Крокодил 1985 № 27 (306) "Уважаю профессионалов"

monetam — 16.09.2021

УВАЖАЮ ПРОФЕССИОНАЛОВ ( интервью у Эльдара Рязанова)

Над тем, как написать рязановский «автограф», я долго не раздумывала—это должен быть сценарий, где на сей раз мастер кинокомедии выступит не в качестве автора или постановщика, а в роли главного героя. Разумеется, положительного.

Поделилась идеей с режиссером. Он задумался и молчал довольно долго.

- Давайте попробуем,- наконец сказал Эльдар Александрович.- В основе каждого произведения лежит характер главного героя. Стало быть, начнем с разработки моего характера.

Я доверчиво согласилась, не подозревая, что меня ожидает.

- Характер у меня отвратительный, - грустно сказал Рязанов, - а точнее, ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ РЕЖИССЕРСКИЙ ХАРАКТЕР, поскольку в основном его испортила профессия. До столкновения с комплексом, именуемым «постановка комедии», я был довольно приятным, уступчивым и мягким человеком.

Все началось с «Карнавальной ночи». Каждого из приглашенных режиссеров, а

дело было в 1956 году, директор «Мосфильма» Иван Александрович Пырьев пытался заставить делать кинокомедию. Он сам поставил немало веселых фильмов и очень любил этот жанр. Но все шарахались от комедии, как от огня. Почему-то никто из молодых режиссеров, приходивших в то время на «Мосфильм»,

не желал стать Гоголем, никого не прельщала слава Салтыкова-Щедрина. Я тоже пытался увильнуть, но, видно, плохо отбрыкивался. Пырьев раскусил, что я человек слабохарактерный, и не уступал ни в какую. Так, по сути дела, из-под пырьевской палки я взялся за постановку «Карнавальной ночи». Естественно, что за мной со всех сторон следили настороженные глаза, ведь огромные средства, отпущенные на фильм, доверили никому не известному новичку. А ситуация с «Карнавальной ночью» складывалась тревожная, поскольку постановка была для меня одновременно и школой: не все получалось, я много переснимал, образовался перерасход средств. Это сразу же почувствовали мои «единомышленники» из съемочной группы и понеслись жаловаться. Наконец, беспокойные слухи побудили художественный совет киностудии собраться для определения дальнейшей судьбы «Карнавальной ночи».

Я показал маститым мастерам, среди которых не оказалось ни одного, кто хотя бы раз в своей жизни поставил комедию, примерно половину картины. Все были единодушны в оценке - отснятый материал сер, скучен, бездарен.

Признали, что положение с фильмом безнадежное: менять актеров поздно, выгонять режиссера бессмысленно - никто из уважающих себя художников не возьмется за доработку.

Но поскольку ухлопанные средства вернуть киностудии было уже невозможно, то

единственное, что оставалось,—поскорее закончить съемки и забыть об этом кино, как о кошмарном сне.

Благословив меня таким образом, члены художественного совета разошлись по домам с чувством исполненного долга. А я отправился снимать дальше веселую, жизнерадостную картину, но если бы не участие Пырьева, вряд ли доковылял до конца. А тут еще в эти дни в одной из центральных газет появилась заметка, где, в частности, сообщалось, что на «Мосфильме» по отвратительному сценарию молодой режиссер снимает пошлую комедию. Меня клеймили, на меня жаловались, фильм заранее обрекали на неудачу, а я надувался, как бычок, и бормотал про себя: «Увидим...» Все это повлияло на перековку моего милого, покладистого характера. С интеллигентностью и добротой пришлось расстаться навсегда. Я стал ВЗДОРНЫМ человеком...

Идея сценария о положительном герое дала основательную трещину.

- Эта грань вашего характера, видимо, второстепенна,—вставила я, пытаясь все-

таки вылепить нужный мне образ приятного и всеми обожаемого режиссера.

- Ну что вы!—активно возразил Рязанов. - Разве мог бы я, будучи человеком мягкосердечным, снять такой фильм, как «Невероятные приключения итальянцев в России»?

После труднейших трюковых съемок, проведенных в рекордно короткие сроки, имея за спиной практически снятый фильм, группа отправилась в Италию для последнего рывка - нужно было зафиксировать на пленку начало картины, действие которой происходило в Риме.

Хозяева кинофирмы братья де Лаурентисы—такие радушные и сердечные в Москве - в Риме оказались совсем иными. Для начала нас засунули в третьеразрядную гостиницу, где-то на окраине Рима, и разместили в крохотных конурках без элементарных удобств. Итальянские партнеры нарушали святой закон ответного гостеприимства.

Потом нам заявили, что в Италии все стоит больших денег (как будто у нас все бесплатно!), и поэтому нужно оставшиеся съемки резко сократить, массовки ограничить, такие-то эпизоды не снимать и т. д. Фирма, видимо, решила больше денег на картину не тратить. Мы же, выполнившие все договорные обязательства,

были открыты для честного сотрудничества. Вечером, в день прилета, возмущенный и обиженный, я вернулся в свою камеру- одиночку, перебрал в памяти оскорбительный разговор и решил протестовать. Но как? С детских лет я знал, что эффективный способ борьбы с акулами империализма - забастовка.

.  И я ее объявил! Я не вышел на работу! Забастовка была лежачей. Я лежал в

комнатушке на кровати, а вокруг толпились итальянцы, умолявшие меня прекратить обструкцию. Я ее прекратил, но только после того, как мои требования были приняты эксплуататорами Лаурентисами. Я добился всех нужных мне съемок, и в этот же день всю группу перевели в приличную гостиницу.

Впрочем, это была не единственная моя битва за справедливость, как я ее понимаю. Правда, тут вы узнаете, что я еще и НАХАЛ. Когда мы с Эмилем Брагинским приступали к работе над сценарием совместной с итальянцами картины, мы решили поехать в писательский дом творчества в Прибалтике. Я опаздывал и предупредил телеграммой дирекцию дома творчества о задержке. Однако, когда я приехал, мне почему-то предложили пожить несколько дней в холле. Я возмутился, но мне сказали, что холл закрывается на ключ и что по вечерам там не будут собираться отдыхающие смотреть телевизор.

Когда я вошел в холл, там стояло много кресел, журнальных столиков, рояль и телевизор, а диван был застелен бельем. На следующее утро, после пробежки (я тогда бегал до завтрака семь километров), я попытался принять душ, но это оказалось невозможным - в холле его почему-то не предусмотрели. Тогда я решил хотя бы побриться, но никак не мог найти розетку. Я проследил, куда ведет шнур от телевизора; он вел под рояль. С электробритвой в руках я пополз туда на четвереньках, но бриться в темноте, лежа на животе, было как-то .унизительно. Чертыхаясь, помчался вниз. Я ворвался в кабинет директора, когда там шло совещание, нашел розетку, воткнул в нее штепсель электробритвы и начал бриться

при всех! Совещание зашло в тупик. Директор попробовал повысить голос и вытурить меня из кабинета, но я продолжал бриться, не обращая на него внимания. Я знал свои права (у меня имелась путевка) и предъявил жесткий ультиматум: или мне дают положенную комнату, или я поселюсь в кабинете директора. По моему лицу директор понял, что это отнюдь не юмор.

Таким образом удалось добиться того, что мне должны были дать безо всякой борьбы. Конечно, так мог поступить только нехороший, наглый человек. Положительный герой вел бы себя иначе: он написал бы жалобу в вышестоящую инстанцию, где изложил бы свои законные претензии. Глядишь, к концу срока путевки справедливость бы восторжествовала и его перевели из холла в комнату.

Я же действовал не теми методами. Вот видите, и тут прокол.

— А какими своими качествами вы гордитесь? - спросила я, еще надеясь спасти идею и направить откровения Рязанова в нужное русло.— Есть ведь в вас что-то симпатичное, приятное...

— Одно из главных моих достоинств,— похвастался Эльдар Александрович,—

это то, что я АВАНТЮРИСТ.

— Расскажите,—сказала я, увядая.

— В том же фильме «Невероятные приключения итальянцев в России» одним из самых трудных трюков была посадка самолета на шоссе. Осуществить ее было заманчиво, ранее в кино, ни у нас, ни за рубежом, никто на такую головокружительную авантюру не решался.

Мы долго ломали голову над эпизодом. Обычные автострады не могли выдержать удара при посадке многотонной громадины, и решено было посадить самолет на взлетно- посадочную полосу, загримировав ее под автостраду. А по ней должны были ездить автомобили.

Осталось самое главное—найти летчика, который согласился бы сделать трюк. Этот эпизод мы снимали на аэродроме Ульяновской школы летчиков гражданской авиации. Заместитель начальника школы и летчик Иван Антонович Таращан сказал: «Если вы получите письмо из Министерства гражданской авиации, в котором мне позволят лететь с нарушением инструкции, я выполню этот трюк». Но в министерстве безумца, который согласился бы дать такое разрешение, прямо скажем, не нашлось.

Мы вернулись в Ульяновск без письма, и летчик Таращан наотрез отказался сниматься в нашем фильме. Но мне не хотелось терять столь эффектный трюк, и режиссерский авантюризм толкал меня на преступное уламывание летчика. В глубине души замечательному пилоту, видимо, тоже хотелось совершить уникальную посадку, и он решился. За руль легковых автомобилей посадили опытных летчиков, и Таращан благополучно приземлил самолет прямо на «улицу».

Если бы не отважный пилот, если бы не их профессиональная храбрость, то эпизода бы в картине не было. Я, конечно, тоже рисковал многим, если бы случилось несчастье... Но мне кажется, эта сцена очень украсила фильм.

— Безусловно,—согласилась я, в душе радуясь, что Рязанов все-таки выруливает на положительный образ отважного режиссера, не боящегося риска.

— Но, несмотря на авантюризм, я человек ТРУСЛИВЫЙ,—поспешил испортить впечатление Рязанов.—Ведь вот, казалось бы, на вполне безопасном для жизни собрании пайщиков нашего гаражного кооператива я струсил. Сократили земельный участок, отданный под кооператив, где я состоял пайщиком. Пришлось соответственно уменьшить количество гаражных боксов, и из списка вычеркнули самых безобидных и безответных владельцев. Я постыдно смолчал. Я вел себя, как трусливое большинство,—не протестовал вслух, а делился возмущением с сидящим рядом соседом.

Домой вернулся как оглушенный. Чем больше вспоминал и анализировал происшедшее, тем сильнее во мне крепло желание поставить об увиденном фильм. И я его сделал. Фильмом «Гараж» я старался загладить свою личную вину, компенсировать трусость. Постановка «Гаража» была необходима для меня как самоутверждение...

Ура! Начал вырисовываться образ смелого Рязанова! Я активно записывала, ловя каждое слово.

— Но вы не думайте, что это было гражданское мужество. Скорее, это было недомыслие, стало быть, я человек, мягко говоря, НЕДАЛЕКИЙ. А вот с кем я действительно смел, так это с теми, кто от меня зависит, то есть с актерами.

Мне ничего не стоило, к примеру, укрывшись в безопасном местечке, заставить

Андрея Миронова беседовать один на один со львом. Правда, лев считался дрессированным, но от этого он не выглядел безобиднее. Обмирая со страху, во время съемок Андрей трижды подходил ко льву и точил с ним лясы. Видимо, Миронов потряс своим бесшабашием царя зверей, и тот стоял не шелохнувшись.

Думаю, Миронов пошел на этот смертельный риск потому, что он меня опасался больше, чем льва. Что мог сделать лев Миронову? В худшем случае съесть. Я же мог снять его с роли, что для актера неизмеримо страшнее...

Среди молодежи очень много желающих стать артистами. Кажущаяся сладкая жизнь влечет к себе, как неотразимый магнит. Как ошибочно это суждение! Сколько я знаю разбитых иллюзий именно среди актеров. Труд, упорство, воля к победе доступны не всем, и потому лишь не многим удалось схватить фортуну за косу.

А вот еще один случай... Работая над фильмом «Гусарская баллада», я приказал Ларисе Голубкиной сигануть со второго этажа декораций. Но Лариса боялась. Тогда я, рассерженный непредвиденной задержкой и непонятной мне трусостью актрисы, в запале закричал: «Посмотри, сейчас я оттуда запросто соскочу»! И в ярости зашагал на верхотуру. Когда я прибежал к краю, то сразу же понял испуг Ларисы. Снизу высота не казалась такой большой. В сотую долю секунды в мозгу мелькнуло: «Это очень высоко... Черт... Сломать ногу ничего не стоит... Но выхода нет... Эх, будь что будет...» И, закрыв глаза, я безрассудно бухнулся вниз. Судьба оказалась ко мне милостива, и я приземлился благополучно.

Поднимаясь с пола, я проворчал таким тоном, будто для меня подобные трюки – сущие пустяки: «Вот видишь, Лариса, а я ведь старше тебя, и вес мой значительно больше твоего. Уверяю тебя, это совсем не страшно».

Пристыженная Лариса последовала моему примеру, и на третьем дубле ее отнесли в амбулаторию «Мосфильма» с поврежденной ногой.

— А этот случай говорит о какой черте вашего характера?

— О том, что я, очевидно, ИЗВЕРГ,— кротко признался режиссер.

— Подумать только, а ведь, судя по телевизионным передачам, вы человек добрый, мягкий, чистосердечный...

— Внешность обманчива,—снисходительно усмехнулся Рязанов.—Помните песню Андрея Петрова на мои слова «У природы нет плохой погоды...»? Так вот, я подсунул эти стихи композитору, сказав, что нашел их у английского поэта Вильяма Блейка. Петров поверил и написал музыку. Но это не единственный обман, который я учинил Андрею Павловичу. В картине «Вокзал для двоих» тоже поют песню на мои слова. На этот раз я выдал их за стихи Давида Самойлова. Не удержался я и еще от одного надувательства: для «Жестокого романса» написал стихотворение и предложил его как сочинение Юнны Мориц. Однако Андрей Петров уже относился к моим заявлениям скептически, но поскольку текст шел от первого лица женского рода (романс Ларисы), то композитор просто не мог предположить, что я коварен до подобной степени. И в очередной раз клюнул на удочку.

— А зачем вы прибегали ко лжи?—поинтересовалась я.

— Для того, чтобы подкрепить свои слабые стихи громкими поэтическими именами,— объяснил Рязанов,—поскольку я ХИТЕР и ИЗВОРОТЛИВ.

— Но я читала в вашей книге «Неподведенные итоги», что вы это делали, дабы не оказать давления на Андрея Павловича. Ведь если бы он знал, кто истинный автор, ему было бы неловко отказать вам, как руководителю съемочной группы.

— Видите, какой я враль!—торжествующе заявил режиссер, довольно потирая руки.— Вот и разбирайтесь сами, в каком случае я говорю правду, а в каком нет.

Саморазоблачения продолжались. Рязанов уже не мог сдерживаться.

— Кроме того, я МСТИТЕЛЕН, поясню примером: прежде чем послать стихотворение «У природы нет плохой погоды» композитору, я решил проверить его качество у своих соратников по «Служебному роману». Всем текст очень понравился, кроме Андрея Мягкова. Он пробурчал, что стихи—не очень, что можно найти получше... И за это был наказан! В следующей моей ленте «Гараж», где было

много эффектных ролей, он получил самую серенькую. Я предложил ему играть немую роль, роль человека, потерявшего голос.

— Но позвольте, он же не знал, что стихи— ваши, он думал, что автор—вполне безобидный Блейк из прошлых веков.

— У актера должна быть интуиция,—парировал Рязанов.— Мягков обязан был почувствовать, проникнуться... Потому и поплатился.

Я стала побаиваться за себя: не допустила ли какого-нибудь промаха? С таким человеком, как Рязанов, надо держать ухо востро. Эльдар Александрович задумался, а потом, вздохнув, решительно сказал, что вынужден признаться и в САМОУВЕРЕННОСТИ.

— Я очень самоуверен,—сказал он,— а возможно, что и НЕУМЕН.—Он испытующе посмотрел на меня.—Самоуверенность появилась с приходом мастерства,—заметил Рязанов.—Когда мне удалось утвердиться в должности режиссера на киностудии, я принялся искать себе совместительство. Все режиссеры, независимо от того, умеют они писать или нет, являются соавторами сценаристов. А чем я хуже? И я подыскал себе соавтора — Эмиля Брагинского. Но я пошел дальше своих коллег-режиссеров. Вместе с Брагинским мы написали не только сценарии, но и повести, пьесы для театров, издавали сборники наших совместных сочинений. Так мне удалось пробраться в писательские круги и стать

членом Союза писателей. А это говорит о том, что я ЛОВКАЧ и к тому же ИНТРИГАН. Да, да! Считается, что я стал ведущим «Кинопанорамы» случайно. Я и сам культивирую эту версию, будто мне позвонили с телевидения и предложили для пробы провести одну «Панораму», а потом попросили остаться—с тем, чтобы я регулярно вел эту популярную телепередачу.

Но вы понимаете, что такое бывает только в сказках, а отнюдь не в жизни. В это время наступил лучший период в моей жизни,—мечтательно произнес Эльдар Александрович.—Продавцы отрезают мне лучшие куски мороженого мяса, регулировщики прощают автомобильные прегрешения, а в хозяйственном магазине даже как-то удалось купить без очереди туалетную бумагу.

Впрочем, кино, литературной деятельности, славы телеэкрана мне показалось мало. Я еще преподаю на Высших режиссерских курсах. Столько работы я взвалил на себя только из-за того, что ГЛУП. Несомненно, я люблю работу, а работа любит меня. А кого вообще любит работа—известно!

Ну, что ж, характер героя будущего фильма мы в целом набросали, персонаж получился объемный,—закончил Рязанов.—Думаю, что потянет на сатирический фильм. Но это хорошо! Нам так не хватает сатиры...

Было ясно, что задуманный мной сценарий с треском провалился, ибо ничего общего с положительным героем обрисованный тип не имел. Получалось, что если человек вздорный, мстительный, трусливый, нахальный, склочный, лживый, хитрый, глупый, да при этом еще интриган и авантюрист, то он прирожденный режиссер. Остается только подать документы на соответствующий факультет ВГИКа. Итак, я поняла, что попала в руки мастера кинокомедии, способного из любого серьезного, ответственного разговора сделать «петрушку». Я попала в руки профессионала.

Но оставалась последняя надежда.

— А что лежит за пределами отвратительного режиссерского характера?—поинтересовалась я.

— Терпеть не могу делать физзарядку и очень люблю поесть. Однажды мне даже написали: «Уважаемый ведущий «Кинопанорамы»! У вас вид глубоко пьющего человека. Прекратите немедленно! Алкоголь разрушает талант, а вы нужны искусству». Я ответил коротко: «Дорогая телезрительница! Я не пью, я ем!»

В подтверждение этих слов Рязанов предложил мне винегрет, сделанный по собственному рецепту (прилагается ниже). Съев винегрет, я подумала, что Эльдар

Александрович все-таки человек ДОБРЫЙ, и, возможно, мне еще удастся когда-нибудь вернуться к образу положительного режиссера.

— Я бы хотел,—скромно сказал Рязанов, возвращаясь из кухни,—чтобы в будущем фильме меня сыграл артист, похожий на меня. К примеру, стройный, элегантный, обаятельный Вячеслав Тихонов.

Времени оставалось совсем немного, и я перешла к хорошо знакомому мне жанру интервью.

— Ваше пожелание читателям «Крокодила»?

— Приятного аппетита,- дар Александрович. -улыбнулся Эльдар Рязанов.

Автограф взяла И. СКОРОБОГАТОВА.

Рецепт винегрета, которым Э. Рязанов угощал корреспондента «Крокодила":

Основа классическая: вареная картошка, свекла, морковь, репчатый и зеленый лук, соленые огурцы, зеленый горошек и квашеная капуста. Далее добавляются: грецкие орехи ,тертый сыр, вареное яйцо, свежие и моченые яблоки, сок лимона, перец. Все заправить растительным маслом или сметаной пополам с майонезом (любимый вариант Э. Рязанова).

Овощные пропорции по вдохновению.

Оставить комментарий

Популярные посты:

clemens

Клиентская база: фундамент успешного бизнеса в современном мире

ratrussian

Атака Ирана на Израиль

russiantowns

Украина. Затишный Киев

vital_drobishev

Конец "Техаса"

foto_history

Случайное фото

sozero

Неожиданный феномен обнаружен в небе очень чужого мира

yarowind

Библиотекарь / Кеша должен умереть

planetarij

Women and Pyramids Before Everything

rinav71

Что на обед у норвежцев?

• Ранее
• Архив