Литовщина - 3

      Путь к новой, шестой по счету русско-литовской войне (я сознательно не беру в расчет войны Ольгерда с Дмитреем Московским и Витовта с Василием Дмитреевичем – то немного иная история), оказался довольно долгим. После фиаско, которое потерпели литовцы в ходе Стародубской войны, войны, которая замышлялась панами рады как война реванш, благо время было подходящее – бояре в Москве друг дружку на ножи ставят, куча перебежчиков, в том числе и чрезвычайно знатных – один князь Сэмэн Бельский чего стоит, - раздрай и шатание, короче, когда, как не сейчас, завтра будет уже поздно. И начали, и добились даже некоторых успехов (тот же Стародуб взяли и Гомель-Гомий), но в конечном итоге эти тактические победы не имели, как это уже не раз было в истории русско-литовского противостояния стратегического результата, а вот ответные нашествия (а как их иначе можно назвать?) московитов на земли Великого княжества Литовского имели сокрушительный эффект. Вильно, как всегда, оказалось неготово отражать такого рода вторжения и паны рады могли только сокрушенно наблюдать за тем, как горят и дымят окрестности самой литовской столицы, в окрестностях которой русские загоны занимались привчным делом – morden, brennen und rauben. И хотя сокрушительной победы и столь же блестящего мира Москве учинить не удалось, однако по очкам победа осталась за ней, а в Вильно, подсчитав итоги, прослезились и на время решили отказаться от новых попыток реванша.
      Нет, конечно, на литовской «украине» настоящего мира не наступило. Проблема оставалась все та же, как и прежде. Граница не была должным образом демаркирована (кстати, малая война на русско-ливонском и литовском-ливонском пограничье, которая стала доброй традицией, также была обусловлена этой же самой проблемой), и, как результат, постоянные споры за те или иные угодья (рыболовли, звероловли, борти, пастбища, пашни и прочее) веди к столь же постоянному насилию и взаимным наездам.       Доставалось не только мужикам по обе стороны границы, которые лишались имущества (движимого, того же скота, и недвижимого) , а порой и свободы (которая, как известно, лучше несвободы тем, что она свобода) – насильственный своз мужиков с семья и всем барахлом процветал по обе стороны границы. На дорогах в приграничной зоне купцы и просто проезжие по всяким делам не могли чувствовать себя в полной безопасности – всякого рода лихие люди занимались «воровством» при негласном покровительстве пограничных warlord'ов, которые сами имели неплохой гешефт от всех этих безобразий.
      Конечно, формально и Москва, и Вильно изъявляли на официальном уровне, в переписке между двумя государями, явственное желание урегулировать пограничные конфликты и компенсировать ущерб от обид и зацепок, наказав примерно, чтоб другим было неповадно, самых ретивых нарушителей перемирия. Но все эти обещания оставались не более чем благими пожеланиями, равно как взаимные обещания и намерения созвать двустороннюю комиссию по демаркации границ – комиссарам грозила нешуточная опасность оказаться крайними в пограничных спорах и несколько пострадать, в том числе и физически, на лицо. В общем, поводов для новой войны искать не нужно было- их было, что называется, в ассортименте, бери любой – не ошибешься, начинай тогда, когда захочешь.
      Однако ни Москва, ни Вильно не торопились начинать новую войну – перемирие по итогам Стародубской войны регулярно продлевалось, хотя и тут оставались вопросы – а хоть был и судьба русских пленных, взятых еще в ходе той самой 2-й Смоленской войны 1512-1522 гг. (они с самого начала стали разменной монетой в переговорах между московским и литовским великим князьями – Жигимонт, а потом Жиимонтовчив желали за их возвращение серьезных территориальных уступок, а на это Москва пойтить категорически не желала, так что несчастные пленники потихоньку мерли в литовских зинданах).
      Почему этого не хотела Москва? Тут в дело вступает капитан Очевидность – война с Казанью не особенно благоприятствовала войне с Литвой, так что бояре в Москве решили, что черт с ним, с признанием царского титула за Иваном, пока не разберемся с казанцами и с крымцами, будем продлевать перемирие, даже если литовцы будут терять берега. А Вильно, как всегда, был неготов к большой войне и по политическим мотивам (переход власти от Жигимонта к Жигимонтовичу был непрост, да и потом отношения у Жигимонтовича с панами рады долго не складывались), и по финансовым, да и по другим тоже – литовская шляхта не шибко стремилась вседать в седло и трястись черти куда и за ради чего? В общем, худой мир был лучше явной ссоры – так считали обе стороны, но лишь до поры до времени...
      А это старший Жигимонт, который Старый - губастый такой, сразу вино, что Хапсбург по матушке




      To be continued.