КРЫМ ХАНСКИЙ. ПОЖАР МОСКВЫ

roman_rostovcev — 27.04.2021

Раздосадованный и вернувшийся ни с чем хан, потерявший к тому же двоих сыновей, вскорости объявил об организации нового похода и весной 1556 г. уже в третий раз повел войско на Московию. Иван IV был своевременно извещен о новом вторжении. Как сообщает летописец, в мае 1556 г. «выбежал путивлец из Крыма Демешка Иванов, а сказывал то же, что царь крымский вышел, а хочет быть на Тульские места или на Козельские, а запас велел царь взять на все лето». Заранее предупрежденный московский правитель успел перекрыть все пути к Москве, причем в этот раз была использована принципиально новая тактика: помимо применения постоянных гарнизонов «на местах» – в крепостях и в районе возможных переправ – «в поле» были также выведены основные силы русского войска, дожидаясь вестей, куда именно им следует выдвинуться для того, чтобы перекрыть путь крымскому хану. 

Раньше, как мы помним, основные силы отсиживались «за рекой». Новая тактика существенно увеличивала мобильность царского войска и эффективность его действий по защите уже не только находившейся за Окой Москвы и центральных уездов русского государства, но и «украин».

Вот как описывают происходившее источники: «По тем вестям царь и великий князь приговорил с братьями и с боярами, что идти ему в Серпухов, да тут собраться с людьми, да идти на Тулу и, с Тулы вышедши, на поле, дожидаться царя и делать с ним прямое дело, как Бог поможет!» Применяя новую гибкую тактику мобильной обороны, «государь приговорил: с Тулы, вышедши на поле, ждать, на какую царь крымский украину пойдет, на Рязань, или в Одоев, или в Козельск, чтобы царю и великому князю ко всем местам поспеть было можно, куда бы крымский царь ни пришел на украину».

Узнав о том, что Иван IV изготовился к обороне, Девлет Герай не решился напасть на пограничные земли Московского государства, повернул сначала на черкесов, а затем и вовсе вернулся в Крым: «Прислал к царю и великому князю с поля Данилка Чулков девять татаринов крымских, а сказывают, что сошел на Дону близ Азова двести человек крымцев и побил их наголову. И языки сказывали, что крымский царь, собравшись, хотел идти на царя и великого князя украину, и посылал Сенку Жакулова языков добывать, и взяли‑де мужика в северских вотчинах, и сказали царю, что царь и великий князь про него уведал и готов против него, выйдя, ждет его. И царь крымский не пошел на царя и великого князя украину, а пошел было на черкесов. И как пошел на Миус, и тут за ним прислали из Крыма, что видели многих людей русских на Днепре к Ислам‑Кермену, и царь по тем вестям возвратился в Крым. Да те же языки сказывали, что у царя многие люди померли поветрием, и быть его походу никуда невозможно».

После третьего к ряду неудачного для крымского хана похода казалось, великий московский князь уже прочно утвердился не только в центральных землях, но и на окраинах своего государства. Более того, все чаще владения самого властителя Крымского Юрта подвергались нападениям новой пограничной силы, действовавшей преимущественно если не на стороне, то уж точно объективно в пользу Москвы – казаков, гнездившихся по Дону и по Днепру. Однако Девлет Герай не терял надежды поквитаться с непокорным московским правителем, которого считал по статусу равным обычному улусному бею, а отнюдь не хану. Для этого должна была предоставиться выгодная возможность в связи с противостоянием Московии и Великого княжества Литовского, поддержанного Польшей, за западные русские земли.

Последовательно реализовывая программу «собирания русских земель» вокруг Москвы, Иван IV Грозный, ликвидировав опасность, исходившую от Казанского и отчасти Астраханского ханств, и научившись нейтрализовывать Крымское ханство, решился наконец на большую открытую войну на западе, вошедшую в историю под названием Ливонской (1558–1583 гг.) и ставшую поистине роковой в истории Московского государства. Считая, что руки у него теперь развязаны, великий князь Московский в январе 1558 г. напал на Ливонию, с каждым годом все более увязая в войне за «русский мир», в которой против Москвы часто воевали такие же наследники древнерусской цивилизации, не желавшие оказаться под пятой хорошо уже всем известного по правлению Ивана Грозного московского деспотизма.

Сложным положением, в котором оказалась Московия в связи с боевыми действиями на западе, не преминул активно и с выгодой для себя воспользоваться и крымский хан Девлет Герай, побуждаемый к тому же настойчивыми просьбами из Польши. Наконец‑то у властителя Крымского Юрта появилась реальная возможность сполна расквитаться и за уничтожение Казанского и Астраханского ханств, и за смерть своих сыновей, и за собственные поражения. Московскому князю следовало указать на его место уровня улусного бея, и крымский хан, закатав рукава, приступил при содействии тогдашнего мирового сообщества к этой непростой, но не лишенной приятности в виде бонусов от грабежей и полона задаче.

За 24 года Ливонской войны 21 год отмечен татарскими нападениями на Московское царство. Девлет Герай лично руководил шестью набегами (1562, 1564, 1565, 1569, 1571 и 1572 гг.); наследники крымского престола также совершили шесть нападений (1558, 1563, 1568, 1570, 1573 и 1581 гг.). То, что поход возглавлял крымский хан или его наследники, прямо свидетельствует о многочисленности татарского войска. Да и в том случае, если поход предпринимали крымские мурзы (беи ширинские, дивеевы и другие), число их войск могло быть не меньшим, чем под предводительством самого хана. В итоге численность чуть ли не ежегодно нападавших на московитов татар колебалась от нескольких тысяч до нескольких десятков тысяч и даже более чем ста тысяч татар. Эти вторжения, несомненно, отвлекали значительные силы Московского государства, разоряли его города и разрушали экономику, прямо содействуя успехам литовцев и поляков.

Кульминационным из всей серии крупных походов времен Ливонской войны стало вторжение 1571 г. Турецкий историк Печеви пишет об этом событии: «В 1571 г. последовало высочайшее повеление татарскому хану сделать набег на страну злополучных руссов. Он ревностно поднялся с быстролетною татарвою и, перешедши через реку Итиль, направился к центру владений московских, разорил и разрушил столицу их государства и вернулся с огромной добычею. Эта война татар из числа самых важных войн их».

Поначалу, наученный опытом прежних успешных и не очень походов, Девлет Герай не ставил перед собой заведомо невыполнимых сверхамбициозных задач. Его планы ограничивались очередным разграблением «украин» и опустошением окрестностей Козельска. Да и войско крымцев не было в этот раз особо многочисленным и насчитывало около сорока тысяч человек. Как мы помним, в условиях мира на западе московиты уже вполне успешно справлялись и с вдвое большими силами. Однако имевший вполне скромные цели поход неожиданно для самого Девлета Герая обернулся его величайшим триумфом.

В ставку крымского хана неожиданно явились шестеро московских бояр, отчаявшиеся пережить террор, учиняемый Иваном Грозным, и готовых содействовать какому угодно иноземному властителю, лишь бы он помог расправиться с обезумевшим в своей жестокости царем. Они советовали татарам идти прямо на Москву, поскольку защищать столицу некому – страна ослаблена эпидемией и чумой, а большая часть войска брошена на Ливонию. Башуй Сумароков, в частности, утверждал, что: «Против‑де, тебя (хана) в собранье людей нет», Кудеяр Тишенков взялся проводить татарское войско к Москве по таким дорогам, на которых вообще нет русских войск: «А будет‑де, государь, тебе до Москвы встреча… и ты‑де, государь, вели меня казнить».

Действительно, перебежчики выполнили обещание, и вскоре войско крымцев беспрепятственно переправилось через Оку и скорым маршем двинулось в сторону Москвы. Немногочисленные опричные полки были слишком слабы, чтобы противостоять многотысячному войску хана, и Иван IV не грозно, а банально и трусливо бежал из ставки вначале в Александровскую слободу, а оттуда в Ростов. Главнокомандующий князь Иван Бельский попытался было контратаковать татарское войско на марше и «выехал против крымского царя и крымских людей за Москву‑реку забил (отбросил) за болото на луг», однако вскоре был ранен и увезен в Кремль. Русское войско осталось без командующего. Крымские всадники разошлись по сторонам, опустошая окрестности и собирая добычу.

3 июня 1571 г. Девлет Герай разбил ставку в селе Коломенском, его сыновья – на Воробьевых горах, откуда открывался хороший обзор на Москву. Не имея артиллерии и осадных орудий, брать город приступом татары не могли, но им и не было это нужно. За последние 50 лет после знаменитого похода Мехмеда Герая Москва разрослась, расползлась далеко за пределы своих укреплений, и ее посады были лакомой добычей татар, налетевших на нее, словно рой насекомых на расплескавшееся сладкое варенье. Крымскому хану было хорошо видно, как тысячи татарских конников, словно муравьи, заструились и тонкими цепочками, и более крупными отрядами вокруг городища – окрестные слободки и хутора подвергались нещадному разграблению.

Вскоре над крышами деревянных зданий то тут то там начали появляться клубы дыма, вырываться высокие столбы огня. И если поначалу с утра стояла тихая и ясная погода, то вскоре налетел ветер, понесший языки пламени по всему городу. Ветер пригнал тучи, однако спасительный ливень все не начинался – раздавался сухой треск распарывавших черные клубящиеся тучи молний, доносились глухие раскаты грома, однако дождь так и не пошел. Картина пылавшего под мрачной сухой грозой города была поистине апокалиптической. Казалось, Москва расплачивается за учиненный в 1552 г. разгром Казани, да и за ужасы учиненной Иваном Грозным опричнины.

Громовой рокот поначалу дополняли зазвонившие по всем звонницам колокола, но вскоре колокольный звон умолк – беспощадный огонь добрался и до колоколен. Некоторое время спустя начали взрываться пороховые погреба, дополняя мрачную картину разрушения и гибели. В двух местах были разрушены даже крепостные стены Кремля и Китай‑города.

В огне гибли не только москвичи, но и многочисленные жители пригородов, сбежавшиеся под защиту великокняжеского войска и московских стен с появлением татар, да и сами захватчики, углубившиеся в незнакомые им лабиринты улиц и не успевавшие выбраться из пламени. Бросившиеся к северным воротам города создали на выходе такой затор, что давили друг друга насмерть – «в три ряда шли по головам один другого, и верхние давили тех, которые были под ними». Усиливавшийся ветер создавал хорошую тягу, и вскоре столб пламени, пепла и жара заставил несчастных искать спасения в реке, и даже находившийся на отдалении хан вынужден был немного сместить в сторону свой наблюдательный пункт, с которого открывался великолепный обзор величественного в своем смертном ужасе зрелища. Находившимся же в эпицентре пожара было некуда бежать, и они давили друг друга в крепостных рвах и Москве‑реке, которая была забита трупами так, что «мертвых не пронесла». Спасения не было даже в Кремле – раненый и перенесенный туда воевода Бельский «умер от ран и пожарного зною» в подвале своего дома.

За несколько часов Москва выгорела дотла. Как писал летописец, «Москва вся сгорела в три часа. Людей в ней сгорело великое множество». Последующая расчистка пожарища длилась более двух месяцев, город надолго опустел, и властям приходилось специально переселять посадских людей из разных городов в столицу. По сообщениям крымских историков, разграбление Подмосковья и окрестных земель продолжалось сорок дней, а самого хана стали прозывать «взявшим столицу» (Тахт‑Алган – «Взявший Престол»). Было разорено 36 русских городов, а Девлет Герай впоследствии бахвалился, что во время похода было истреблено более 60 тысяч гяуров и еще столько же захвачено в плен.

Ввергнутый в ужас сожжением столицы, бежавший царь Иван IV Грозный вынужден был согласиться на выплату крымскому хану ежегодной дани. Надменный хан, уверенный в своих силах и будучи в своем праве, прислал ему в качестве поминок знаменитый татарский нож, говоря тем самым, что он может покончить с собой, и обратился со следующими словами: «Жгу и опустошаю все из‑за Казани и Хаджи‑Тархана, а богатства всего мира считаю за пыль, надеясь на Божье величие. Я пришел на тебя, сжег твой город, хотел твоего венца и головы, но ты не пришел и не встал против нас, а еще хвалишься, что «Я, дескать, московский государь»! Если б были в тебе стыд и мощь – то ты бы пришел и стоял против нас. Захочешь быть с нами в дружбе – отдай наш юрт, Казань и Хаджи‑Тархан. А захочешь казной и деньгами дать нам богатства всего мира – этого нам не надо, желание наше – Казань и Хаджи‑Тархан; а дороги в твоей стране я видел и изучил». Издевался над Иваном‑царем и политический русский эмигрант той эпохи Андрей Курбский, именуя спрятавшегося царя следующим образом: «Бегун пред врагом и храняка (спрятавшийся беглец. – А. Д.) царь великий християнский пред басурманским волком».

Андрей Николаевич Домановский 

Загадки истории. Византия

Текст предоставлен правообладателем http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=44518940

«Загадки истории. Византия / А. Н. Домановский; худож.‑оформитель Е. А. Гугалова»: Фолио; Харьков; 2016

Оставить комментарий

Популярные посты:

sarisso

The Blood of Dawnwalker — главный соперник «Ведьмака»

rivka381

Рози Рош.

strravaganza

Оказывается, в СССР всё-таки был секс!

a_nalgin

О новых рекомендациях россиянам Сбылся ещё один анекдот?

kilativ

Процент людей, плохо относящихся к цыганам

maria_vlasova

Игры с идентичностью.

new_vodokachkin

Если вдруг сюда заглянет какой-нибудь японист...

nbalanchak

О множестве тревожных признаков Всё рухнет внезапно и быстро?

foto_history

Екатерина Павловна Пешкова, жена А. М. Горького. Нижний Новгород, 1901 год

• Ранее
• Архив