Как работает не пророссийская литературная тусовочка

deda14 — 21.01.2024

Оказывается, наш «литературный процесс» устроен очень интересно и хитро. И антироссийски. Есть многочисленные литературные премии «Национальный бестселлер», «Русский букер», «Триумф», «премия Солженицына», «Книга года», «Большая книга», «Золотой ЛиФФт» и многие другие (кстати, подобные премии есть и в театральной сфере, и в других). 

А кроме премий, есть еще и гранты. Учредителями этих премий и грантов являются некие частные лавочки и лица: банки, банкиры, какие-то союзы, фонды... У этих частных лавочек и лиц есть вполне определенная политическая ориентация, как правило, с либеральным душком, вся такая прозападная. Те, кто любит говорить "эта страна".

Поэтому премии вручаются в большинстве случаев за книжки, в которых Россия, ее народ и ее история предстают в жалком, уничиженном, иногда карикатурном виде. О российском народе пейсатели пишут в пренебрежительной манере, свысока, акцентируя внимание только на негативных сторонах..... ну, в общем, вы понимаете. Кто читал, например, Улицкую, тот поймет.

А дальше вот что. Пейсатели, получившие премию, разумеется, объявляются маститыми, знаменитыми, известными и популярными (популярными в очень узких кругах литтусовочки с сильным антироссийским подтекстом).

Мы с вами предстаем в этих книжках недонародом, а Россия – недостраной. Наши права непрерывно нарушают, лучших представителей народа (например, Ходорковского) третируют. России очень далеко до «нормальных стран». Помните, Шендерович* каждый день на «Эхе» говорил «вот в нормальных странах ...». Он, кстати, тоже числится известным писателем, лауреатом премии Московской Хельсинкской группы за защиту прав человека средствами культуры и искусства. Кстати, что б вы знали: Филолог Р. Ю. Шебалов в своей научной работе 2013 года отмечает, что Виктор Шендерович занимает ведущее место в современной российской публицистике. По мнению Шебалова, «он является одним из немногих наследников традиций остросатирической журналистики 90-х годов XX века, с другой — писателем, ориентированным на классические образцы русской сатиры (в первую очередь, произведения М. Е. Салтыкова-Щедрина)». В общем, гений. Международно признанный.

Далее эти книжки переводятся на разные языки и публикуются в Европе. Переводятся, кстати, на бюджетные деньги (типа, мы хотим показать Европе нашу литературу). И европейские критики и издатели говорят: «Да разве это мы ругаем Россию? Вот же, ваши известные писатели сами это пишут, мы только публикуем». Просвещенная Европа исследует нашу литературу и делает в научных статьях выводы о том, что Россия отсталая недострана, ее населяют озлобленные и недалекие люди, неумехи, отсутствие свобод, нарушения прав человека, у нее нет ни прошлого, ни будущего, она скоро загнётся, а ее жители просто уничтожат друг дружку. И попробуйте-ка это опровергнуть: это пишут специалисты в научных статьях!

Как вы понимаете, пробиться на это литературное поле тем, кто сейчас пишет стихи и книги о настоящей жизни, которой живет страна, абсолютно невозможно: тусовочка стойко обороняет свою поляну и не пускает на нее чужаков, думающих иначе. В литературных журналах вы ничего не прочитаете ни о спецоперации, ни тем более о тех, кто в ней участвует. Равно как и никто не снимет об этом кино: там тоже тусовочка. И в театрах тусовочка. В театрах НИ СЛОВА не говорят об СВО, это табу.

Как так получилось? Вся эта тусовочка родилась в ельцинскую эпоху, когда старых писателей и критиков еще советской школы, не согласных с проводимыми в стране «реформами», начали оттеснять, заменяя их теми, кто приветствовал построение в России демократии, открытого общества и присоединение к дружной семье цивилизованных стран («друг Билл», «друг Хельмут», вот это вот всё). И писатели скучают по тем "свободным" временам....

И никто пока не трогает это заросшее тиной болото, в котором громко квакают и шипят разного рода земноводные и пресмыкающиеся. Правда, некоторым писателям уже присвоили статус иноагента. Вот только возникает вопрос: а что, раньше, по их книжкам нельзя было понять, что они иноагенты? Для этого нужно было подождать, пока они съедут куда-нибудь на историческую родину (которая, как известно «ни с кем не воюет»)? Что это за премии, кто их учредил и за что давал? Попробуйте в Германии учредить литературную премию за похвалу России и ее народу. Ну попробуйте. Я уже не говорю про Англию.

В «театральной среде» картина примерно такая же.

Между прочим, китайские издательства отказываются публиковать книжки наших «известных» писателей. Они говорят, что в Китае такая литература не приветствуется, да и о России там весьма хорошее мнение. В общем, партия там не дает печатать кому попало что попало. А чем, интересно, занимается наша партия? Она ведь у нас вроде есть?

Государству российскому пора, наконец, включить свет и посмотреть, кто прячется в этом темном чулане под названием «современная российская литература».

источник

P.S.

Фрагмент интервью Юрия Полякова газете «Бизнес Online»

Вас иногда называют «последним советским писателем», особенно памятуя ваши повести, опубликованные на излете советского времени, в конце 1980-х годов, — «Сто дней до приказа» и «ЧП районного масштаба». Но что значит быть советским писателем? Ощущали ли вы когда-нибудь себя таковым? Скажем, писали ли вы в стиле соцреализма? Быть может, когда выпускали свои первые книги «Время прибытия» и «Разговор с другом»? Или же социалистический реализм — это некий искусственный конструкт, мертвый язык, на котором в 1980-е никто уже не творил и не разговаривал? Успели ли вас коснуться привилегии писательской среды, которые действовали в советское время?

— «Последним советским писателем» меня назвал Сергей Владимирович Михалков (советский классик, поэт, соавтор государственного гимна СССР, отец кинорежиссеров Андрея Кончаловского и Никиты Михалкова — прим. ред.). Дело было так: году в 1982-м он написал ходатайство в ГЛАВПУР, где намертво застряла моя повесть «Сто дней до приказа», ее, как потом выяснилось, «тормознул» генерал Волкогонов. Михалкову вскоре позвонил разъяренный политработник и стал упрекать, мол, зачем председатель союза писателей РСФСР поддерживает разных антисоветчиков. Михалков ответил, что Поляков не только не антисоветчик, он, возможно, вообще последний советский писатель… Так, в сущности, и случилось. И мой цикл «Совдетство», пользующийся популярностью у читателей, тому подтверждение. Недавно вышла третья книга «Узник пятого волнореза», и ее буквально смели с прилавков.

Что касается «соцреализма». Как оформившееся литературное течение, по-моему, он никогда не существовал, оставаясь термином марксистско-ленинской эстетики, хотя, без сомнения, писателей, принимавших советский футурологический проект и работавших на его воплощение, было немало. Среди них даже такие титаны, как Андрей Платонов и Леонид Леонов. Спросим себя: «Поднятая целина» — это соцреализм? Так сразу и не скажешь… Существует миф, будто советская власть «построила» писателей и заставила ходить в ногу. Знаете, бездари, они и без всякой советской власти норовят сбиваться в стаи и ходить в ногу, возьмите ту же тусовку вокруг премии «Большая книга». А таланты всегда самостоятельны, часто с риском для жизни.

Знаете, я недавно поставил эксперимент. После перерыва лет в 30 провел в Большом зале ЦДЛ свой поэтический вечер, в первой половине читал как раз стихи из первых книг «Время прибытия» и «Разговор с другом», сочиненные мной, молодым советским поэтом, почти полвека назад. Зал, набитый до отказа, рукоплескал, строчки не устарели. Какой же это соцреализм? Если автор обладает даром и мастерством, ему совершенно не важно, какую идеологему навязывает правящая партия обществу — пролетарский интернационализм или общечеловеческие ценности.

Да, писатели имели определенные привилегии, например, нам полагались дополнительные 20 квадратных метров при выделении жилья. Но точно таким же правом обладали, например, кандидаты наук, а их в СССР было на порядок больше, чем членов союза писателей. Да, у литфонда были дома творчества, но свои базы отдыха, не хуже, а то и получше, имели и другие творческие союзы, Академия наук, министерства, заводы… Я уже не говорю о четвертом управлении, занимавшемся отдыхом номенклатурных работников. Кстати, крупные предприятия имели свои санатории и профилактории довольно высокого уровня и в курортных зонах… А в тех дачках, которые литераторам выделялись в Переделкино или Комарово, нынешний успешный предприниматель своего сторожа не поселил бы. Не зря Ахматова называла свою дачку в Комарово «будкой».

— Как бы вы определили жанр, который в отечественном искусстве пришел на смену соцреалиазму? Это действительно постмодернизм или нечто, точного определения чему еще не подобрано?

— Еще раз подчеркну: не было всеобъемлющего «соцреализма». Вспомните, в 1970-е выходили такие разные вещи, как «Алмазный мой венец» Катаева, «Альтист Данилов» Орлова, «У последней черты» Пикуля, «В поисках жанра» Аксенова, «Лад» Белова, «В августе 44-го» Богомолова, «Дом на набережной» Трифонова, «Пикник на обочине» Стругацких, «Судьба» Проскурина… Это просто хорошая литература вне установок. Конечно, в 1990-е у нас стал распространяться вслед за мировой модой постмодернизм, но он глубоких корней не пустил именно в силу своей неукорененности в национальной почве. Знаете, когда русофобией пышет чешский постмодернист Кундера — это одно, а когда то же самое происходит с доморощенным Быковым — совсем другое. Возможно, слегка преувеличивая, могу утверждать, что мой роман-эпиграмма «Козленок в молоке», написанный как пародия на постмодерн в 1995 году, выдержав почти 30 изданий, по совокупному тиражу едва ли не превзошел всех отечественных постмодернистов, вместе взятых.

Но появился и новый жанр, которому я дал свое название — «злобное антисоветское фэнтези». Вот это в самом деле был идеологический проект, щедро спонсировавшийся новой властью. Смысл понятен: чтобы не так бросался в глаза провал «шоковых реформ», следовало представить Совок в максимально неприглядном свете. И если вы проанализируете сочинения фаворитов «Букера», «Нацбестселлера», «Большой книги», то заметите: откровенный антисоветизм — главное условие попадания в короткий список. Остальное, как говорится, по вкусу.

— Герои ваших повестей «ЧП районного масштаба» и «Апофегей» — представители молодого поколения комсомольцев и советских ученых. Их карьерные устремления и «элитные развлечения» выглядят достаточно невинно по сравнению с поведением так называемой элиты, которая пришла на смену комсомольцам и партократам в 1990-е и 2000-е годы. Однако советским ученым когда-то был и Борис Березовский, а Михаил Ходорковский* — комсомольским активистом. Могли ли судьбы ваших советских литературных героев сложиться так, как, к примеру, у Ходорковского* и Березовского?

— Да, я одним из первых в своем поколении попытался художественными методами исследовать то, что происходит с человеком, попавшим в «аппарат власти» и начавшим всерьез играть в карьерные игры. Конечно, в советские времена «навар» от причастности к власти не шел ни в какое сравнение с тем, что началось после 1991-го. Поначалу дальше банных посиделок с водкой и «все правильно понимавшими» соратницами дело не шло. Но потом появились новые возможности. Успех многих комсомольских функционеров, ставших нуворишами, мне понятен: они по роду занятий обладали навыками менеджеров, тогда это называлось «оргработой». Вы думаете, в райкомах постоянно звучали слова «смотр», «слет», «самоотчет»? Ошибаетесь. Куда чаще можно было услышать: «платежка», «гарантийное письмо», «безнал»… Кстати, Михаил Ходорковский* в середине 1980-х работал в том самом бауманском райкоме ВЛКСМ, который я описал в повести «ЧП районного масштаба». А математик Борис Березовский выстраивал хитроумные схемы наживы еще при социализме, но тогда за это можно было получить срок. И получали. Например, прекрасный поэт-песенник, создатель «Лесоповала» Михаил Танич. А потом все разрешили, оставались только нравственные тормоза, если они у человека имелись. Потому-то у моих героев-комсомольцев разные судьбы. Не все скурвились, далеко не все. Вспомните мои романы «Небо падших», «Замыслил я побег…», «Грибной царь», «Любовь в эпоху перемен». Вы никогда не задумывались, почему после 1917 года портные, аптекари, счетоводы, приказчики, парикмахеры (не все, конечно) стали чекистами и комиссарами? Примерно то же самое случилось и после 1991-го.

«После смены политического курса у нас обычно недавних врагов государства отливают в бронзе»

— Одной из основных характерных черт советской культуры была ее устремленность в будущее, ее футуризм и вера в светлое завтра. Но с тех пор как СССР ушел в прошлое, он перестал ассоциироваться с будущим. Как вы думаете, советская идея полностью принадлежит прошлому или в ней по-прежнему наличествует потенциал будущего? Откуда появилась мода на ностальгию по СССР? Быть может, это ностальгия по некоей позитивной формуле будущего, которой у современного общества просто нет?

— Согласен, у большевиков-коммунистов была мощная, до поры до времени убедительная модель светлого будущего, рая на земле. Это ярко воплотилось в литературе, изобразительном искусстве, в кино тех лет. Авангард отрывался от реальной жизни, ибо его творили «будетляне». Но неузнаваемое грядущее — вещь опасная. Правда, многие свои проекты и обещания советская власть выполнила. Обе мои рязанские бабушки, родившиеся до революции, были неграмотными. Тем не менее образовательный уровень населения рос на глазах. Да и уровень жизни — тоже. Идиллическая картина русской жизни в 1913 году далека от реальности, значительная часть народа жила буквально впроголодь. Как-то в пору «огоньковского» шельмования советской истории я разговорился с литературоведом, директором Пушкинского дома Николаем Николаевичем Скатовым. Речь зашла об ужасах коллективизации, и он сказал мне так: «Что бы кто ни говорил, но в нашей крестьянской семье стали есть досыта только после того, как в селе организовали колхоз…» Другое дело, что футурологический проект советской власти 70 лет почти не обновлялся, а расхождения между идеалом и социальной практикой становились все очевиднее. Не зря же гулял анекдот: «Коммунизм в 1980 году по настоятельным просьбам трудящихся заменили Московскими Олимпийскими играми». На фоне навязчивой риторики о равенстве даже незначительное расслоение казалось безобразием. Удивительно, но функционер в финском пальто и ондатровой шапке злил людей больше, чем нынешний олигарх с его вертолетной яхтой. Те, кто пришел к власти в 1991-м, сделали выводы из ошибок предшественников. Никто из них никогда не заикался о том, что мы созидаем, куда стремимся, какой общественно-экономический строй мастерим. А о том, что, оказывается, мы почти три десятилетия прожили при компрадорском капитализме, утратив значительную часть политического суверенитета, стало известно, когда началась СВО и информационная риторика изменилась, так как, вопреки грозным обещаниям телеведущего Соловьева, Киев быстро взять не удалось.

Отсутствие четкой привлекательной футурологической модели — ахиллесова пята современной России. А говорить о будущем, не давая оценку недавнему прошлому, ельцинскому лихолетью, не получится. Вот и выходит, что, повторяя, как мантру, слова «демилитаризация и денацификация Украины», мы толком не знаем, как это все будет происходить. Боюсь, кто-то уверен, что все случится в форме «договорняка» между российскими и украинскими олигархами. А это тупик.

— Кстати, нормализовалась ли, на ваш взгляд, ситуация во МХАТе имени Горького после прихода туда Владимира Кехмана в качестве директора? Какие отношения сейчас связывают вас с этим театром?

— Какая нормализация? МХАТ имени Горького как русский нормативный репертуарный театр уничтожен. Ликвидацию начала «зондеркоманда» Эдуарда Боякова, а завершил Владимир Кехман, оптовый бананоторговец, вообще не имеющий понятия о драматическом искусстве. Рассказывают, как, впервые войдя в доронинский кабинет, он, показав на портрет Булгакова, спросил: «А это еще кто?» Татьяна Доронина полностью отстранена от дел, да и сил у нее больше нет: предательство самого близкого окружения буквально сломило эту несгибаемую женщину, сумевшую сохранить традиционный МХАТ даже в пору ельцинского безвременья. 90-летие великой актрисы прошло почти незаметно, именины Елки отмечали куда как шире. А Кехман делает то, что умеет, задорого ремонтирует здание. При чем тут русский театр? Мои пьесы, поставленные Дорониной и Говорухиным, шедшие с большим успехом, были сняты еще Бояковым в отместку за то, что я выступил в защиту Дорониной. Восстановлены они никогда не будут. А «кехманизация» русского театра идет полным ходом. К 200-летию великого Александра Островского, которое отмечали в разгар СВО, никому даже в голову не пришло поставить одну из его историко-патриотических пьес, звучащих ныне очень современно. Театральные деятели не по этой части, а сверху подсказать просто некому.

— Изменилась ли сегодня в России культурная политика? Хотя точнее, наверное, будет спросить: есть в ли в современной России политика в сфере культуры? Та самая, которая обычно проводится осознанно и последовательно?

— На мой взгляд, культурная политика не изменилась настолько, насколько этого требует, по сути, военное время. Мы постоянно опаздываем. Понадобилось полтора года, чтобы провести реорганизацию и поменять руководство союза театральных деятелей, массово выступившего в марте 2022-го против СВО. Кинематограф, вместо того чтобы ответить на жесткие вызовы времени, отращивает уши Чебурашке, реанимирует бременских музыкантов и очеловечивает бандитизм лихих 90-х. Где «Отпуск по ранению»? Где «Вечно живые»? Где «В окопах Сталинграда»? Чем занимается фонд кино? Созданная для поддержки государственной линии и щедро финансируемая ассоциация писателей и издательских работников до сих пор не сформулировала свое отношение к войне за Русский мир. А взгляните на трех финалистов «Большой книги»! Какое отношение эта филологическая гидропоника имеет к тому, чем живет Отечество? Мало того, диплом в номинации «Выбор поколения» вручили даме, живописующей страдания молодой лесбиянки и пришедшей на церемонию с «женой». А ведь «Большая книга» курируется Роспечатью, государственной структурой… Кажется, примеров достаточно… Вот такая у нас культурная политика.

— Есть ли такой человек из числа «покиданцев», о чьем отъезде за границу после начала СВО вы сожалеете? И чем, по вашему мнению, вызвана сама эпидемия этих отъездов? Неужели наши новоявленные эмигранты и впрямь опасались, что их станут пытать в подвалах ФСБ или призовут на фронт?

— Нет, ни о ком я не сожалею, кроме, пожалуй, историка Валерия Соловья*. Его книга «Кровь и почва русской истории» — серьезная, прорывная работа. Что с ним произошло, ума не приложу! Но большинство отъехавших были откровенными русофобами и до СВО, только прежде за глумление над страной проживания давали премии, ордена, звания, должности… Напомню, первым полным кавалером ордена «За заслуги перед Отечеством» стал Геннадий Хазанов, свинтивший после начала СВО в Латвию. В 2015 году Никите Михалкову исполнялось 70 лет, его выдвинули на Государственную премию, так вот, совет по культуре при президенте РФ отдал большинство голосов не ему, а Александру Сокурову, странная позиция которого всегда была очевидна. Вот так!

Массовый отъезд, по-моему, связан с двумя обстоятельствами. В России за русофобию перестали поощрять, как это было еще недавно. Беглецы, видимо, полагали, что зарубежные фонды будут щедрее. Ошиблись. Во-вторых, эмиграция — это еще и демонстративное дистанцирование от «путинской России» с расчетом на вознаграждение после «транзита власти». Все они — и Макаревич*, и Галкин*, и Быков*, и Акунин**, и Улицкая — рассчитывают на «эффект Солженицына». После смены политического курса у нас обычно недавних врагов государства отливают в бронзе. И определенные основания для таких надежд у коммерческих пацифистов и клеветников России имеются. Обратите внимание, с каким размахом наши СМИ, включая центральные каналы ТВ, отметили в декабре полувековой юбилей выхода в свет «Архипелага ГУЛАГ», книги, мягко скажем, неоднозначной. Если это сигнал, то кому?

— В последние два года, что продолжается специальная военная операция, в отечественной культурной сфере возникло новое явление, которое некоторые называют «культурой эпохи СВО». Обычно сюда причисляют певца Shaman (Ярослава Дронова), поэтесс Анну Долгареву, Анну Ревякину, некоторых рэперов, писателя и политика Захара Прилепина и так далее. Как вы оцениваете значение «культуры эпохи СВО»? Означает ли она долгожданный разворот российской культуры в сторону патриотизма и любви к своей стране? Или время для осмысления той трагедии, которую мы переживаем сейчас, еще не пришло?

— Вы назвали заметные имена, но я бы начал этот список с интересного поэта Сергея Лобанова, воевавшего с первого дня, раненого, вернувшегося в строй, выпустившего книгу стихов. Я бы продолжил список именем Леонида Палько, директора издательства «Вече», которое, встречая поначалу противодействие, стало выпускать сборники, посвященные СВО, и отправлять их «за ленточку». Кстати, на днях он удостоен ордена Александра Невского, и я от души поздравляю соратника. Я бы назвал выдающегося православного мыслителя Александра Щипкова, совершившего методологический прорыв в осмыслении новейшего фашизма, в том числе украинского. Я бы упомянул Ирину Ордынскую, чью пьесу «Миллион роз», посвященную трагедии Донбасса (до войны Донецк называли «городом миллиона роз»), наша национальная ассоциация драматургов продвигала на сцену чуть ли не с 2017 года, получая от театров неизменно брезгливый ответ: «Неформат!» Теперь пьеса все-таки пришла к зрителям… Я не сомневаюсь, что трагизм и героика битвы за Русский мир еще родят грандиозные произведения, но искусство развивается по своим законам, по своим срокам… Подождем. А тем, кто поет с эстрады песни русского сопротивления, я бы посоветовал, не снижая вокального накала, задуматься над текстами, уровень которых оставляет желать лучшего. Опыт нашей великой фронтовой поэзии нынешними авторами стихотворных текстов почти не освоен…

— Сколько времени, на ваш взгляд, может понадобиться, чтобы создать на месте, освобожденном бежавшими за границу «людьми искусства», новую культуру, носители которой по меньшей мере не станут презирать свою страну, а по большей — будут выразителями интересов своего народа? И стоит ли сохранять в новой реальности либеральные литературные премии вроде «Большой книги»?

— Если вы думаете, что переход страны в эпоху вооруженного противостояния с консолидированным Западом ознаменовался массовым призывом патриотов в культуру, то сильно ошибаетесь. Произошло массовое «переобувание» гормональных либералов в бюджетных патриотов, именно поэтому мы не наблюдаем никаких особенных прорывов на культурном фронте. У нашей власти есть одно опасное заблуждение: там считают, если поставить перед вчерашним либеральным творцом правильную задачу и дать хороший бюджет, он выдаст патриотическую продукцию. Так не бывает. Если директор военного завода — либерал, но правильно выполняет техзадание, его взгляды на качество снарядов не влияют. В творчестве все иначе, тут главное — искреннее мировоззрение. И в этом смысле у нас засада. Например, директор театра имени Вахтангова Кирилл Крок, подписавший протест против СВО, в недавнем прошлом верный оруженосец лютого русофоба Римаса Туминаса (советского и литовского театрального режиссера — прим. ред.), не только остался в кресле, он еще входит в экспертную группу, распределяющую президентские гранты в сфере культуры. На днях он стал заместителем президента премии «Золотая маска», о необходимости переформатирования которой говорено-переговорено. Подозреваю, что-то подобное случится, когда затеют реформирование «Большой книги». Скажу больше: эта «переобувшаяся» публика заняла круговую оборону, чтобы не допустить к принятию решений требовательных патриотов. Я это чувствую по тем препонам, которые устраивают где только можно нашей национальной ассоциации драматургов.

«Путин обречен на то, чтобы закончить победой навязанное нам противостояние»

— Спецоперация сделала публичными фигурами и вывела на первый план множество необычных персонажей. Одним из них стал, как известно, Евгений Пригожин — он из числа самых «прозвучавших» людей минувшего года. Вокруг его ЧВК Вагнера тоже выросла целая субкультура, с одной стороны, напоминающая чем-то средневековых наемников-кондотьеров, а с другой — русские «бунташные» движения Разина, Пугачева, Махно и прочих. Что это — примета нового Смутного времени? Или привет из 90-х, откуда был родом сам Пригожин?

— Чтобы квалифицированно рассуждать о летних событиях, связанных с ЧВК Вагнера, я не располагаю достаточными сведениями, а то, что было опубликовано в наших СМИ, явно несет на себе след ограничений, неизбежных в информационном пространстве военного времени. Однако напомню, что сразу после событий августа 1991 года я опубликовал в журнале «Столица» статью под названием «Военный пуф». Кстати, и тогда тоже были крупные политические фигуры, причастные к «путчу» и погибшие при загадочных обстоятельствах, — маршал Ахромеев, министр Пуго… Думаю, всю правду о «деле Пригожина» мы узнаем нескоро…

— Хорошо, тогда скажите, что для вас лично идущая на Украине специальная военная операция? Это локальный конфликт, гражданская война на бывшей территории СССР или мировая война?

— У Льва Гумилева есть статья «Зигзаг истории». Так вот, по моему глубокому убеждению, о чем я писал и до событий, вхождение в состав сначала УССР, а потом и Незалежной исконно русских земель явилось именно таким «зигзагом», который рано или поздно пришлось бы «выпрямлять». Если бы СССР не распадался в условиях преступной, на грани государственной измены борьбы за власть между Горбачевым и Ельциным, проблему решить можно было бы еще в 1990-е. Кто мешал организовать длительную процедуру получения республиками самостоятельности (а не «независимости»!) по аналогии с брекситом, объявив, что выходят из Союза субъекты в тех границах, в которых вошли в 1922-м, а судьба «благоприобретенных территорий» определяется плебисцитом? В таком случае не было бы сегодня многих проблем, включая Донбасс, Абхазию и Приднестровье. Более того, иные республики предпочли бы остаться в обновленном Союзе, чтобы не потерять целые области и автономии. Кстати, все эту латентную до поры межнациональную конфликтологию я невольно описал в своей новой повести «Узник пятого волнореза» (из цикла «Совдетство»). Мой герой 15-летний Юра Полуяков приезжает с родственниками в курортный городок Новый Афон и попадает помимо прочего в гущу назревающих межнациональных противоречий. Наверное, кровавой войны можно было бы избежать, но, когда Господь хочет наказать народ, Он заставляет его выбирать между Горбачевым и Ельциным, между Гамсахурдией и Шеварднадзе, между Порошенко и Зеленским, между Трампом и Байденом…

— Кстати, в повести «Демгородок» в 1993 году вы предсказали конфликт между Россией и Украиной. Насколько то, что происходит сейчас, совпало с прежними вашими предчувствиями?

— Более того, я даже предсказал там частичную мобилизацию. Но, по моей версии, два братских народа благодаря смешанным бракам двух лидеров в конце концов помирились. Историческая реальность оказалась гораздо суровее, так как вмешалась третья сила, а ей на судьбу наших народов, точнее, двух ветвей одного народа, наплевать. Русская цивилизация в принципе мешает Западу, как Карфаген мешал Риму. Но самое удивительное, что безбашенный хуторской украинский национализм, замешанный на ксенофобии и антисемитизме, оседлали политики, имеющие к этническому украинству такое же отношение, как я к гуанчам.

— На ваш взгляд, существует ли украинская культура как отдельное явление, отличное от общероссийской и советской? Или это некий миф, которым мы обязаны, с одной стороны, украинским националистам и их кураторам, а с другой — стараниям большевиков, которые еще в 1920-е годы провозгласили курс на «украинизацию» братской республики?

— Да, малороссийская субкультура существовала в рамках большого Русского мира наряду с поморской, старообрядческой, казачьей и другими субкультурами. Николай Гоголь воспринимал ее именно так. Но, как показала новейшая история, решающим фактором превращения субэтноса в этнос, а диалекта в самостоятельный язык является большая геополитика. В возникновении отдельного украинского народа были заинтересованы и Австро-Венгрия, и Германия, и СССР, где в 1920-е правили бал антирусские силы, старавшиеся всяческие ослабить наш триединый народ с далекоидущими намерениями. Отсюда политика «коренизации», вылившаяся в Новороссии в насильственную украинизацию. Тех, кого мои взгляды по этому вопросу заинтересовали, отсылаю к моей книге «Желание быть русским», выдержавшей несколько изданий. В любом случае наш долг — спасти для Русского мира хотя бы те земли, где дерусификация не зашла слишком далеко.

— Владимир Путин в условиях СВО снова идет на президентские выборы, назначенные на март 2024 года. На ваш взгляд, это необходимо, чтобы уберечь Россию от военного поражения и сохранить преемственность курса?

— Давайте сознаемся, для нашей страны любой «транзит власти» — потрясение, связанное со значительной корректировкой курса, а то и «разворотом над Атлантикой». Вспомним, как император Павел поступил с политическим наследием своей великой матери, а латентный троцкист Никита Хрущев обрушил сталинский задел. А во время военной операции менять политическое руководство страны и главнокомандующего вообще безумие. Путин обречен на то, чтобы закончить победой навязанное нам противостояние. Это, кстати, не его личный выбор, а безальтернативное веление истории. Заметьте, как непросто расстается наш президент с соратниками своего либерального прошлого. Ну кто бы еще отпустил восвояси прохиндея Чубайса? Но судьба Отечества для Путина важнее. Я всецело поддерживаю выдвижение, но уже не в качестве доверенного лица, как трижды до этого, а как обычный избиратель. Кто-то тщательно выдавливает нас, «путинцев со стажем», из президентской команды. Вопрос: зачем? На этот странный процесс обратил мое внимание незадолго перед смертью Станислав Говорухин, с которым мне посчастливилось работать над сценарием «Ворошиловского стрелка».

* выполняет функции иностранного агента

Оставить комментарий

Популярные посты:

bafostri

Как удивить близких за ужином: проверенные приёмы и неожиданные сочетания блюд

nasedkin

Дожили

acvarelll

сдалась

loversbooks

Немного о фильмах

klink0v

Загадка про ведро

sadalskij

С этой великой миссией хочу жить на земле – творить добро на погибель зла/

silverina1

Творожные кексы со смородиной

uncle_ho

Воскресный шизомилитаризм. Выпуск №687

your_food_today

Печенье

• Ранее
• Архив