровать. Два часа мы ее ловили, уговаривали, подкупали, фиксировали и искали вены. Вены у нее крайне незаметные и в обычном-то виде, а в обезвоженном их найти было практически невозможно, поэтому капельницу ей поставили только под утро, отчего перед самой операцией она была уже совершенно истощена (ее исправно рвало каждые пару часов) и просила воды, хотя бы глоточек, ну пожалуйста, мама, глоточек воды. Медперсонал плакал, но не разрешал. Зато к ней откуда-то вызвали... клоуна.

Я раньше думала, что медицинские клоуны – это такие клоуны, которые не нашли работу в цирке. То есть не то чтобы я вообще об этом думала, но представляла что-то такое, клоуны-неудачники. После двух недель в больнице я прониклась пониманием, насколько важна эта профессия. Клоун молниеносно переключил ее (и всех окружающих!) с «хочу пить» на совершенно искренний хохот. Когда она перестала реагировать на фокусы и шутки, он позвонил с моего телефона Керен, с ужасающе странным акцентом (кажется, фарси) представился главой отделения генетики больницы Асута, и дальше понес невнятное. Керен вначале переспрашивала, потом громко удивилась, и уже явно собиралась послать его подальше. В этот момент он переключился на видеозвонок и показался ей в своем первозданном клоунском виде. Тали была в восторге, а он заставил нас всех петь «пусть всегда будет солнце», и сам тоже подпевал как мог.



Во время операции доктор Фаhид откачал ей три шприца гноя, поставил дренаж в спину и пик-лайн в руку. Пик-лайн – это венозный катетер, который ставят на несколько месяцев, в отличие от обычного, требующего замены раз в три дня (а у Тали, с ее тонкими венами, его еле хватало на два). Трубочка пик-лайна идет через всю вену предплечья в одну из центральных сердечных вен. Он гораздо удобнее обычного, пришит к руке хирургическими нитками, не елозит, гнется, почти не мешает жить, но далеко не каждая медсестра умеет с ним обращаться. Его нельзя оставлять без капельницы – должно все время капать хотя бы по чуть-чуть. Убрать капельницу даже всего на пару часов может только обученный специалист – тогда вход надо законсервировать чем-то вроде глицерина, или парафина, я уже не помню. Если в эту систему попадает инфекция, это почти всегда смертельно. Раз в три дня его надо промывать гепарином и менять вокруг него повязку. В нашем отделении такой катетер умел обслуживать только один медбрат – Виктор, который раньше работал в хосписе, а остальные от нас шарахались в ужасе.

После любых, даже несложных операций детей переводят в реанимацию. У Тали в реанимации была отдельная комната с раскладным креслом для одного из родителей. Кроме этого, в реанимационном отделении есть еще спальня для родителей – несколько кроватей, чистое постельное белье, кухня с чаем и кофе, холодильник. Нам выдали ключ-карту, с которой можно было заходить в отделение без звонка. Мы по очереди спали в кресле рядом с ней примерно сутки.



От морфия у нее оказалось угнетено дыхание, поэтому она была под кислородом, а когда начала приходить в себя, то поймала несколько глюков. Один из них – две меня: одна я сидела на ее кровати, а другая стояла в дверях. В какой-то момент врачи объявили, что им нужен замер объема мочи, почему ребенок без мочевого катетера, а давайте поставим. Тали была под морфием, и нас уверили, что ей не больно, но на возмущение и вопли ей вполне хватило сил и кислорода, так что в крошечную комнатку сбежался сопереживать весь персонал. (Через неделю заведующая реанимацией остановила нас в коридоре, и обратилась к Тали с речью. «Тали, - сказала она, -  я должна извиниться перед тобой за катетер. Мы должны были послушаться тебя и не ставить его без обезболивания. Пожалуйста, прости меня, если можешь». Тали простила).

Проснувшись, девица немедленно затребовала еды. Но еды не разрешали. «Почему мне опять нельзя есть? – возмущалась пациентка. Где мое мороженое?» Мы объяснили, что она получает глюкозу через капельницу. «Как? – поразилась Тали. – Сахар? В руку? Это нечестно! Я хочу мороженое, а не сахар в руку!»

В этот день ее попыталась навестить лучшая подруга. Детей в реанимацию не пускают, она знала, что ее не пустят, но все равно упросила маму приехать и передала коробку сладостей и игрушек.


Продолжение следует.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив