Литовщина - 5

      В преддверии большой войны...

      После третьего звонка в годы 2-й Смоленской войны на Полочанщине временно наступило относительное затишье. Как относительное – все то, о чем говорилось прежде про «малую» войну и всякие наезды и прочие зацепки – все это остается в силе. Стабильность – признак мастерства, его не пропьешь ни с медами, ни с вудкой, ни с пывом. Большая же война снова пришла под Полоцк во время Стародубской войны, когда соединенная псковско-новгородская рать под водительством князя Б.И. Горбатого опустощила окрестности города, а затем еще раз, возвращаясь назад. И хотя потом походов на Полоцк больше не было, однако в Москве на перспективу заложили две крепости – уже упоминавшийся Ивангород-на-Себеже и Заволочье и добились (через обмен на ненужный Гомий, где одни воры и изменники государевы проживали) их сохранения по условиям перемирия. Отличный такой плацдарм на случай, если война вновь возобновится и нужно будет наступать на Полоцк. Здесь, кстати, хорошо просматривается еще одна типичная черта московский стратегии – поэтапное «откусывание» неприятельской территории и подготовка фундамента на будущее. Не получилось на это раз – не беда, выйдет в следующий или через раз, главное, застолбить плацдарм для возобновления наступления.
      Любопытная деталь (из практики русской дипломатии того времени) – в 1549 г., советуясь с боярами насчет того, что же делать с Жигимонтовичем, Иван, еще молодой и неопытный в делах государевых, спрашивал – мол, что делать, коли за братом моим литовским все еще находятся отчины наши «Киев и Волынская земля, и Полтеск, и Витебск, и иные городы русские многие», и стоит ли делать с королем вечный мир? Ведь, продолжал свою речь молодой государь, ежели такой мир заключать, то надо клятву приносить, крест целовать, а через крестное целование искать своих отчин вперед не получится, ибо крестного целованья порушить никак нелзе! (О как! Крестного целования нарушать нельзя, договоры надо соблюдать – варвар-варваром, скиф и новы турок, а вот поди ж ты, прямо как римский юрист рассуждает!). Бояре же порешили, что вечного мира с королем не делать ради доставания отчин в будущем, почему и заключить перемирие на время – пока с татарами не разделаемся и не дадим ратным людям отдохнуть от трудов на службе государевой.
      В общем эта внешнеполитическая стратегия исправно работала больше десяти лет и, что самое любопытное, в Вильно, зная, какие проблемы испытывает Москва, решая казанский вопрос, никак не отреагировала на это (даже ногаи – и те пытались порешать свои проблемы за счет Москвы и Казани, а вот литовцы – нет. К чему бы это? У меня ответа нет, есть лишь догадки). И после, когда Москва ввязалась в полномасштабную, хотя и необъявленную, войну с Крымом, Вильно никак не отреагировал на это. Нет, конечно определенны проблемы он все же пытался создать (а хоть и посредством смотрения сквозь пальцы, как литовское козачество пограничное угоняло лошадей и прочий скот у русских ратных людей, действовавших в низовьях Днепра, и препятствовало обмену гонцами и послами между Москвой и Бахчисараем). В общем, как-то само собой все рассасывалось, но до тех пока вдруг на повестку дня не встал ливонский вопрос.
      Проблема здесь заключалась в том, по моему разумению, что интересы Москвы и Вильно здесь расходились коренным образом. Для Москвы сохранение status quo в регионе было определяющим моментом – при всей враждебности «конфедерации» по отношению к московитским варварам и обратном недоверии к этим басурманам с русской стороны и русские, и ливонцы как-то более или менее освоились в этой непростой ситуации, нашли некий modus vivendi и в целом неплохо так сосуществовали. И слабая Ливония для Москвы была выгоднее, чем Ливония, поглощенная ВКЛ. Вильно же, похоже, чем дальше, тем больше склонялась к тому, чтобы повторить по отношению к Ливонии прусский сценарий и «инкорпорировать» ее по частям (если нельзя всю сразу – все-таки в политическом отношении Ливония отличалась, и существенно, от Пруссии). Но зачем это было нужно Москве? Можно, конечно, долго спорит о том, что Позвольские соглашения повлияли или не повлияли на решение Ивана начать войну с Ливонией – но входила ли эта война в его планы? Ведь то, что было сделано в январе 1558 г., есть ничто иное, как СВО, только в ином историческом антураже, и эта СВО стала возможна только потому, что Сигизмунд сделал первый шаг к разделу Ливонии. И в Москве, почесав в затылке («а что, так можно было?»), решили, а чем мы хуже и стребовали с ливонцев ту самую дань (которую в принципе сами ливонцы и были готовы заплатить).
      А дальше что Москва, что Вильно пошли на принцип – слово за слово, переход на личности, только что до argumentum ad Hitlerum дело не дошло за неимением самого объекта аргументума. И когда литовские послы ответили прямым оскорблением на щедрое предложение московских переговорщиков и потребовали возвращения всех земель, что были утрачены Литвой с 1487 г., тот тут Иван не выдержал и взорвался – вы хотите войны, вы ее получите. 1559 г. стал годом, после которого примирение стало невозможным в принципе.
      Бравые литвины




      To be continued.