«Жеглов вернулся, он опять здесь»

— «Место встречи» — любимый митьковский фильм. Но один момент всегда заставлял болеть сердце — когда в конце Жеглов убивает Левченко. Нам печально, что Жеглов ассоциируется с Высоцким, хотелось бы снять с Высоцкого клеймо убийцы. И еще хочется помирить Жеглова с Шараповым. Митьки же все время исправляют историю, отдают, например, свои уши Ван Гогу, как на картине Василия Голубева. И вот мы решили сделать митьковское продолжение. Придумали, что Шарапов уволился из МУРа и перешел работать в ЛУР, Ленинградский уголовный розыск. Может, он так и не назывался, но слово красивое — типа Лувра. Приезжает Жеглов, потому что в Питере объявилась банда «Черная кошка». Это, кстати, исторический факт. То ли остатки московской банды, то ли самозванцы, которые работали под московских.

Есть два новых персонажа, дворники дядя Митяй и дядя Миняй, которые помогают Шарапову. И песенка такая: «К поколению дворников и сторожей, кочегаров, сестренок, братишек, милосердия эра приходит уже, как предсказано Вайнером в книжке».

— И Шарапов с Жегловым помирятся? Но они же антагонисты. А после убийства Левченко и вообще враги.

— Помирим. Как именно — не скажу, увидите в фильме. Да, это разные идеологии, разные представления о жизни. Шарапов прямо после школы попал в настоящий ад. Не просто на фронт, а в разведроту штрафбата. Много горя повидал, но сохранил при этом внутреннюю порядочность, стремление к справедливости. Почему он и возмутился из-за подброшенного кошелька: как же так? По Жеглову — цель оправдывает средства, по Шарапову — не оправдывает. Нельзя достигать благих целей такими методами. Для Шарапова милосердие — не пустой звук. А Жеглов говорит: «Милосердие — поповское слово. Только мы, карательные органы, победим».

— Обрати внимание, Жеглов действует силовыми методами, и бандиты действуют силовыми. А Шарапов стоит между ними. Ему в итоге достается от всех. Нам кажется, что Жеглов на стороне добра, пускай у него плохие методы, но все-таки это милиция, а против него — грабители и убийцы. Но чем они отличаются по сути? Разве есть принципиальная разница?

— Я тебе больше скажу. И в фильме, и в книжке не очень прояснено, кто они — эти гады из «Черной кошки». Они не в законе, они даже блатные понятия нарушают. В законе Кирпич и Ручечник, а эти отморожены совершенно. Я стал интересоваться и выяснил, что, по одной из версий, они были комсомольцами, я имею в виду, реальная «Черная кошка», которая в Москве действовала. Жили в Красногорске, за городом, днем работали в офисе своем комсомольском, а по ночам грабили. Абсолютно безжалостно. Для них тоже цель оправдывала средства.

— А теперь вернемся в 2018-й. Власть наша, как всем понятно, наследует органам, тем самым. Бизнес — блатным, оттуда ноги растут. Многие теперешние шишки имеют комсомольско-криминальное прошлое. И вот они гоняются друг за другом, а страдают при этом неповинные люди, типа того же Груздева, которого играл Юрский. Знаешь, сколько сейчас таких Груздевых? «Черная кошка» и МУР одинаково мешают нам жить.

— Так было всегда, веками: кругом рубилово, а простые люди пытаются как-то выжить. При этом большинство живет своими заботами, смотрит на все это отстраненно. Войны нету пока, такой, чтобы всех коснулась, и ладно. Картошечка в магазине есть, правда, гниловатая стала, но ничего, хлеб есть, карточки отменили в 1992-м, если мне память не изменяет. Уже неплохо. Все ведь в сравнении познается. Мне кажется, что многие сейчас счастливы.

— Митя, а зачем вообще снимать такой фильм? Мы давно уже живем в другом мире, все эти жегловы и шараповы в 2018 году — нафталин.

— Как раз нет, очень актуальный сюжет. Бомзе, сосед Шарапова по коммуналке, говорит, что люди пережили такой ужас во время войны, что должна наступить эпоха милосердия, и даже не эпоха, а эра. Мы были близки к ней во время оттепели, во время перестройки, но каждый раз шел откат. В 1956-м, через десять лет после описываемых в фильме событий, развенчали культ личности, началось время стиляг, джаза, открыли зал импрессионизма в Эрмитаже, прошла выставка Пикассо. Были огромные надежды, все стало намного мягче. Но нет, не получилось тогда. «Место встречи» вышло на экраны в 1979-м, в 1980-м умер Высоцкий, прошла Олимпиада, а спустя пять лет объявили перестройку, и начались изменения. Казалось, что век жестокости закончился. И опять случился откат, фактически к сталинизму. В фильме Говорухина о Сталине речи нет, но атмосфера-то ощущается. Все эти жегловские «Будет сидеть!», «Я сказал!», — от них веет тоталитарным сознанием. Проходит сорок лет после съемок, и вот у нас уже сажают невинных людей, пытают электрошокерами. Жеглов вернулся, он опять здесь.

— О том и речь. Оглянись вокруг: агрессия буквально в воздухе разлита. Идут уже откровенные репрессии, периодически возникает риск ядерной войны. И тут приходит Митя Шагин и говорит: «А давайте встречать эру милосердия». Это не шутка?

— Когда же говорить о милосердии, если не сейчас? Дальше может быть поздно, а сейчас еще вроде можно. Помню статью кинокритика Трофименкова «Митьки: послание любви над полем гражданской войны». Если все так плохо, значит, и надо говорить о любви. А что, ждать, пока приказ выйдет — «Всем быть теперь добрыми»? Пускай это выглядит наивно и безнадежно, но я верю, что будет толк. Люди одумаются, встряхнутся и скажут: «Что же это мы? Как же так?»

Ян Шенкман
спецкор