Как причудливо тасуется колода...
chipka_ne — 30.06.2020Вчера, глядя на ненаглядных, и лишний раз убеждаясь в давно мной усвоенной истине — «люди — разные» — в очередной раз задумалась о свойственных нам всем иллюзиях. В частности, о святой нашей вере в возможности воспитания.
Нет, не подумайте, я в целом человек очень мелкобуржуазный с полным набором соответствующих ценностей: чистить зубы, бросать бумажку от мороженого в мусорник, вилку в левой, ножик — в правой, спинку ровно, есть, что дают, жевать с закрытым ртом, музыка-гимнастика-танцы-плаванье в приказном порядке — все это прошли мои бедные дети, а не так, чтобы запастись после роддома попкорном и глядеть, как оно само растёт.
Но все равно — что выросло, то выросло, и непонятно, откуда что взялось, причём, у каждой — разное.
Вот я, например, имею с двух сторон в дедушках-бабушек — крестьян во всех поколениях, но никогда, нигде, ни малейшего желания копать-полоть-поливать у меня не появлялось. Даже при жизни в собственном доме на земле. Нет, поливать то, что росло, поливали, конечно, из шланга, благо воды было немеряно, но задуматься о том, что виноградник надо как-то подрезать, обрабатывать, укрывать на зиму (в Ташкенте зимы случались с морозами), холить-лелеять в голову не приходило, разросся он, как бурьян. образовав плотную зелёную крышу (а мы и рады — летом-то как славно), но людей понимающих это ужасало. Самое интересное, что он при этом через раз всё-таки плодоносил и обильно — с перепугу, не иначе, опять же, птичкам было чем кормиться.
Нестриженные розовые кусты у нас тоже одичали, вымахали в человеческий рост и превратились в разлапистые деревья с толстенными стволами, свекровь поначалу вздыхала, что их бурьян задушит — как же! — мои розочки любой чертополох побеждали одной левой. Правда до самих цветов было не добраться из-за зверских колючек, а зачем добираться-то? — нечего цветам в вазах киснуть! — пускай на кустах природным образом вянут.
И вот откуда у такой-то матери выросла старшая дочь, у которой во дворе образцовый садик-огородик?
И лимончики:
и гранаты:
и помидорчики:
И ещё какие-то жуть как органические овощи:
И вообще — распланированный для деток участок с игровыми зонами, качелями и гамаками, хоть в кино снимай
А младшая, например, купивши, квартиру с просторным двором, первым долгом велела всю растительность оттуда повыдергать, натянуть тент, дворик замостить, поставить бассейн, трамполину, скамейку-качалку и газовый мангал — всё! Растительности и на улице достаточно, а нам поливать-стричь-подметать некогда — новое поколение выбирает робот-пылесос! А нынче и вовсе перебралась в башню напротив Медиатек, из растительности с собой — только кот и собака, цветы дома с трудом переносит даже в вазах, надо зелень? — для детей через дорогу один из 50-ти сказочных холонских парков, а ей с мужем довольно вечернего вида на огни большого города с восьмого этажа, а с крыши двадцать пятого — на море.
Старшая пожимает плечами — как так можно?
Младшая так же недоумевает — а как иначе?
А я пытаюсь изобразить компромисс, с переменным успехом выращивая терпеливые суккуленты и кактусы на подоконниках, и употребляя утренний кофий на балконе с видом на пустыню — такой двор, как у старшей я не потяну.
Хотя нет ничего лучше, чем сидеть с утра на одной из её деревянных террас с раскидистым фиговым деревом вместо навеса — там и кофий пьётся иначе, проверено.
И — пока не забыла — раз уж к слову пришлось, запишу одну историю с близнецами в знакомой семье профессионального офицера, ныне покойного.
Казалось бы — близнецы! Правда, разнояйцовые, но всё равно — растущие под неусыпной опекой одной и той же мамы, из породы профессиональных офицерских жён, которые в хорошем смысле попадьи с пирогами наперевес.
И назвали их красивенько, по одному из Толстых — Дашенькой и Катенькой. И наряжали в одинаковые кружевные чепцики и отглаженные платьица. И кормили одинаково, и книжки читали одни и те же, и музыка-гимнастика-танцы, а как же, хоть мамэ и не аидише.
Но началось с того, что одна уродилась пухленькой синеглазой блондиночкой, а другая — зеленоглазой смуглой карменситой, которую никакими пирогами-варениками откормить до детской пухлости никому не удавалось. Одна — как котёнок тёрлась возле мамы на кухне, в два годика пыталась лепить варенички, в три — училась вязать крючком, а в десять пекла-шила-вышивала и разве что сапоги не умела тачать.
Другая — не засыпала, пока не вернётся в ночь-заполночь
громогласный папаня, примеряла его сапоги и портупею (любимая
игрушка, а если с пистолетом — так вообще) и вместо сказок о
золушках-белоснежках, требовала славных повестей о полку
Игореве о рядовом Сатыбалдыеве, который в своё дежурство на
кухне чай с салом заваривал — артистичный товарищ майор
пересказывал это со вкусом и со всеми сопутствующими комментариями
от благодарных однополчан.
Пока одна украшала дом ковриками-салфетками и шила почти парижские наряды по выкройкам из таллинского «Силуэта», другая ездила с отцом на охоту и рыбалку и к маминому ужасу училась водить мотоцикл с коляской.
Версия о подмене в роддоме никак проканать не могла, потому что двойняшки некогда родились малость раньше срока в одиноко стоящей медсанчасти, где никаких дополнительных рожениц не просматривалось в радиусе десятка километров.
Но существовала и другая версия.
Иногда на подвыпившего с вечера папаню с утра нападал приступ откровенности и раскаяния. Благодарно прихлёбывая принесённый многотерпеливой супругой рассольчик, он вдруг начинал целовать ей руки и слёзно просить прощения.
— Любаша, душенька ты моя — я должен тебе во всём признаться! Сейчас или никогда!
— Сейчас, так сейчас, — привычно соглашалась покладистая Любаша.
— Так и знай, — дрожащим голосом произносил майор, — Дашка у меня — не от тебя! Прости меня, кобеля этакого, я её на стороне нагуляяя-аааал!!! А ты её, как родную рОстишь, святая, святая женщина, а я с тех пор на других баб — ни-ни! — вот на чём хошь поклянусь, фикус дай — буду землю есть — хочешь?
— Не хочу, там подкормка минеральная — невозмутимая Любаша на всякий случай отодвигала фикус, — ты лучше скажи — Катька-то хоть — моя?
— Катька-то? — майор снимал со стены портрет близняшек и, прикрыв одной ладонью чернявую рожицу, а другую, приставив козырьком ко лбу, вдумчиво сравнивал щекастую Катерину с невозмутимой румяной Любашей, — Катька — точно твоя, даже не сомневайся!
|
</> |