К предыдущему или немного о диалектике. Часть первая.

anlazz — 24.05.2016 В прошлой теме, посвященной историческому оптимизму и возможности, вернее, невозможности для человечества погибнуть, я немного затронул один вопрос. А именно – то, что для объяснения этого факта человеку, владеющему диалектическим мышлением, достаточно одного лишь момента – того, что человечество существует до сих пор, причем не просто существует, а активно развивается. А для человека, этим мышлением не владеющего, необходимо предъявить огромное число примеров с разбором их – и при этом, конечно, их число оказывается недостаточным. В идеале желательно рассмотреть вообще все возможные ситуации, причем очень подробно (и крайне желательно, со ссылками на авторитеты), что делает подобную задачу практически невыполнимой.

Может показаться, что это – следствие сложности, да, по сути, и искусственности выбранной темы. Однако на самом деле, подобное проявляется повсеместно: существует огромное количество задач, объяснение которых в рамках «формальной логики» оказывается не то, чтобы не возможным – но крайне запутанным и неочевидным. Самый популярный пример тут – эволюция живой природы, начиная с самого начала – с появления жизни, как таковой. Несмотря на огромное количество фактов, свидетельствующих об истинности подобного взгляда, полностью победить противников эволюционной теории до сих пор не удалось. К примеру, в настоящее время активными из них являются сторонники самой архаичной идеи возникновения жизни – креационисты. Казалось бы, с ними разговор должен быть коротким: все базовые знания данного «направления» базируются на всем известных «священных писаниях» (в основной, христианских) – а те, в свою очередь, уже несколько столетий как подробно разобраны «по косточкам». 

В реальности же все происходит наоборот – именно креационисты поминают эволюционистам логические нестыковки и неточности, вроде пресловутого «отсутствия промежуточных форм». А все претензии к себе предпочитают банально игнорировать. Причем, как раз подобное поведение является абсолютно логичным: раз данная «теория» построена на произвольных с биологической т.з. основаниях, восходящих к той или иной религии, то приводить биологические аргументы просто нет смысла. Со сторонниками эволюции такое дело не проходит: ведь они то апеллируют не к Святому Писанию, а к «природе», т.е., к объективной реальности...

Правда, может показаться, что особой проблемы тут нет – ведь действительно, «реалисты» всегда могут взять «аргумент» из реальности в ответ на нападки противников. Однако для столь сложной, а главное, «протяженной во времени» системы, как биосфера в процессе ее развития, подобное правило не работает. Как парировать, скажем, указание на то, что не обнаружены особи, иллюстрирующие все этапы эволюционного развития видов, если последние существовали сотню миллионов лет назад? Где их взять? Построить машину времени? Или надеяться, что перекопав и просеяв миллионы квадратных метров грунта, мы все же найдем необходимые скелеты? В любом случае, пока этого не сделано, доказательство эволюции будет считаться не полным. (А ископаемые останки с тем же успехом можно посчитать за «кости допотопных гигантов». Да за что угодно – несмотря на все возражения, что «бремя доказательства лежит на истце».)


И ведь это столкновение в области, которая является достаточно разработанной отраслью естествознания! В области, в которой еще можно сослаться на достаточно достоверные законы развития популяций и видообразования, на хоть как-то подтвержденные «геологические летописи», на те же кости, которые прекрасно видны в музеях. В общем, хоть на что-то «материальное». Однако существуют области, где ситуация еще хуже. Речь идет об эволюции человеческого общества, о том, что обыкновенно именуется «историей». Может показаться, что по сравнению с «эволюцией животной» тут мы имеем дело с более «коротким», да и с более «задокументированным периодом». Но на деле это лишь затрудняет работу: во-первых, краткость исторических периодов делает почти невозможной «геологическую» их датировку (по сути, из-за краткости исторических событий, затруднена и радий-углеродная). А во-вторых, существует важное отличие палеонтологических источников от исторических. Первые, в общем-то, соответствуют реальным событиям в природе: если кости животного существуют, то, следовательно, оно с высокой достоверностью могло когда-то бегать (если сам палеонтолог на «налажал»). Многие «человеческие» артефакты являются «отражением второго порядка», т.е., отображающие то, что, в свою очередь, было отображено в сознании их автора. А последнее, понятное дело, может сильно отличаться от реальности…

В итоге «критика источников» выступает одним из базисов исторической науки – но, понятное дело, даже она не может дать точных результатов. Вследствие этого существует огромное множество людей, выступающих, по сути, «противниками истории» - т.е. сторонниками «альтернативных концепций», тасующих исторические события произвольным образом. Самая известная из последних – «Новая хронология» Фоменко, однако только ей «альтернативы» не исчерпываются: чего только не предлагают их авторы, от создания человеческой цивилизации рептилоидами с Нибиру и до объявления революции 1917 года «переворотом английских спецслужб». Но в любом случае споры с ними, так же как и в случае с противниками эволюции, практически всегда оказываются бесполезными. Да, каждый конкретный приводимый ими пример можно легко опровергнуть – но в ответ на это они снова «вываливают» бесчисленное множество исторических нестыковок и недоразумений «классических» исторических моделей.

И историку остается либо пытаться ответить на все это, детально разбирая каждый факт и убивая все свое время. Или признать свое равенство с данным концепциями, оставить себе «произвольно выбранные факты» и лишиться, по сути, своего права именоваться ученым. Такова основа того кризиса, который переживают в настоящее время отрасли знания, связанные с «протяженными по времени» процессами. Там, где этого нет – скажем, в физике – все прекрасно, даже такие изначально бредовые идеи, как «теория струн» не встречают сопротивления. Единственные проблемы тут, опять же, возникают с «историческими» моментами: оспаривают, к примеру, опыт Майкелсона-Морли, или еще какое-нибудь «признание теории относительности», произошедшее почти век назад. Почему – понятно: рассуждать о «жидовской науке», уничтожившей возможность «арийского вечного двигателя» или «арийских летающих тарелок», можно сколько угодно, а вот для противопоставления чего-то самой теории требуется уметь использовать соответствующий теоретический аппарат. Т.е. реально быть физиком, и сделать то, что не смогло сделать несчитанное количество физиков до сих пор.


Т.о., можно сказать, что проблема наук, оперирующих «длинными историческими периодами», состоит в том, что у них не существует соответствующего «аппарата», позволяющего легко оперировать с огромной массой информации. Такие науки можно назвать «несвертываемыми», в противовес, скажем, той же физике, легко «свертывающей» свои знания к достаточно простым моделям. Для той же физики нет необходимости предоставлять описание, скажем, всех точек траектории движения тела - достаточно предъявить довольно простые формулы, моделирующем это самое движение.  Это и есть  самый лучший критерий научности – возможность прогнозирования, предсказания будущего поведения изучаемого явления. Скажем, полет баллистической цели или реакцию того или иного химического раствора мы можем предсказать с высокой точностью. А вот понять, как будет развиваться та или иная общественная система мы не можем практически никак. Для этого, как показывает практика, необходимо «просмотреть» практически все возможные ситуации, все «промежуточные стадии» исторической цепочки, что для сложной системы физически невозможно. Охваченные сложными обратными связями переплетающиеся друг с другом процессы выглядят в этом смысле полностью непознаваемыми…

Т.е., получается, что ни о каком сознательном создании социальных технологий речи идти не может? Может показаться, что дело обстоит именно так. Ведь смешно, но все, что сейчас принято именовать «социальными технологиями», технологиями в нашем привычном понимании не являются. В том смысле, что все известные методики «работы с социумом» на самом деле выступают ни чем иным, как следствием «естественного отбора» веками существующих приемов. Порой крайне смешно рассматривать предложения «современных гуманитариев», предлагающих как «самое новое средство» то, что было популярно еще во времена императорского Рима. В этом смысле они практически эквивалентны продавцам «чудодейственных снадобий», «державших» аптечный рынок до появления фармацевтики, как таковой. (Т.е., до того момента, как органическая химия смогла развиться до уровня создания технологий.) Их «патентованные микстуры» на самом деле представляли собой жуткую бурду из веками проверенных методов и всевозможных «авторских» добавок, которые, как правило, представляли собой все, что угодно. Могли, кстати, быть и токсичными – но не так часто, все-таки напрямую травить своих клиентов продавцам не было смысла. Но главным, и по сути, единственным (если не брать эффект плацебо) результатом применения этих «лекарств» было наполнение кошельков производителей.

То же самое происходит сейчас и в области «гуманитарных технологий». Доходы у их продавцов стабильно возрастают, а «покупатели» получают уверенность в том, что они способны справиться с теми или иными проблемами. Реальные же результаты этих гуманитарных «патентованных методов» прекрасно описываются известной гоголевской формулой: «если больной умрет, так и умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет». Т.е., поскольку лица, принимающие решения, как правило, не особо разбираются в ситуации, то довольно часто они видят проблему там, где ее нет – и получают великолепный результат по «окончании процесса». (К примеру, подобное можно сказать про борьбу с «оранжевой революцией» в России в период 2004-2009 гг., результатом которого стало «возвышение Суркова». Впрочем, практически вся современная политика работает подобным образом – и не только наша.)


Получается, что современная наука в указанных областях во многом является имитацией таковой. Впрочем, достаточно заглянуть в прошлое, чтобы понять, что это – не уникальное явление в истории. То же самое, что сейчас происходит с «гуманитарной» (а точнее, как уже говорилось, с «протяженной во времени») сферой, было привычно и для тех областей, которые сейчас считаются «точными» и пригодными для практики. Веками наука, точнее, натурфилософия так же существовала «во тьме» разрозненных знаний, не имея возможности к получению «свернутых моделей». Давно уже известно, что множество вроде-как современных открытий на самом деле были получены чуть ли не в глубокой древности. Взять ту же медицину: антибиотики, как антивоспалительные свойства плесневых грибков, знание особенностей человеческой физиологии, понимание важности антисептики и т.п. вещи периодически «проявлялись» в истории, но тут же уходили в небытие (а медицина вплоть до XIX века оставалась чем-то средним между колдовством и мастерской цирюльника). То же самое можно сказать и про «физические явления», одна «геронова турбинка» или пресловутый «антикитерский механизм» - механический арифмометр древности – чего стоят.

И даже если говорить о теории мироустройства, то там мы найдем то же самое. Один атомизм Демокрита кажется прорывом на тысячи лет вперед - однако «в историю» пошли совершенно иные концепции. Критичным в этом случае, равно как и во всех остальных, оказалась возможность – вернее, невозможность – «свертки» указанных знаний в компактную форму. До тех пор, пока этого не было сделано, ситуация оказывалась такой же, как и для наших «временно-протяженных явлений». А именно – в случае со сложными процессами возможность оперирования «произвольными фактами» оказывалась затруднена. В итоге наука оказывалась «вещью в себе», представители которой вели бесконечные схоластические споры друг с другом – практически так же, как сейчас происходит в истории и науках об обществе – даже не задумываясь о том, чтобы начать производить технологии. Т.е. о том, чтобы включить себя в важнейший процесс человеческого существования – в процесс труда.

Поэтому наши предки были бы сильно удивлены, узнав о том, что благосостояние их потомков определяется не «духовностью» (т.е., четкому следованию издавна установленным нормам и правилам), и даже не столько «честным трудом», и уж конечно, не «благородным происхождением» правителей, а использованию тех методов, которые современникам казались отвлеченными и никак не связанными с реальностью. Конечно, мыслители были всегда – и они иногда даже давали вполне практические советы. Однако их основная роль, как правило, сводилась или к бесконечным спорам о том, сколько ангелов поместится «на кончике иглы». Или – к уже указанному шарлатанству по разводу богатых потребителей «на бабки» за вещи сомнительной ценности. Лишь со времен «великой ньютонианской революции» наука начала открытое движение к превращению в «производительную силу». Главным достижением английского гения, как это не странно звучит, было вовсе не открытие законов своего имени. Главным вкладом его в историю стало то, что он, буквальным образом, «спустил» науку с неба на Землю – а именно, показал, что можно свертывать огромные массивы информации в компактную, математически записываемую форму.

На самом деле, ко времени сэра Ньютона это не было новостью. В общем-то, выражать астрономические события через математику научились еще во времена Античности. Что поделаешь – для человека древности астрология была одним из значимых компонентов миропонимания, связанным с глубинными ее основами. Именно поэтому практически все достижения математики веками переплетались именно с умением высчитывать всевозможные «противостояния» и выстраивать «дома». «Бытовое» приложение имела разве что арифметика (для счета) и геометрия. (Хотя и последняя, несмотря на «простецкое» название – землемерение – рассматривалась, скорее, как метод познания «высшей гармонии», нежели как способ разграничения земельных участков.) Однако Ньютон, определив, что и «вверху» и «внизу» действуют одни и те же законы (яблоко притягивается к Земле так же, как и планеты к Солнцу), позволил «вывести» математику из «высоких сфер» в бытовую область.


Конечно, все оказалось не так просто: превращение натурфилософии в физику заняло порядка двух столетий, лишь к концу XVIII века тот же сопромат (чье появление связывают с современником Ньютона Гуком) вошел в повседневную инженерную практику (к огромному неудовольствию студентов). Что же касается практического использования ньютоновской динамики, то она стала популярной еще позднее – где-то до середины XIX века основной «методикой» инженерной работы выступал, как и тысячи лет назад, личный опыт. Но как только указанные научные методы оказались освоены, мир потряс настоящий научный и инженерный взрыв. Буквально за одно столетие доступная человечеству мощь возросла на порядки.

Еще в конце XVIII века человек, по сути, пользовался тем, что «досталось» ему от Античности, если не от позднего неолита. Энергия животных, парусные суда, «природные» (добываемые в «готовом виде») материалы, «историческая медицина» с кровопусканием, как вершиной возможностей, методы обработки земли, близкие к тому, что существовали в Древнем Риме. Не даром римский трактат Колумеллы «De re rustica» («О сельском хозяйстве») неоднократно переиздавался в Новое время! И сравните это с началом века XX, где правили мир паровые машины, уже появившиеся автомобили и аэропланы, гигантские лайнеры превратили трансатлантическое путешествие в короткий (порядка недели) маршрут, а химические заводы стали нормой для развитых стран. По сути, в течении ста лет мир перевернулся.

Разумеется, не стоит думать, что это было следствием исключительно указанного изменения, вернее, становления науки – на самом деле, подобный процесс являлся крайне сложным и многогранным явлением (описываемым исключительно диалектически – такая вот диалектика). Однако полностью отбрасывать важность внедрения «логических методов» в обыденную жизнь, приведших к смене «традиционного» способа решения задач (на основании имеющегося опыта) на «современный», построенного на «научном знании» нельзя. Удивительным образом превратив сакральный механизм познания тайн в способ формирования решений всевозможных задач, человек обрел огромное могущество в плане повеления силами природы. И тем самым открыл «эпоху технологий» - т.е., период сознательного создания тех или иных способов решения задач. Если до того каждый метод был уникальным, единственным образом отобранным в течении веков, передаваемым от отца к сыну и пригодным только для работы в одном месте, то теперь стало возможным готовить столько специалистов, сколько нужно.

Однако, в дальнейшем это принесло свои проблемы – но уже на новом уровне. А именно – оказалось, что «старые» способы формирования общественных отношений оказываются непригодными для указанного роста производственных возможностей. Все это означало, что для полной реализации потенциала человечества необходима срочная «научная революция» в области тех самых «протяженных» процессов, о которых говорилось выше. Требовалось получить такой же метод выстраивания социальных технологий, который существует для технологий «физических». Короче, требовалось превращение «протонауки» в науку, схожее с тем, что случилось в XVII веке, в результате чего стало бы возможным перейти от «описательного периода» к прогностическому, к созданию пригодных для использования моделей.


Вот тут то мы и подходим к пониманию того, чем является для нас диалектика. А именно – к тому, что именно она способна стать разрешением для указанной проблемы, тем самым «методом свертки» сложнейших процессов в компактный и «юзабельный» контент. На самом деле, введение ее в современный процесс познания – это практически точный аналог того, что случилось с «формальной логикой» три-четыре столетия назад. Однако более подробно об этом моменте будет сказано в следующей части…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив