КРЮК И СКРЕПЫ (2)
susel2 — 02.12.2017Часть третья..
Последствия зависания на «чекистском
крюке».
Для начала - три
примера.
Пример первый. В одном из горных районов
Перу живет несколько тысяч человек. Это – беженцы с территорий,
долгое время контролировавшихся так называемой «компартией Перу»
(«Sendero
Luminoso»).
Им помогают международные и частные благотворительные организации,
но главная проблема, как оказалось, даже не в отсутствии ресурсов.
А в том, что люди, прожившие большую часть своей
жизни под властью вооруженных люмпенов, утратили даже самые
элементарные навыки самообеспечения. Им приходится объяснять, что
нельзя питаться одной кукурузой. Их приходится учить тому, что
отходы необходимо убирать. Их очень трудно научить хоть каким-то
полезным трудовым навыкам.
Это – коллективная выученная беспомощность. Прямое
последствие того, что на протяжении двух-трех поколений люди не
могли жить. Они могли только
выживать.
Пример второй. В конце 80х – начале 90з гг.
в Мозамбике большие территории на севере страны контролировались
соперничающими «бандитскими группировками» (среди которых были и
правительственные войска, мало чем от них отличавшиеся). В то время
случилась страшная засуха, а вместе с ней – голод. Люди в регионе
собирались в своего рода «лагеря беженцев», которые получали
продовольственную помощь, доставлявшуюся самолетами. Дотошный
корреспондент, добравшийся до одного из таких лагеней,
спросил собравшихся людей: «А что вы будете делать, если самолет
вдруг не прилетит?» Ответ его потряс: «Будем страдать».
Никаких идей относительно того, чтобы предпринять хоть что-то для
собственного спасения.
Это – еще один пример коллективной выученной беспомощности при
аналогичных обстоятельствах.
И пример третий. Архангельская область
России. Один бизнесмен, проехавшийся по Поморью, пришел в ужас от
нищеты, алкоголизма и жуткого упадка. Ему пришла в голову идея
обучить местное население разведению пчел, чтобы дать хоть какой-то
толчок к началу хозяйственной деятельности. Местное население
идею поддержало, бизнесмен вложился в покупку ульев и пчелиных
семей. Прошел летний сезон, новые пчеловоды выбрали из ульев
абсолютно весь мед, а ульи вместе с пчелиными семьями просто
сожгли. Чтобы не оставлять им мед для зимовки и вообще не
заморачиваться с зимовкой пчел. Зачем? На будущий год им завезут
новых, да и вообще неизвестно, что там через год
будет.
Это – выученная беспомощность вкупе с
полной утратой общественного
самосознания.
Примеры такого рода на территории России
можно было бы приводить снова и
снова.
За последние 20 лет Россия пережила своего
рода историческое дежа вю.
Снова были запущены процессы, происходившие
после октябрьского переворота: с одной стороны - ликвидация
(выдавливание, устрашение, часто – физическое устранение) наиболее
активных членов общества, не связанных с криминально-чекистской
элитой; а с другой стороны – стремительное перераспределение
«экспроприированной собственности» в пользу новых элит.
Разумеется, некоторые отличия были.
После октябрьского переворота перераспределение собственности
обосновывалось идеологически, а личное обогащение «касты палачей»
за счет имущества репрессированных было официально оформлено лишь к
1937 г. (когда были созданы спец. распределители НКВД, где
«конфискат» получше получали офицеры, а поплоше – рядовой
состав).
Начиная с 90х годов идеология исчезла. Точнее, ее место занял
принцип, сформулировенный в те годы нынишним российским лидером:
«Бабки надо делать!» Криминально-чекистская каста шла к
власти с целью захвата всех ресурсов страны и – с целью
личного обогащения каждого из членов этой касты соответственно тому
положению, какое он занимает в сложившейся
иерархии.
Процесс уничтожения потенциального
«среднего класса» происходил во всех сферах жизни: политической,
экономической, интеллектуальной и даже чисто научной. Люди, не
имевшие поддержки «касты», лишались возможности иметь бизнес,
работать по специальности, вести нормальную жизнь. Им буквально
(иногда – физически) не давали дышать: «перекрывали
кислород».
Этот процесс, будучи запущен в
середине-конце 90х гг., далее происходил уже практически в
автоматическом режиме: в условиях открытых границ те, кому было
невозможно жить и работать в России, уезжали. Причем, в отличие от
СССР, в подавляющем большинстве случаев криминально-чекистской
элите даже не нужно было прилагать для этого никаких усилий и – уж
тем более – ресурсов: потенциальные «диссиденты» сами
организовывали свой отъезд и сами его оплачивали. Кроме того,
уезжали они в массовом порядке, а не единицами, как это было
раньше, завершая таким образом процесс ликвидации условного
«советского среднего класса», который так ярко проявил себя в конце
80-х.
Те же, кто по каким-либо причинам не смог
(или не захотел) выехать из России, власть в которой все более
открыто забирала в свои руки чекистско-криминальная каста,
разделились на две неравные категории:
- на тех сравнительно немногих, кто сумел попасть в «обслугу»
власти (в том числе и интеллектуальную);
- и большинство: тех, кто оказался от власти практически в полной
зависимости (прежде всего - бюджетники, люди, получащие соц.
пособия (пенсионеры и т.п.), работники предприятий, зависящих от
гос. заказов).
Именно здесь и берет свое начало синдром
«выученной беспомощности». Это – нечто значительно
большее, чем простое осознание невозможности что-либо
изменить в собственной жизни.
«Синдром выученной беспомощности»
возникает у групп людей у результате достаточно длительного
опыта жизни в условиях насилия, угрозы жизни, безопасности и
имуществу и невозможности этому насилию противостоять. Этот синдром
проявляется прежде всего в утрате социальных навыков и навыков
самообеспечения: люди как бы перестают видеть не только какое-либо
будущее, но и настоящее. Окружающая действительность, какой бы она
ни была начинает восприниматься как данность, не подвергаясь
никакой оценке.
Одновременно утрачиваются навыки социализации: осознание каких-либо
совместных интересов с другими людьми, потребность и способность к
коллективному действию, воприятие окружающего пространства как
сферы общих интересов какой-то
группы.
Вкратце это все то же «выживание вместо
жизни», поскольку, как уже было
указано
В условиях такого разрушенного социума и
атомизированного населения государство может существовать лишь при
условии постоянно применяемого насилия. Для разобщенных и
утративших социальные навыки людей власть – какой бы она ни была –
остается фактически единственным стабильным и объединяющим фактором
жизни. Ничего общего, кроме чекистско-криминального «крюка» у
атрофированного российского общества нет: именно он не позволяет
социуму окончательно развалиться, периодически встряхивая его
эмоционально и забивая квази-идеологические скрепы: «деды воевали»,
«можем повторить» и т.п.
Самое же страшное в этой ситуации – то, что
атомизированное общество, значительная часть которого находится в
состоянии выученной беспомощности, не способно к
самовосстановлению.
Если сейчас убрать криминально-чекистский
крюк и выдернуть пресловутые скрепы, последствия окажутся,
во-первых, непредсказуемыми, а, во-вторых, вполне возможно –
катастрофическими.
Каждый, кто обдумывает проблему построения
в России свободного демократического общества, должен отдавать себе
в этом отчет.
Почему последствия могут быть
непредсказуемы и катастрофичны?
1.
На данный момент Россия вполне сравнима с
постколониальными странами по целому ряду параметров:
- крайняя неравномерность и анклавный характер экономического (а
также социального) развития. Москва и Петербург – совершенно
отдельные явления, имеющие крайне мало общего как с остальной
страной, так и друг с другом. Другие крупные города и промышленные
центры также развиваются обособленно. Также существуют крупные
регионы, ставшие социально-экономически самодостаточными или
способные таковыми стать в достаточно краткий срок (Якутия,
нефтедобывающие регионы, Дальний Восток, Татарстан – лишь несколько
примеров).
Подчеркнем: эти социально-экономические
образования имеют мало общего друг с другом, и фактически их сейчас
объединяют лишь насильственные «скрепы» криминально-чекистской
власти и возможность применения этой властью любых, даже самых
крайних средств в случае какой-либо
угрозы.
- перечисленные социально-экономические
образования (готовые уже сейчас или в краткий срок оформиться
политически) окружены аморфным в социально-экономическом смысле
пространством, население которого атомизировано и
«выученно-беспомощно» в наибольшей степени. В случае ликвидации
«крюка» это население лишится даже тех нищенских средств к
существованию, какие оно имеет в данный момент. Это может стать
реальной гуманитарной катастрофой.
- поскольку – как во многих
постколониальных странах – нынешняя российская элита ставит своей
единственной задачей личное (и коллективное/кастовое) обогащение,
многие (если не большинство) государственных функций перестают
выполняться.
В результате - как многие постколониальные страны - Россия
испытывает нехватку квалифицированных кадров: людей, способных
создать функционирующую инфраструктуру, организовать эффективное
производство, а также отвечающую современным требованиям систему
образования. Нехватка квалифицированных кадров существует
практически во всех областях и на всех уровнях. В каком-то смысле –
это еще одно дежа вю: большевистско-чекистская власть
столкнулась с подобной проблемой после октябрьского переворота. Но
если большевистско-чекистская элита могла гарантировать
привлекаемым на службу специалистам некую стабильность и оплату
труда, то, поскольку невозможно предсказать по какому сценарию
будут развиваться дальнейшие события, то и стабильность
гарантировать невозможно.
- в условиях крайне неравномерного
(анклавного) социально-политического развития, крайней атомизации
населения, разрушения социальных структур и отсутствия каких-либо
морально-нравственных авторитетов или ограничителей ликвидация
«крюка и скреп» может привести к эксцессам, возникновению очагов
вооруженного насилия и даже более серьезным
конфликтам.
Все перечисленное выше – не умозрительные
рассуждения. Это – практический опыт, через который прошли многие
страны, в том числе и те, которые переживали «постсоциалистический»
период. Ни в одной из европейских пост-социалистических стран
ничего подобного, к счастью, не произошло, но тому есть серьезные
причины. И одной из самых серьезных причин для этого является то,
что в целом ряде европейских «постсоциалистических» стран смены
элит фактически не произошло (или не произошло до самого недавнего
времени).
Кстати, в тех странах, где смена элит действительно произошла,
противоречия в обществе немедленно обострились, а политическая
ситуация до предела накалилась, несмотря на то, что в этом случае
речь идет о странах практически моноэтничных (Польша, Венгрия...) и
не страдающих от такой неравномерности развития, как
Россия.
Итак, те, кто планирует построить в России
свободное демократическое общество, должны отдавать себе отчет в
том, что отстранение от власти нынешней элиты – при всей трудности
и громадности этого процесса – не является главной проблемой, с
которой им предстоит столкнуться.
Главных проблем
три:
1.
Разрушенный социум и крайняя атомизация
населения.
У весьма значительной части населения
России отсутствуют навыки взаимопомощи, самоорганизации,
отсутствует способность осознать свои личные (и групповые) интересы
и действовать ради их
осуществления.
2.
Синдром выученной
беспомощности.
У значительной части населения России
утрачены даже элементарные навыки организации собственной
жизни, отсутствует представление о собственном будущем (а иногда –
и настоящем). Безразличие, апатия и неспособность/нежелание
целенаправленной деятельности.
3.
Крайне неравномерное (анклавное)
социально-экономическое развитие
страны.
В случае ликвидации насильственной
центральной власти неравномерность развития территории России (и
разница в уровне социализации населения) может привести к стихийным
процессам регионализации (вплоть до отделения), а также к
возникновению очагов вооруженного
насилия.
Смена власти в России может пойти по
множеству сценариев, обсуждать которые не имеет большого смысла,
поскольку предсказать, какой именно из них окажется актуален –
невозможно.
Этот веер возможностей ограничен с одной стороны – чисто формальной
сменой власти, заменой персоналий, символическими жестами,
обозначающими приверженность нового режима западным ценностям и – в
результате – новой «перезагрузкой» со всеми вытекающими
последствиямм.
С другой стороны, наиболее радикальным сценарием является
регионализация России после ликвидации «чекистско-криминального
крюка» и удерживавших скреп. Собственно, этот сценарий – еще одно
дежа вю, поскольку такая возможность существовала во время
Гражданской войны. Более того, эта возможность открывала путь для
объединения всех антибольшевистских сил и ликвидации чекистской
власти практически в зародыше.
Недальновидность тогдашних лидеров Белого движения и их
фанатическая приверженность имперской идее «Единой Неделимой» не
дали этой возможности осуществиться.
Можно ли надеяться, что современные борцы за свободную
демократическую Россию окажутся
дальновиднее?
Ни мертвая туша, ни человек, ни страна не
могут быть подвешены на крюке вечно. Как ни пытайся остановить
процесс разложения при помощи скреп или чего-либо другого, рано или
поздно груз сорвется с крюка хотя бы потому, что сгниет
окончательно.
Однако, это не должно быть поводом для исторического
пессимизма.
В конце концов, распад – естественный конец всех без исключения
империй. А на их развалинах всегда возникает что-то новое:
необязательно идеальное, но во всяком случае живое и способное к
развитию.
|
</> |