Колдуны и все-все-все
![топ 100 блогов](/media/images/default.jpg)
Когда мы находим народные средства супротив ведьм и их потворов, то овладение этими приёмами ни в коем случае не делает нас самих ведьмами/колдунами, так как сами ведьмы их не используют, но используют нечто иное, обратное этому, а эти вещи для них являются, напротив, запретными или табуированными, так как ставят под угрозу их собственную колдовскую силу, препятствуют её опоре, началу или истоку. Таким образом, было бы глупо полагать, что колдующие используют в своём колдовстве то, что вредит им самим.
Это рассуждение я нашёл в интернете. Его источник не важен, поскольку сама мысль, здесь высказанная, заслуживает обсуждения.
Для начала, она ошибочна.
Среди любителей тайных наук и оккультных премудростей бытует убеждение, что где-то там обитают «настоящие» маги и колдуны, владеющие «настоящими» силами, не то, что все эти деревенские знахари с их нелепыми заговорами. Просто эти настоящие маги никогда не общаются с этнографами, и потому учёные понятия не имеют о подлинных волшебных традициях русской деревни.
Но вспомним совсем другую цитату, которую я приводил в статье «Наследники колдунов». Самая настоящая колдунья, посвящённая в тайны, прямо-таки требовала, чтобы этнографы записали эти тайны, поскольку не могла умереть, никому не передав своего искусства. И это не единичный случай. Подобное происходит сплошь и рядом, и не только в русской деревне, но и в других культурах.
Не существует никакого узкого круга «сверхдопущенных к столику». Народная магия именно такая, какой выглядит – архаичная, нелогичная, лишённая какой-либо внятной теории, основанная на интуитивных представлениях, этим слабая, но этим же и сильная.
Но есть тут и кое-что правильное. Как только мы выходим за пределы греко-римской ойкумены, «магия» тут же становится внешним понятием, которое исследователь навязывает тем, кого исследует.
Для этнографа очевидно: если существует обряд, способный принести человеку вред, и другой обряд, который применяют для защиты от первого – и то, и другое есть магия, и знаток магии вполне способен применять оба с одинаковым успехом.
Но люди той культуры, которую он изучает, вовсе не обязаны с ним соглашаться. Они вполне могут думать иначе. Ведьмы и колдуны пользуются одной силой, знахари – другой. Ведьма не может использовать знахарство, оно причиняет ей вред и разрушает её силу. Знахарь, в свою очередь, не может применять методы ведьм.
И это вовсе не оккультное противостояние «белой и чёрной магии». Знахарь вообще не считает себя магом, а уж тем более колдуном. Он знахарь, это совсем другое.
В последние лет двадцать антропологи и религиоведы пытаются навести порядок в терминологии. Как результат, многие из них вообще перестали пользоваться словом «магия», если речь не идёт о людях, которые сами называют так то, чем занимаются.
На его место пришли два новых термина: ритуальная сила (ritual power) и ведьмовство (witchcraft).
С ритуальной силой всё понятно: это любые символические, обрядовые действия, от которых ожидают, что они в некотором смысле будут работать. И народные заговоры, и христианские молитвы и таинства попадают под это определение. Оно не оценочное и не отражает отношения исследователя. Просто нейтральное выражение.
А вот ведьмовство – штука куда более интересная. Это понятие, несмотря на весь свой оккультный колорит – чисто социальное. Оно вообще ничего не говорит нам о том, во что человек верит и чем занимается – только о том, как к нему относятся окружающие.
«Ведьма» («колдун») – маркер опасного чужака. Человека, который живёт среди нас не нашим укладом, а значит – он человек лишь по внешности. На самом деле это потустороннее существо, поэтому оно сильно, и поэтому вредоносно.
Знать и практиковать магию ведьме при этом вовсе не обязательно. Наоборот, часто считается, что ведьма вредит непроизвольно – взглядом, словом, дурными пожеланиями или вообще одним только присутствием.
Она – что-то вроде распространителя болезни: разносит заразу, хотя сама от неё не страдает. Или даже не страдает именно потому, что разносит – если ведьма пытается что-то сделать, чтобы никому не вредить, сила, которая в ней живёт, начинает терзать её саму.
Если ведьма и использует какие-то особые обряды, то только с целью контролировать эту силу и направлять её против тех, кому она действительно хочет принести вред. В исполнении нормального человека эти обряды не будут работать – он же не ведьма.
Добрые сельчане знают множество способов найти и изобличить ведьму, скрывающуюся под видом настоящего человека. Есть ритуалы, после которых ведьма непременно сама себя покажет: начнёт странно себя вести, не сможет войти в помещение или выйти из него, предстанет в искажённом, нечеловеческом обличье.
Тут стоит вспомнить СССР тридцатых годов. «Враг народа» – и есть та же самая ведьма, только в причёсанном, светском варианте: опасный чужак, скрывающийся под личиной настоящего советского человека. И точно так же то, что кто-то был осуждён как враг народа, ничего не говорит нам о том, чем он на самом деле занимался и как на самом деле относился к советской власти.
Разумеется, в ведьмы вполне могли попадать и знахари, то есть профессиональные знатоки ритуалов. А уж если кто-то пробовал применять вредоносную «ведьмовскую» магию, то сам подставлялся под обвинение – зачем тебе пытаться вредить людям методами ведьм, если ты не ведьма?
В общем, ведьмы сейчас практически не интересны религиоведам и исследователям колдовства. О них чаще пишут социологи, изучающие устройство традиционного общества.
Наверное, поэтому и нет работ, посвящённых специфической ведовской традиции Европы – шаманской экстатической магии.
|
</> |