Жизнь и анекдоты Надежды Тэффи

sergeytsvetkov — 13.06.2022

Смех есть радость, а потому сам по себе благо.

Надежда Тэффи

Отзывы

Надежда Тэффи (урожденная Лохвицкая, по мужу — Бучинская) свой путь в литературу начала в тринадцать лет, и притом с весьма решительными намерениями, — поехав к Льву Толстому с просьбой внести изменения в «Войну и мир», так как ей хотелось, чтобы Андрей Болконский не умирал. Но увидев писателя в его доме, она от волнения смогла только протянуть ему фотографию для автографа.

Ещё до революции она стала всеобщей любимицей. Ее называли «королевой русского юмора», однако она никогда не была сторонницей смеха ради смеха, но всегда соединяла юмор с грустью и остроумными наблюдениями над окружающей жизнью. Ее читали во всех слоях русского общества — от мелких конторских служащих до самого государя императора. К 300-летию царствования дома Романовых у Николая II спросили, кого бы из русских писателей он хотел бы видеть в юбилейном сборнике. Ни минуты не задумываясь, государь изрек: «Одну Тэффи!»

Ее талант ценили Керенский и Ленин, а Распутин пытался сделать своей любовницей, правда, безуспешно.

Воскресные газеты с ее фельетонами зачитывались до дыр. Анекдоты «от Тэффи» были столь же популярны, как и духи, названные в ее честь.

Ремизов, сам кропотливо работающий над языком и придирчивый к собратьям по перу, в случае с Тэффи разводил руками: «Птичка. Птичка Божья. Голос, поставленный от природы, не требующий обработки».

Куприн сокрушался, что смех Тэффи заслоняет от читателя настоящее лицо ее таланта, мешает разглядеть великолепный русский язык («Как яркий фейерверк на празднике рвется цветными огнями и не видать от них ни неба, ни звезд»).

Бунин, называвший Тэффи «сестрицей», в откровенном разговоре с их общим другом Борисом Пантелеймоновым аттестовал ее с грубоватой нежностью: «Это такая, скажу вам, баба, — в ней что-то такое есть, что еще никто как следует не понял, не раскусил. Большой человек, большой талант. Что-то, может, только потом люди выудят. Крупная фигура».

Фото из Бахметевского архива (Колумбийский университет, Нью-Йорк)

Возраст

В биографии Тэффи вообще много темных мест, не только с датой рождения. Надежда Александровна была большим мистификатором. В эмиграции Тэффи попросту скостила себе целых тринадцать лет: на ее удостоверениях 1928 и 1935 годов в графе «дата рождения» проставлено «26 апреля 1885». Даже в сопроводительных документах в Бахметевском архиве еще сравнительно недавно годом ее рождения был назван 1875-й, а ведь передавала архив Тэффи туда ее родная дочь! Однако благодаря серьезным биографам (в частности, Тамаре Алексеевне Александровой) точная дата рождения Тэффи уже несколько лет как установлена. В Центральном Государственном историческом архиве Санкт-Петербурга хранится подлинник метрической записи о рождении Надежды Александровны Лохвицкой 26 апреля 1872 года. То есть 8 мая по новому стилю.

«Французское» происхождение

Этому растиражированному мифу мы обязаны самой Тэффи. В эмиграции она утверждала, что ее мать француженка с девичьей фамилией de Hoyer. Возможно, она присочинила это еще во время Первой мировой войны, когда о своем немецком происхождении многие в России предпочли забыть. Документы, касающиеся родословной Тэффи, отыскала в Национальном историческом архиве Белоруссии Вера Данииловна Мицкевич. Восстановив одну из ветвей генеалогического древа Тэффи, она выяснила, что дедом Тэффи по матери был уроженец Дрездена Адольф Готтфрид фон Гойер, ставший в России Александром Николаевичем, вписанный в родословную книгу дворян Могилевской губернии, а бабушка Надежда Фелициановна, в честь которой была названа наша писательница, принадлежала к стародавнему польско-белорусскому роду Ланевских-Волков. В 1850 году семья фон Гойеров переехала в Одессу, где Александр Николаевич работал чиновником поручений Новороссийского генерал-губернатора. Там-то, по убедительному предположению Веры Мицкевич, Варвара Александровна фон Гойер, мать будущей Тэффи, и познакомилась с Александром Владимировичем Лохвицким, который преподавал в Ришельевском лицее, читал лекции по истории русского права и славился исключительным чувством юмора. Происходил же он из купеческого рода (Тамара Александрова обнаружила в деле студента юридического факультета Московского университета Александра Лохвицкого метрики, из которых следовало, что он является сыном «умершего 3-й гильдии купца, выкрещенного из евреев»).

Фото из Бахметевского архива (Колумбийский университет, Нью-Йорк)

Псевдоним «Тэффи»

Под дебютной публикацией в августовском номере журнала «Север» за 1901 год, — это было такое наивное на сегодняшний слух стихотворение, которого Тэффи потом немножко стыдилась, уверяя, что оно оказалось в печати помимо ее желания, через настойчивое посредничество знакомых, — стояла подпись «Н. Лохвицкая». Девичья фамилия объяснялась тем, что ко времени вхождения в официальную литературу Надежда навсегда покинула дом своего мужа Владислава Бучинского. Драматизм ситуации усугублялся тем, что по тогдашним российским законам трое малолетних детей остались с отцом (отголоски тягостного брака с чужим по духу человеком отчетливо проступят потом в рассказах «Чудеса!», «Волчья ночь», «Фея Карабос», «Оборотень» и др.).

Однако и фамилия Лохвицкая в литературе была уже «занята». Ею подписывалась старшая сестра Надежды Мария. Мирра Лохвицкая, как назвала себя Мария, изысканная поэтесса, «русская Сафо», лауреат Пушкинской премии, была невероятно популярна в России. Не желая быть Лохвицкой-второй (отношения сестер, судя по всему, были непростыми), Надежда взяла псевдоним. По одной из изложенных самой Тэффи версий, она впервые подписалась так в 1907 году, при создании пьесы «Женский вопрос». Якобы, опасаясь провала и руководствуясь суеверным соображением «дуракам счастье», она взяла имя «знакомого дурака» Стэффи и «из деликатности» отбросила первую букву. (Однако, как установил Дмитрий Дмитриевич Николаев, Тэффи пользовалась этим псевдонимом и за шесть лет до «Женского вопроса». Именно так в журнале «Театр и искусство» в 1901 году была подписана ее стихотворная пародия «Покаянный день. Драматическая сцена в одном акте».) Впрочем, Тэффи не возражала и против догадки журналиста, интервьюировавшего ее после сценического триумфа «Женского вопроса», — мол, псевдоним ее заимствован из сказки Киплинга про маленькую дикарку с длинным именем Тэффимай Метталумай (что означало — «маленькая девочка без всяких манер, которую следует хорошенько высечь»), для удобства сокращенным до Тэффи. А в довершение ко всему, окончательно запутав своих почитателей, писательница упомянула в фельетоне «Псевдоним» роман Жоржа дю Морье «Трильби», одно из самых популярных произведений конца девятнадцатого века о богемном Париже, среди персонажей которого был английский студент-искусствовед Тэффи.

Однако даже этим противоречивым набором версий толкования псевдонима не исчерпываются. В американском архиве хранится рукописное завещание на французском языке, начинающееся с подобающей торжественностью: «Я, нижеподписавшаяся Надежда Тэффи, вдова Дмитрия Тэффи...». По всей вероятности, Тэффи приписывает здесь свой псевдоним Дмитрию Щербакову. В скороспелых биографических заметках, говоря о муже Тэффи, как правило, называют единственное имя — Владислава Бучинского, отца ее детей. Но в одном из сохранившихся писем конца 1940-х годов Тэффи поправляет своего адресата Бориса Пантелеймонова: «И почему я Бучинская? Я была таковою только 6 лет, а потом была еще Щербаковой». О трагической судьбе второго мужа писательницы рассказывается в недавно вышедшей в русском переводе книге «Смеющаяся вопреки. Жизнь и творчество Тэффи», которую написала Эдит Хэйбер, профессор Массачусетского университета, более полувека посвятившая изучению Тэффи. Офицер Белой армии, курьер Врангеля, Дмитрий Щербаков был убит в парижской гостинице в 1919 году. Когда после долгих беженских скитаний Тэффи доберется до Франции, русский консул вручит ей оставшееся после него кольцо с черным опалом — когда-то они с Дмитрием приобрели эти парные кольца у художника Александра Яковлева...

Автопортрет Тэффи. Фото из Бахметевского архива (Колумбийский университет, Нью-Йорк)

Королева русского смеха

У ранней Тэффи был фельетон с названием «Смех», где она констатировала: «Русские смеются мало и относятся к этому занятию презрительно. Русский потребитель пользуется чаще всего заграничным смехом: смехопроизводство в России на самой низкой степени развития». «Заграничный» смех отвечал определению популярного в начале прошлого века французского философа Анри Бергсона: «Смех — это прежде всего исправление. Способный унижать, он должен всегда производить на того, кто является его предметом, тяжелое впечатление». С появлением в литературе Тэффи комическое обрело качественно иное содержание. Она считала, что анекдоты смешны, когда их рассказывают, а когда их переживают, это трагедия. Тэффи сместила фокус читательского восприятия комического, заострив внимание на чувствах вызывающего смех персонажа. Холодок «анестезии» сердца, по Бергсону непременно сопутствующей смеху, у Тэффи сменился сердечной теплотой и сочувственной жалостью к смешному, нелепому человечку (сравним с пресловутым горьковским «жалость унижает»).

«Смех должен быть и тонкий, и не пошлый, и глубокий; смех должен быть острый и должен задеть кого-нибудь, чтобы в переливах и вибрациях его чувствовались капельки крови, — определяла русский смех его королева. — Только при этих условиях запрыгает русская диафрагма». Приуготовленный щекочущим именем автора (той Тэффи, чье имя с первых ее фельетонов стало для обывателя синонимом легкого, искрометного юмора), читатель привычно собирался развлечься, завороженно втянутый в эту бездумную чепуху, но вдруг сквозь нее проступала беспокойная тревожащая нота, от которой не получалось отмахнуться. И вот уже незаметно для себя из зрительного зала он оказывался на сцене, где становился участником этого действа — шекспировской прежалостной комедии.

Причислять Гоголя к литературным предшественникам Тэффи вряд ли справедливо. Они расходились в главном — отношении к своим героям. В статье к столетнему юбилею Гоголя Тэффи укорит сатирика в отсутствии любви к его созданиям, которые он превращал, по ее словам, в водевильные бездушные куклы. «Все они люди, настоящие живые люди, обыкновенные, пошлые и плоские, — протестовала она, призывая: — Надо им простить их смешные пошлые маски».

Вот оно, ключевое слово Тэффи — простить. Понять, пожалеть, полюбить. Она смущенно признавалась: «Надо мною посмеиваются, что я в каждом человеке непременно должна найти какую-то скрытую нежность». Отшучивалась: «Да, да. И Каин был для мамаши Евы Каинушечка». За внешней карикатурностью большинства образов Тэффи скрывалось материнское сочувствие автора к своим созданиям. «Самый горький и самый подвижнический лик любви — любовь к возлюбленному материнская, — как скажет она в своем „Авантюрном романе“. — В форму, создаваемую ею, свободно вливаются и отъявленные негодяи — их остро жаль, как заблудших, — и люди глупые — глупость умиляет, — и ничтожные — ничтожные особенно любимы потому, что жалки и беспомощны, как дети... Любовь материнская простит все, все примет и все благословит».

Герои Тэффи отнюдь не герои, а самые простые, «невыразительные», маленькие люди. «Есть натуры героические, с радостью и вдохновением идущие через кровь и огонь — трам-та-ра-рам! — к новой жизни, — замечала она. — И есть нежные, которые могут с тою же радостью и тем же вдохновением отдать жизнь за прекрасное и единое, но только без трам-та-ра-рам. Молитвенно, а не барабанно. От криков и крови весь душевный пигмент их обесцвечивается, гаснет энергия и теряются возможности <...> И еще есть люди быта, ни плохие, ни хорошие, самые средние, настоящие люди, составляющие ядро так называемого человечества... Не герои и не прохвосты — словом, люди». Именно эти «люди быта» и составляют вселенную Тэффи.

Тэффи со старшей дочерью. Фото из Бахметевсеого архива (Колумбийский университет, Нью-Йорк)

Творческая лаборатория

О своем творческом процессе лучше всего говорила она сама: «Собственно говоря, когда я сажусь за стол, рассказ мой готов весь целиком от первой до последней буквы. Если хоть одна мысль, одна фраза неясна для меня, я не могу взяться за перо. Словом, самый яркий и напряженный процесс творчества проходит до того, как я села за стол. Это — игра. Это — радость. Потом начинается работа. Скучная. Я очень ленива, и почерк у меня отвратительный. Рассеянна. Пропускаю буквы, слога, слова. Иногда начну перечитывать и сама не пойму, в чем дело. Вдобавок все время рисую пером всякие физиономии».

Надо сказать, рисовала она хорошо с детства, одно время даже мечтала стать художницей. Возможно, отсюда у нее такой цепкий взгляд и внимание к деталям. В автобиографии 1911 года Тэффи признавалась в преобладании «элемента наблюдательности над фантазией» в своем творчестве. В одном из ранних рассказов уверяла, что все, что воспринимается ее читателем как вымысел, на самом деле лишь уловленное зорким зрением: «Я лично давно уже убедилась, что, как бы ни были нелепы написанные мною выдумки, жизнь, если захочет, напишет куда нелепее! И почти каждый раз, когда меня упрекали в невероятности описанных событий, — события эти бывали взяты мною целиком из жизни» («Жизнь и темы»).

Беглый взгляд на незнакомца в метро — и вот уже готов сюжет для рассказа «Счастье». Выразительные детали вроде «зеленого пятна от медной запонки» так же лаконичны и живописны, как тригоринские/чеховские приемы описания лунной ночи. Вспомним знаменитое «горлышко разбитой бутылки», одновременно прозвучавшее в «Чайке», чеховском рассказе «Волк» и в письме Антона Павловича брату Александру, начинающему сочинителю: «У тебя получится лунная ночь, если ты напишешь, что на мельничной плотине яркой звездой мелькало стеклышко от разбитой бутылки и покатилась шаром черная тень собаки». Чехов советовал брату «бросать общие места» и «хвататься за мелкие частности, группируя их таким образом, чтобы по прочтении, когда закроешь глаза, давалась картина». При экономии языковых средств Тэффи удавалось с помощью таких вот «мелких частностей» создавать необычайно достоверные, «жизненные» картины. Неслучайно, отвечая незадолго до кончины на вопрос о себе и своих пристрастиях в литературе, она призналась: «Принадлежу я к чеховской школе, а своим идеалом считаю Мопассана».

В жизни

Припомним, слегка переиначив, характеристику Наташи Ростовой из «Войны и мира» Толстого: «Она не удостоивает быть красивой — она обворожительна». «Тэффи пользовалась огромным успехом у мужчин и всегда была окружена толпою поклонников, — свидетельствовал уже цитируемый Григорий Алексинский. — Это было естественно, ибо Надежда Александровна была на редкость обаятельна. Но опасна для поклонников, потому что была на редкость умна». «Личный шарм Тэффи невероятен», — восхищенно констатировал Борис Пантелеймонов. Недаром Федор Сологуб однажды сказал, что ее метафизический возраст всегда тринадцать лет. «Хочу нравиться всем, всегда», — упрямо повторяла она даже в глубоко преклонном возрасте. «Делание приятного другим было едва ли не самой основной чертой ее характера», — вспоминала близкая знакомая Тэффи по эмиграции Валентина Васютинская.

Тэффи было сорок два, когда оставленный ею поклонник пытался застрелить своего счастливого соперника. Ревнивым стрелком был популярный критик Леонид Галич (приват-доцент Петроградского университета Леонид Евгеньевич Габрилович). Даже утративший сердечное расположение Тэффи, он навсегда останется поклонником ее таланта, находя для него точные, хотя порой и колкие определения. Уже в эмиграции в рецензии на ее сборник стихов «Passiflora» Галич заметит: «Тэффи — глубоко русская, и ритм души ее глубоко русский — колеблющийся двойной ритм монастыря и шабаша, боли отречения и муки саморастраты». Но при анализе стихотворения «Ангелика» (о юной красивой душе, скрывавшейся в уродливом старом теле горбатой странницы) Галич будет не в силах сдержать восторженное восклицание: «Какая ясная, чистая, детская, невинная и счастливая душа написала эти строки!»

Ей было сорок три, когда в пестрой компании знакомой литературной братии она оказалась в одном из домов, куда был приглашен скандально знаменитый Григорий Распутин. Из всех собравшихся Распутин выделяет ее одну — яркую, остроумную, равнодушную к его гипнотическому воздействию. Он судорожно домогается ее внимания, вручая клочок бумаги с коряво выписанной индульгенцией: «Надежде. Бог есть любовь. Ты люби. Бог простит. Григорий».

Собственно говоря, совет Распутина был лишним. Этой библейской истине Тэффи и без него следовала всю свою жизнь.

***

Как-то раз Бунин обратился к ней, уже немолодой женщине, с каламбуром:

— Надежда Александровна! Целую ваши ручки и прочие штучки.

— Ах, спасибо, Иван Алексеевич, спасибо! Спасибо за штучки. Их давно уже никто не целовал! — не задумываясь, ответила польщенная Тэффи.

***

Другой анекдот «от Тэффи» сохранил Георгий Адамович: «Тэффи, чуть-чуть смеясь глазами, но с самым деловитым и серьёзным видом рассказывает:

— Сижу я вчера вечером в кафе, против монпарнасского вокзала. Вдруг вижу, из бокового зала выходят много пожилых евреев, говорят по-русски. Я заинтересовалась, остановила одного и спрашиваю, что это было такое… А это, оказывается, было собрание молодых русских поэтов».

***

После эмиграции сатира и юмор постепенно перестали доминировать в ее творчестве, наблюдения над жизнью приобрели философский характер. Символический картинкой эмигрантской жизни стала сцена из рассказа «Ке фер?» («Что делать?») — о герое, русском генерале-беженце, который, выйдя на Плас де ла Конкорд, «посмотрел по сторонам, глянул на небо, на площадь, на дома, на пёструю говорливую толпу, почесал переносицу и сказал с чувством:

— Всё это, конечно, хорошо, господа! Очень даже всё хорошо. А вот… ке фер? Фер-то ке?»

Она умерла в 1952 году и была похоронена во Франции на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа.

Использованы материалы

Для проявления душевной щедрости

Сбербанк 4274 3200 2087 4403

Мои книги

https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/

У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!

Последняя война Российской империи (описание и заказ)

ВКонтакте https://vk.com/id301377172

Мой телеграм-канал Истории от историка.

Сохранено

</>

Жизнь и анекдоты Надежды Тэффи

Смех есть радость, а потому сам по себе благо. Надежда Тэффи Отзывы Надежда Тэффи (урожденная Лохвицкая, по мужу — Бучинская) свой путь в литературу начала в тринадцать лет, и притом с весьма решительными намерениями, — поехав к Льву Толстому с просьбой внести изменения в «Войну ...

Читать полностью

Источник

Оставить комментарий

Популярные посты:

severus

Для чего необходима активация Windows 10?

von_hoffmann

Человеку очень повезло...

masterok

Причастна ли Украина к теракту в "Крокусе"?

anatolij_921

Смешной мальчик)

magman67

Здесь куют металл

kukmor

ДнепроГЭС вышел из чата. Плотина цела. Уничтожены почти все машинные залы и

rt_russian

Песков — по теракту в «Крокусе»

galik_123

Субботнее фото

rohanwarrior

Американские шулеры и украинский эскапизм

• Ранее
• Архив