книжка получилась по-настоящему жуткая

antimeridiem — 03.12.2022 Дочитал «1984»... ну, что сказать....

– Сколько пальцев, Уинстон?
– Четыре. Мне кажется, что их четыре. Если бы я только мог, то обязательно бы увидел пять. Я так стараюсь увидеть все пять…
– А чего тебе больше хочется: убедить меня, что ты, наконец, увидел пять пальцев, или же на самом деле их увидеть?
– На самом деле их увидеть.
– Повторим урок, – молвил О’Брайен.

Когда читаешь какого-нибудь Шаламова, то поневоле поражаешься – как человек в этих условиях выжил, как не сдох сотню раз от ареста до освобождения? Если бы не эти вполне реальные опыты над людьми, Оруэлла можно было бы упрекнуть в излишнем фантазировании – никто бы столько не продержался в Министерстве Любви. Но всякое бывает. Единственное, в чем приходится усомниться, так это в том, что возможно наращивание мучений, сохранение отличий. То, что человек выжил – ладно. Но то, что начиная с какого-то уровня мучений остается способность дифференциации, понимания того что происходит, сравнения… Человеческого в человеке все-таки не так много, и очень быстро приходится иметь дело не с человеком, а со страдающим животным. А чего от него ждать – оно просто страдает. Как это пелось: «страдайте, пока страдается».

… При виде его отяжелевшего, изрезанного морщинами лица, столь безобразного и столь мудрого, сердце Уинстона словно пробудилось. Если бы он мог хотя бы шевельнуться, то непременно простер бы свою руку и возложил ее на плечо О’Брайена. Еще никогда Уинстон не чувствовал такой глубокой и всепоглощающей любви к нему, как сейчас, – и отнюдь не потому, что О’Брайен избавил его от боли. Просто к Уинстону вернулось старое чувство: в сущности, друг ему О’Брайен или враг – не так и важно. Главное, что О’Брайен – это единственный человек, кто понимает его и с кем возможен диалог. Возможно, люди жаждут понимания куда сильнее, нежели любви. Да, О’Брайен подверг Уинстона чудовищным пыткам и едва не лишил рассудка, а в скором времени он, вне всяких сомнений, отправит его на смерть. Но это уже ничего не значит. Они в некотором роде были по-дружески близки, но то, что их связывало, возобладало над дружбой; и наверняка существовало место, где они могли бы увидеться и поговорить.

Хе-хе. Доживем до понедельника, да. Легко написать сочинение из одной строки. А вот что бы он написал, если бы это его «Счастье, это когда тебя понимают» было темой сочинения по Оруэллу? Тут бы он так легко не отделался.

– Как один человек утверждает свою власть над другим, Уинстон?
Уинстон задумался.
– Заставляя его страдать, – сказал он чуть погодя.

Да, это я уже как-то обсуждал. Почему сила и власть так легко утверждается причинением страданий, а наоборот – нет. Никто не будет гладить по головке. Это не для человеков.

Его не влекло ни к разговорам, ни к развлечениям, но при этом Уинстон совсем не ощущал скуки. Он вполне довольствовался тем, что он в одиночке и его не бьют и не допрашивают, к тому же вдоволь дают еды и предоставляют возможность держать себя в чистоте.

Вот оно, счастье тюремного уюта. Обществу потребления, чтобы такого достичь, потребовалось бы пройти по всем этим кругам ада. Что гораздо легче достигается и без него. И люди еще удивляются, почему находятся желающих гнить в окопах. Да вот поэтому.

О’Брайен отпустил плечи Уинстона, несильно подтолкнув к надзирателям.
– В комнату 101, – произнес он.

Читал с экрана, и дойдя это этой строчки, и не промотавеще  «свиток» вниз, подумал – вот бы тут и закончить роман! Это был бы идеальный конец. Но нет, Оруэлл пошел дальше, у него были другие цели.

Да-а-а… поначалу это был реалистический социальный роман. Но постепенно он стал превращаться в мистический, и под конец стал религиозным, чем-то напоминающим Кафку. Да… Кафку тоже многие считают «критиком бюрократической машины» и все такое… Оруэлла в этом заподозрить еще проще, но под конец в это уже не верится. Замах был гораздо круче. И врезал он пожестче Ницше с его «Антихристианином» и прочими упражнениями в борьбе. Книжка получилась по-настоящему жуткая.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив