Как графья Россию губили

chatlanin — 01.11.2025

Продолжаем тему кто и как погубил Россию. На сей раз поговорим не о мещанах горьких, а о самых что ни на есть благородных, титулованных дворянах, образованных, даже когда-то с дарованными государями крепостными людишками и деревеньками, соли земли Русской.
Если точнее, о Его Сиятельстве графе Толстом.

Письмо разночинца Рохлина Его Сиятельству. Пометки мои.

Отец лжи: письмо графу Льву Николаевичу Толстому

Я решился написать Вам, граф, подчинившись единственному чувству. Чувству любви, которую я испытываю к Вам всю свою жизнь, с того момента, когда семнадцатилетним юношей прочитал «Анну Каренину». Но сегодня меня заставляет писать к Вам не восторженность и не благодарность, которыми я живу все эти годы, перечитывая Ваши книги. Иная причина понуждает меня взяться за перо и объясниться с Вами.

Причина эта весьма необычного свойства, никогда ранее ничто подобное не испытывалось мною, и одно это служит оправданием моей дерзости. Я пишу эти строки еще и потому, что точно знаю — что бы ни происходило я должен сохранить верность юношескому порыву, влюбленности, выросшей в любовь, впервые испытанной благодаря Вашему слову.

Со мной случилась очень странная вещь. Два дня назад я возвращался домой, в свой город на окраине московской губернии, на ночном поезде. Я ехал уже четвертый час подряд, кроме меня, в вагоне никого не было, да и в соседних, кажется, все скамьи пустовали. Поезд шел и останавливался на пустых и залитых осенним дождем полустанках. Никто не садился, никто не выходил. Могло показаться, что, кроме меня и машиниста, больше никого на земле не осталось, и мы несемся неизвестно куда и зачем.

Все это время я читал Ваш последний роман «Воскресение». Пока не дочитал до XXXIX главы, которую теперь всегда буду вспоминать с содроганием. Мне не свойственна сентиментальность, над мелодрамами всех мастей и стилей я не плачу. Но с юности сохранилась во мне какая-то незащищенность перед словом, восприимчивость, доведенная до болезненной остроты.

В этой главе вы описываете Божественную литургию в тюрьме, где содержалась Екатерина Маслова. И «вьехав» в нее с разбегу из предыдущих, я испытал то, что можно назвать шоком и ужасом. Еще раз, граф, я не кисейная барышня и в обморок от слов не падаю. Но то, что случилось со мной при встрече с текстом, иначе описать я не сумею.

Поверите ли, мне вдруг показалось, что предложения и слова в этой главе вдруг потеряли заглавные буквы и все знаки препинания. И весь текст превратился в ровные, обезличенные ряды букв, которые неслись как пулеметная очередь. Читая, я физически ощущал, что меня сечет по глазам, бьет по лицу невидимая сила. Это звучит довольно глупо. Когда зажмуривался боль проходила, открывал глаза — всё начиналось сначала. Но я отдавал себе отчет, что перед мной всего лишь напечатанный текст, буквы, сложенные в слова, слова, сложенные в предложения. Но именно слова жгли и били меня.

Я понимаю, вы хотели описать службу как некое действо, не имеющее смысла, выполняемое механически с массой бессмысленных повторений, возгласов, вскриков, бормотаний. С использованием ненужных предметов, одежды, утвари. И самое главное — обессмысленное для всех участников, служащих и слушающих.

После первого же абзаца я вскочил как ужаленный и пошел по вагону. Мне было душно и страшно. Я не мог поверить в то, что собственными глазами прочитал только что.

Нет смысла выписывать сюда прямые цитаты из вашего текста. Тот, кто дочитает, сам увидит и для себя решит, прав я или надумываю. Внимательный читатель увидит (к ужасу своему или удовольствию), как даже одна буква, маленький суффикс «к» меняет слово «чаша» до неузнаваемости.

И вы не станете отрицать, что описывали церковную службу, намеренно искажая, обесценивая происходящее, смеясь и глумясь над ним. Всё это Вы делали только ради одной цели. Чтобы выставить ее в уничижительной форме, чтобы она вызывала отвращение. Чтобы нормального человека, «не зашоренного», в отличие от обманутых или просто верующих, от нее тошнило.

И, надо признать, у вас получилось. А разве могло не получиться у графа Толстого, властителя дум, первого среди русских писателей?

Меня не тошнило, меня трясло и било, словно в припадке болезни. Но соображал я ясно и мог объяснить свое состояние и чем оно было вызвано. Мысль, всё объясняющая, пришла немедленно. Потому что две страницы тому назад Катя бежала к поезду, чтобы увидеть Нехлюдова в надежде на что-то, но поезд уходил, уносил человека, который так жестоко с ней обошелся, она бежала за поездом сколько было сил, а потом… С той ночи она перестала верить в добро.

Так вот, читая Вашу «литургическую» главу, я чуть было не потерял веру в русскую литературу. Или даже потерял, на одно мгновение что-то пошатнулось во мне. Что-то сломалось. На одно мгновение показалось, что родной земли больше нет, и черный поезд во тьме несется в бессмысленную пустоту.

Не смейтесь, я понимаю, это звучит очень глупо. Но с детства, с юности и по сей день, с первых прочитанных книг и до нынешних, от «Слова о полку» до «Москва — Петушки», я свято верю, что русская литература никогда не врет. Как было написано Пушкиным, Чеховым, Гоголем, Достоевским, Астафьевым, Платоновым и Вами о русской жизни, так оно и есть. В том числе и в моей отдельной, малозаметной, какую Бог дал, жизни.

Русская литература — самое искреннее, честное, неиссякаемое и глубокое слово, пронизывающее жизнь человека насквозь, до самой тьмы в его душе, и выводящее его к свету сквозь все противоречия и кандалы. Она — изображение Вечности и свидетельство нашей верности последнему. Это мой личный, выстраданный, единственный опыт, а не просто красивые слова.

И сейчас, читая «Воскресение», я понимал, что читаемое мной неправда, что такое описание литургии не соответствует очевидному и проживаемому мной многократно церковному опыту. Выходило так, что моя литература бес-совестно, безбожно, врала. Описанная литургия — ложь, автор этой лжи — тот самый отец всякой лжи, а вслед за ним и Вы — русский дворянин, великий писатель Лев Толстой.

Лев Николаевич! И десяти лет не пройдет с Вашей кончины, а уже придут люди, которые открыто и радостно будут говорить о Церкви теми же словами, что подсказали им Вы, ваш талант и гений. Большевики и безбожники. Они будут свободно гнать и уничтожать тех, над кем вы свободно глумились и уничижали в свое время. Плоды вашего просвещения. Яблоки с сожженых яблонь. Живые трупы революции.

Но с трупов взятки гладки. Они не ведали, что творят. А Вы — творили осознанно. Мне кажется, что предательство близкого человека не бывает так горько, как было горько мне в ту минуту, в пустом поезде, несущимся неизвестно где.

И здесь я мог бы завершить свое письмо к Вам. Сказать, что не являюсь судьей, и не мне Вас судить. Вы меня били, и били до крови, но я Вас все равно люблю и, главное, жертвой себя не считаю. Наверное, затем, чтобы из жертвы не превратится случайно в палача. И поставить точку. Как конец всему.

Но Вы, сами того не зная, не желая и не предполагая, в той же главе подарили мне надежду и утешение. Вы сделали это помимо собственной воли. А я вижу в этом промысел Божий. Ведь Бог действует там, где его отвергают, и через тех, кто его гонит. Точки мы еще не достигли, только отточия…

По окончании описания литургии вы зачем-то решили прибавить к нему еще один кусок. Я понимаю — авторское чутье не дает права отступить от правды. До революции в русских церквях после обедни читали еще и акафист Иисусу Сладчайшему.

И Вы приводите его, долго-долго выписывая почти слово в слово, занимая чуть ли не полстраницы своего романа. Зачем?! Никакие филологи с исследователями не ответят. Кроме меня. Вы написали это, чтобы меня спасти. Впервые в жизни, отстраняясь от контекста, я вчитывался только вот в эти слова, в многократное повторение одного Имени, которое, еще не успев слететь с губ, становились дыханием молитвы и жизни:

«Иисусе сладчайший, апостолов слава, Иисусе мой, похвала мучеников, владыка всесильне, Иисусе, спасе мой, Иисусе мой краснейший, к Тебе притекающего, Спасе, Иисусе, помилуй мя, молитвами рождшия Тя, всех, Иисусе, святых Твоих, пророк же всех, Спасе мой, Иисусе, и сладости райския сподоби, Иисусе Человеколюбче!».

А вот теперь действительно точка. И Анна Каренина ждет меня дома.

Отец лжи: письмо графу Льву Николаевичу Толстому - ИА REGNUM

Я решился написать Вам, граф, подчинившись единственному чувству. Чувству любви, которую я испытываю к Вам всю свою жизнь, с того момента, когда...

regnum.ru

Оставить комментарий

Популярные посты:

caligula

Сравнение энергозатрат при добыче разных монет

royal_news

Кто на снимке: ваши варианты

severr

летающий танк

katsaylidiru

Ответственность за поиск экстремистских материалов в интернете: позиция юриста

gornomari

Украина: сильнейший артиллерийский огонь по россиянам

pantv

Tenshi трейдер + притча про отца, сына и осла

5koleso

Взял Solaris KRX: рассказываю, какое есть отличие от Kia Rio X и чем он лучше

str-ter

Прогулки по Балтийску. Сентябрь

maritana

Восточный Дракон | Саморазвитие и Самопознание

• Ранее
• Архив