Жданов и блокада Ленинграда

Сегодня вспоминают прорыв блокады Ленинграда в январе 1943 г. Жаль, что мало кто вспомнит о заслугах главного руководителя осаждённого города - Андрея Александровича Жданова.
Здесь я дам лишь отдельные кусочки о военной работе этого человека в те годы. Стоит вспомнить о них – ведь в блокадном Ленинграде Жданов официально был высшим государственным и военным руководителем, подобно Сталину во всей остальной стране, отрезанной от города на Неве двумя линиями фронта…

Ворошилов и Жданов, лето 1941 г.

Итак, немножко материалов о чисто военной стороне деятельности Жданова в блокадном Ленинграде.
Здесь уместно будет оставить в стороне и набившие оскомину «чёрные легенды» о Жданове и блокаде – отвлечься на байки идиотов можно будет потом отдельным постом.

Жданов не был профессиональным армейским командиром. Однако, его сложно назвать человеком, не имевшим представления о современном ему военном деле. Ещё в годы Первой мировой войны он закончил Тифлисскую школу прапорщиков – для реалий 1941-45 гг. это соответствовало подготовке лейтенанта пехотного училища военного времени. Участие в боях с Колчаком на Урале пусть и не дало практики полноценных боевых действий, но обогатило его опыт организационной работой в самых кризисных условиях дефицита всего и вся. На протяжении 20-30-х годов Жданов, сначала первый секретарь Нижегородского крайкома, а потом высший руководитель северо-запада России, регулярно присутствовал на учениях войск, постоянно работал и общался с армейским командованием. Столь же многолетняя работа с военной промышленностью и конструкторами Ленинграда, особенно в конце 30-х годов, дала Жданову прекрасное, как минимум, не хуже чем у профессиональных военных, представление о характеристиках и свойствах современной ему военной техники. Почти всю финскую войну 1939-40 гг. он провел в действующей армии.

К июню 1941 г. таким опытом могли похвастаться далеко не все командиры РККА. Поэтому на протяжении Великой Отечественной войны Жданов проявил себя не только как политический и хозяйственный руководитель – всё это время он работает рука об руку с командованием защищавших Ленинград фронтов.

25 июня 1941 г. вернувшийся в Ленинграде Жданов первым делом встретился с Алексеем Кузнецовым, вторым секретарем обкома, и Маркианом Поповым, командующим Ленинградским военным округом. В условиях стремительного наступления немцев в Прибалтике, помимо штатных мобилизационных мероприятий, приняли решение о создании народного ополчения и мобилизации ленинградцев для строительства оборонительных полос на старой границе и дальних подступах к Ленинграду. Такие экстренные решения в первые дни войны неизбежно демонстрировали населению «второй столицы», что ход боевых действий для СССР складывается неудачно и совсем не «малой кровью на чужой территории». Через четверть века генерал Попов вспоминал: «Учитывая значение этих мероприятий, А. А. Жданов решил все же посоветоваться с И. В. Сталиным и сразу же доложил ему об этом по телефону. Разговор носил несколько затяжной характер. По фразам Жданова чувствовалось, что ему приходится убеждать Сталина, а по окончании переговоров, положив трубку, он сказал, что Сталин дал свое согласие, указав одновременно на необходимость провести большую разъяснительную работу среди населения».

Жданов не был профессиональным военным, но имел немалый опыт управления и кризисного руководства. Как видим, он сумел доказать Сталину необходимость столь экстренных мероприятий уже в первые дни войны. 28 июня Ставка утвердила представленный Ждановым план организации в Ленинграде семи добровольческих дивизий. Ленинградское ополчение изначально не входило в планы военных, но уже в июле 1941 г., когда стала очевидна вся тяжесть катастрофы, незапланированные ополченческие дивизии потребовались на фронте, на дальних подступах к Ленинграду.

Часть этих формировавшихся по городским районам и заводам дивизий по решению Жданова получила звание гвардейских. Но, в отличии от появившейся только в сентябре 1941 г. армейской гвардии, восходившей традициями к гвардии Петра I, ленинградские ополченцы-гвардейцы именовались так в честь бойцов революционной красной гвардии 1905 и 1917 гг. Благодаря развитой промышленности Ленинграда, эти дивизии народного ополчения (ДНО) были неплохо вооружены для 1941 года, даже на фоне регулярных стрелковых дивизий. В итоге эти подготовленные по инициативе Жданова ополченцы сыграли важную роль в боях июля-августа 1941 г. на Лужском рубеже, когда была остановлена первая попытка немецких танковых и моторизованных частей наскоком выйти к Ленинграду.

Вот что пишет о личном составе дивизий ЛАНО – Ленинградской армии народного ополчения – современный историк Великой Отечественной войны А.Исаев в книге «От границы до Ленинграда»: «Промышленные рабочие были достаточно высокообразованным и мотивированным контингентом… Уровень образования и, соответственно, уровень абстрактного мышления делали их неплохими солдатами с точки зрения индивидуальных качеств бойца и младшего командира. Это достаточно ярко продемонстрировала 2-я ДНО, результативно противостоявшая немецким подвижным соединениям. Боеспособность ополченцев 2-й ДНО оказалась на уровне курсантов ленинградского пехотного училища».

Роль Жданова в создании ополченческих дивизий и роль этих дивизий в спасении Ленинграда очевидны. 1 июля 1941 г. в городе Создана чрезвычайная Комиссия по вопросам обороны Ленинграда. Председателем комиссии стал Жданов, в ее состав вошли: секретарь горкома Алексей Кузнецов, секретарь обкома Терентий Штыков Штыков, председатель облисполкома Николай Соловьев и председатель горисполкома Пётр Попков.

10 июля 1941 г. Государственный комитет обороны, наряду с другими, создал Главнокомандование войск Северо-Западного направления, которому подчинили Северный и Северо-Западный фронты, Балтийский и Северный флоты. Во главе направления поставили маршала Ворошилова, Военный совет направления возглавил Жданов. Если командующие фронтов и направлений были высшей военной властью и осуществляли непосредственное руководство войсками, то члены Военных советов фронтов и направлений, являясь главными гражданскими представителями высшей государственной власти, отвечали и за ход боевых действий и за мобилизацию всех сил и средств в интересах вооруженной борьбы.

В тот же день, 10 июля, в Таллин, главную базу Балтийского флота, заместителю наркома ВМФ адмиралу Исакову поступило распоряжение Жданова об организации обороны столицы Эстонской ССР. Бои в Эстонии и затянувшаяся на весь август месяц оборона Таллина, в которой ключевую роль сыграют именно ленинградцы, скуют значительные пехотные силы немецкой группы армий «Север».

Как свидетельствуют генерал А.И.Черепанов, в то время главный инспектор при главкоме Северо-Западного направления, и П.М. Курочкин, начальник связи Прибалтийского округа, а затем Северо-западного фронта, 12 июля 1941 г. Ворошилов и Жданов находились под Новгородом в штабе Северо-западного фронта. Именно в эти дни войска фронта подготовили и провели наступление под Сольцами, один из первых успешных контрударов лета 1941 года. Под угрозой окружения наступавшие дивизии немцев отошли на несколько десятков км, ударные части группы армий «Север» приостановили наступление на Ленинград.

Контрудар под Сольцами, а также последующая оборона советских войск под Лугой почти на месяц задержали наступление противника к Ленинграду, что позволило выиграть время для подготовки длительной обороны города. Лужский оборонительный рубеж строили почти полмиллиона ленинградцев, мобилизованных по решению, которое Жданов обосновал перед Сталиным ещё в первые дни войны. Значительную роль в защите Лужского рубежа сыграли ополченческие дивизии Ленинграда. Как видим, Жданов прямо причастен ко всем ключевым событиям начавшейся долгой битвы за Ленинград. Конечно, он не единственный инициатор и исполнитель решений, спасших в итоге вторую столицу, но его роль, как высшего представителя государственной власти, тут не подлежит сомнению.




Александр Новиков, будущий маршал авиации, в начале войны командующий ВВС Ленинградского военного округа, вспоминал один из эпизодов в самом конце июня 1941 г., когда под Псковом лётчик Пётр Харитонов на истребителе И-16 тараном сбил немецкий бомбардировщик, а сам благополучно вернулся на аэродром:
«Что это вы, генерал, сегодня такой радостный?- едва только я очутился в кабинете, спросил Жданов. - Уж не одержали ли случаем большую победу?
- Самую настоящую победу, товарищ Жданов! - быстро ответил я.
Я тут же рассказал о подвиге Харитонова.
- Это замечательно! - взволнованно произнес Андрей Александрович».
Летчика наградили звездой Героя Советского Союза. «В тот же день, только несколько позже, - вспоминает Новиков, - Жданов при мне позвонил в Москву и доложил И. В. Сталину о героях-ленинградцах. Сталин поддержал наше представление о награждении отличившихся летчиков. Разговор Жданова со Сталиным да телеграмма в Ставку заменили обычные наградные листы».

Уже в августе, когда немцы прорвались к Ленинграду, по воспоминаниям Новикова первый секретарь обкома стал иным: «Только я взялся за телефон, чтобы связаться с командующим ПВО Ленинграда, как вновь раздался звонок. Это был Жданов. Даже не поздоровавшись, что с ним никогда не случалось, Андрей Александрович отрывисто спросил, где Жигарев. Я ответил, что не знаю, так как видел командующего ВВС Красной Армии лишь вчера, да и то мельком на аэродроме в Пушкине, и с тех пор от него ни слуху ни духу. Жданов молча повесил трубку…»

В начальный период войны, июль-август 1941 г., Жданову пришлось работать весте с Ворошиловым. Бывший член Реввоенсовета 1-й Конной армии, вопреки расхожим представлениям, неплохо проявил себя в те кризисные дни – с его именем связан успешный контрудар под Сольцами. Но тогда общее наступление немцев можно было только задержать, не остановить, что и сказалось на военной судьбе «первого маршала». Будущий же маршал Василевский, тогда заместитель начальника Генштаба, в августе 1941 г. стал свидетелем следующего: «В связи с обострением обстановки под Ленинградом К. Е. Ворошилов и А. А. Жданов были вызваны в Ставку. Разговор происходил на станции метро «Кировская». Верховный Главнокомандующий сурово обошелся с ними и потребовал разработать оперативный план защиты Ленинграда. К. Е. Ворошилов и А. А. Жданов не высказали ни слова обиды на резкость тона, они лишь попросили помощи резервами и пообещали выполнить все указания Ставки. Чувствовалось: они глубоко переживают за судьбу Ленинграда и сознают, какая большая и трудная задача легла на их плечи».

«Сурово» - так дипломатически описан весьма жёсткий разговор Сталина, Ворошилова и Жданова. В условиях непрерывного немецкого наступления общение старых товарищей, действительно, шло на грани нервной ругани – как в сердцах говорил сам Сталин: «Если так будет продолжаться, боюсь, что Ленинград будет сдан идиотски глупо». 9 сентября 1941 г. Сталин дает буквально кричащую телеграмму на имя Ворошилова и Жданова: «Нас возмущает ваше поведение, выражающееся в том, что вы сообщаете нам только лишь о потере нами той или иной местности, но обычно ни слова не сообщаете о том, какие же вами приняты меры для того, чтобы перестать, наконец, терять города и станции. Так же безобразно вы сообщили о потере Шлиссельбурга. Будет ли конец потерям? Может быть, вы уже предрешили сдать Ленинград? …Мы требуем от вас, чтобы вы в день два-три раза информировали нас о положении на фронте и о принимаемых вами мерах».

Ворошилова на посту командующего Ленфронтом сменил Георгий Жуков. Очевидец – начальником Инженерного управления Северного фронта Борис Бычевский – оставил нам описание встречи со Ждановым и Жуковым в те сентябрьские дни: «В четвертом часу ночи меня разыскал адъютант Г. К. Жукова.
— Приказано немедленно прибыть в Смольный...
Когда мокрый, облепленный грязью я вошел в кабинет, Г. К. Жуков и А. А. Жданов стояли, склонясь над картой. Командующий покосился в мою сторону:
— Явился наконец. Где болтаешься, что тебя всю ночь надо разыскивать?
Начало не предвещало ничего хорошего.
— Выполнял ваш приказ, проверял рубеж по Окружной дороге, — ответил я.
— Ну и что? Готов?
— Готовы семьдесят огневых позиций противотанковой артиллерии. Отрыты рвы. Закончена установка надолб и минных полей.
— Командующий сорок второй армией знает этот рубеж?
— Днем я передал схему рубежа начальнику штаба армии генералу Березинскому. Сам генерал Федюнинский выезжал в войска.
— Я спрашиваю не о том, каким писарям отдана схема! Интересует другое — знает или не знает командарм этот рубеж?
И надо же было, чтобы в эту минуту черт меня дернул наивно объявить:
— Генерал Федюнинский здесь в приемной, товарищ командующий...
Взрыв ярости последовал немедленно:
— Ты думаешь, что говоришь?.. Без тебя знаю, что он здесь... Ты понимаешь, если дивизия Антонова не займет за ночь оборону по Окружной дороге, то немцы в город ворвутся?
А. А. Жданов поморщился. Он явно не одобрял такой тон командующего. Сам Андрей Александрович ругаться не умел, у него не получалось, и сейчас, желая как-то смягчить грубость Жукова, Жданов заговорил со мной:
— Товарищ Бычевский, как же вы не догадались найти самого Федюнинского! Ведь он только что принял армию. И дивизия Антонова, которая должна занять новый рубеж, буквально на днях сформирована. Разбомбят дивизию, если она пойдет туда в светлое время. Поняли, наконец, в чем дело?
Видимо, я действительно был в состоянии отупения и только теперь сообразил, зачем меня вызвали. Надо было немедленно, до наступления утра, обеспечить выход 6-й дивизии народного ополчения на новый, подготовленный нами рубеж. Я уже не осмелился доложить, что мне не был известен приказ командующего фронтом о том, что эта 6-я дивизия должна войти в состав 42-й армии и под прикрытием ночи спешно занять рубеж в тылу пулковской позиции. Вместо этого сказал:
— Разрешите, товарищ командующий, выехать сейчас вместе с командармом, и мы выведем дивизию на подготовленный рубеж.
— Додумался наконец! Немедленно отправляйся и помни: если к девяти часам дивизия не будет на месте, расстреляю...»

Действительно, в кризисной ситуации Жуков отличился крайне жесткими мерами. 17 сентября 1941 г. он издает приказ, где указывалось: «Учитывая особо важное значение в обороне южной части Ленинграда... Военный Совет Ленинградского фронта приказывает объявить всему командному, политическому и рядовому составу, оборонявшему указанный рубеж, что за оставление без письменного приказа Военного Совета фронта и армии указанного рубежа все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу». Ранее за оставление без приказа позиций расстрелу подлежали только виновные командиры, и никогда такая мера не распространялась на весь рядовой состав. И первоначально Жданов отказался подписывать такой приказ, поставив свою подпись только после телефонного разговора со Сталиным.

Председатель военного трибунала Ленинградского и Северного фронтов генерал-майор юстиции Иван Фролович Исаенков позднее вспоминал, что Жданов неоднократно рекомендовал ему «не увлекаться расстрелами» - применять высшую меру только в предупредительных и воспитательных целях, чтобы не допустить распространения и повторения опасных преступлений. Это, однако, не значит, что член Военного совета Жданов проявлял мягкость в те дни. Так, председатель трибунала Исаенков вспоминает случай осени 1941 г., когда командование 80-й стрелковой дивизии Ленинградского фронта, во время первой попытки прорыва блокады на направлении Мги, отказалось выполнять рискованную боевую задачу, мотивируя решение тем, что дивизия после боёв слаба и к наступлению не готова. Данная часть была сформирована летом в Ленинграде и до конца сентября 1941 г. называлась «1-й гвардейской Ленинградской стрелковой дивизией народного ополчения». Вероятно, прежнее почётное звание дивизии усугубило суровую реакцию командования фронта и Жданова. Командира и комиссара дивизии арестовали и предали суду военного трибунала. Фронтовой прокурор М.Г. Грезов обвинил их в измене Родине, потребовал расстрела. Но трибунал пришёл к выводу, что формально измена Родине в составе преступления отсутствует.

Вспоминает председатель трибунала Исаенков: «Грезов отреагировал жалобой на «либерализм» трибунала в Военный совет. Жданов меня вызвал и начал с разноса. Но я ему сказал: «Андрей Александрович, вы ведь сами всегда инструктировали нас: судить только в строгом соответствии с законами. По закону, в действиях этих лиц «измены Родине» нет». – «У вас есть с собою Уголовный кодекс?» - «Есть…» Полистал, показал другим члеам Военного совета: «Вы поступили правильно – в строгом соответствии с законом. И впредь поступать только так. А с ними, - добавил загадочную фразу, - мы разберемся сами…»

Военный трибунал принял решение «во внесудебном порядке»: командующий и комиссар не выполнившей приказ дивизии – полковник Иван Фролов и полковой комиссар Иванов – были расстреляны. Суть их преступления заключалась в следующем – дивизия в ночь с 27 на 28 ноября 1941 г. должна была атаковать немецкие позиции во взаимодействии с лыжным отрядом морской пехоты, который по льду Ладожского озера вышел в тыл к немцам. Отрядом лыжников командовал Василий Маргелов, будущий «десантник №1», создатель советских Воздушно-десантных войск. Тогда полк, которому не пришла на помощь злосчастная дивизия, был почти уничтожен, сам Маргелов тяжело ранен и чудом вынесен с поля боя. Через несколько дней к нему в госпиталь пришел военный дознаватель из окружного трибунала и сообщил: «Сам товарищ Жданов кровно заинтересован в наказании виновных». 2 декабря 1941 г. Маргелов на костылях присутствовал в качестве свидетеля на том разбирательстве в трибунале фронта. Спустя много лет он рассказал, как после вынесения смертного приговора комдив и комиссар просили у него прощения…

Командующий Балтийским флотом адмирал Владимир Трибуц вспоминал середину сентября 1941 г., когда в самый кризисный период обороны Ленинграда существовала опасность прорыва наступающих немцев в город: «Вскоре меня пригласил к себе А. А. Жданов. В Смольном мне вручили телеграмму, подписанную Сталиным, Шапошниковым и Кузнецовым. Это был приказ подготовить все необходимое, чтобы в случае прорыва противником обороны Ленинграда уничтожить боевые и транспортные корабли, оборонные объекты флота, ценности, запасы оружия, боеприпасов и т. д. Я прочитал это страшное решение несколько раз и не поверил своим глазам. А. А. Жданов спросил, все ли мне ясно. Я ответил, что все, хотя выразил недоумение неужели обстановка под Ленинградом требует проведения такого мероприятия? Жданов сказал, что положение на фронте очень серьезное, но не безнадежное, а этот приказ нужно выполнять только в крайнем случае…»

Тогда, под угрозой захвата города немцами, был разработан «План мероприятий по организации и проведению в жизнь специальных мер по выводу из строя важнейших промышленных и иных предприятий города Ленинграда на случай вынужденного отхода наших войск». При отступлении планировалось взорвать более 380 предприятий города, портовые сооружения, мосты и т.п.

Очевидцы приводят и иные примеры участия Жданова в подготовке взрывных и диверсионных мероприятий. Вспоминает начальник Инженерного управления фронта Борис Бычевский: «…Военный совет и обком партии поручили мне создать в лесах и болотах северо-восточнее Пскова, а также между Псковом и Гдовом склады взрывчатых веществ для партизанских отрядов. Уточняя на карте конкретные пункты тайников, А. А. Жданов вдруг спросил:
— Скажите, товарищ Бычевский, а четвертая парфюмерная фабрика выполняет какие-либо заказы для фронта?
Вопрос удивил меня. Хотя для работы на оборону были привлечены не только крупные предприятия, но и многие мелкие, вроде артелей «Примус» и «Металлоигрушка», я не знал, чем нам могут быть полезны парфюмеры.
— Поговорите с товарищами с фабрики, — посоветовал Жданов. — Полагаю, что некоторые их предложения заинтересуют вас.
На другой день мы с М. В. Басовым (заведующий промышленным отделом Ленинградского горкома – прим. авт.) рассматривали принесенные с фабрики обломки кирпича, куски каменного угля, гальку, щебень. Даже при самом внимательном осмотре трудно было определить, что все это изготовлено из папье-маше.
— Чудесная имитация! — восхищался Михаил Васильевич. — Чем не корпуса для мин?!
— Разумеется, — поддержал я его. — А если немного уменьшить размеры, они будут очень подходящи для партизан.
Наши инженеры из отдела заграждений тоже высоко оценили выдумку работников парфюмерной фабрики.
— Можете изготовить эти вещицы граммов по сто двадцать — сто пятьдесят? — спрашиваю директора фабрики.
— Конечно. А не слабоваты будут?
— Ступню оторвет и такой заряд. К тому же габариты будут удобны.
— Сколько вам таких корпусов нужно? — в свою очередь интересуется директор.
— Делайте первую партию в двести тысяч.
— Хорошо».

Именно Ждановым впервые в ходе войны создано централизованное руководство партизанами – прототип Центрального штаба партизанского движения – Ленинградский штаб партизанского движения. Первое совещания по вопросам организации борьбы на оккупированной территории Жданов провёл в Смольном ещё 13 июля 1941 г. Штаб ленинградских партизан образовали 27 сентября 1941 г., его возглавил 3-й секретарь Ленинградского обкома, коренной петербуржец Михаил Никитич Никитин. В городе, на случай возможного захвата, также были подготовлены партийное подполье и резидентуры НКВД.

В октябре 1941 г. в Ленинград прилетел будущий главный маршал артиллерии Николай Воронов, уроженец Санкт-Петербурга, знакомый Жданову по финской войне. «Прямо с аэродрома, - вспоминал Воронов, - я поехал в Смольный к Андрею Александровичу Жданову. Разговор касался предстоящей наступательной операции по восстановлению связи с Большой землей. А. А. Жданов подробно рассказал о состоянии фронта и города…
Проезжая по улицам и площадям, я видел амбразуры, появившиеся в стенах домов, дзоты, построенные на перекрестках. Город приготовился к бою... Но вместе с тем бросалось в глаза и другое: город стал словно еще многолюднее.
Жданов подтвердил это: да, в Ленинград из окрестных районов съехалось много тысяч людей, не пожелавших попасть под власть гитлеровцев. Продовольственные запасы в городе истощались…
Жданов настаивал, чтобы в Ленинград доставлялось больше боеприпасов. Я же уверял, что производство снарядов и мин можно организовать на предприятиях Ленинграда. По моим подсчетам, ленинградцы вполне могли изготовить уже в ноябре не менее миллиона снарядов и мин всех калибров, а в декабре — еще больше. …впредь следует рассчитывать не только на подвоз с Большой земли нужного количества пороха и взрывчатых веществ, а постараться использовать местные резервы.
На следующий день мы продолжили беседу. Жданов уже был озабочен тем, как лучше и скорее наладить производство нужных фронту боеприпасов.
…Вскоре Жданов пригласил к себе Кузнецова, Капустина и меня. Еще раз обсудили вопрос. Я обещал необходимую помощь от ГАУ и наркомата боеприпасов. Договорились о некотором упрощении технических требований к производству боеприпасов… ленинградцы должны будут, по мере возможности, даже делиться своей продукцией с другими фронтами».

Когда немецкое наступление было остановлено, и город оказался в плотной осаде, 19 октября 1941 г. Жданов обратился к военному прокурору Красной Армии В.И. Носову с предложением подготовить проект Указа Верховного Совета СССР «Осадное положение». Ленинград был отрезан от остальной страны и нормы законодательных актов о военном положении не вполне отвечали специфике окружения, так блокадная действительность возродила к жизни средневековый термин «Осада»… Осенью 1941 г. Жданов по телефону разговаривал с лейтенантом Петровым, командиром окруженного финнами ДОТа «07», передовой точки Карельского укрепрайона. Лейтенант Петров, старый питерский рабочий, мобилизованный в начале войны, кричал в трубку линии подземной связи, обращаясь к члену Политбюро: «Семерка врага не пропустит». Финны смогут уничтожить окруженный ДОТ только через полгода осады.

Полковой комиссар 6-й Отдельной бригады морской пехоты Петр Ксенз вспоминал, как Жданов ставил боевую задачу его бригаде в конце октября 1941 г.: «В ночь на 27 октября 1941 года командование бригады было вызвано в Смольный, где располагался Военный Совет фронта… Всех нас пригласили к товарищу Жданову, члену Военного Совета фронта. Его речь, обращенная к нам, была краткой, нетрадиционной.
- Внутреннее положение нашего фронта, - сказал товарищ Жданов, - непосредственно перед Ленинградом, сейчас, после активных боев, войсками 42-й армии стабилизировалось. Противник возводит оборонительные сооружения, активных действий не ведет. Видно, думает взять нас измором. Перегруппировав свои войска, враг накопил значительные силы…» Далее по воспоминаниям Ксёнза на карте Жданов подробно излагает оперативную обстановку на внешнем фронте блокадного кольца в южном Приладожье: «Войска 4-й армии, которая подчинена Ставке, разрезаны вражескими действиями пополам. Левый фланг этих войск отходит на Тихвин, а правый - на Волхов, на тылы 54-й армии. С 4-й армией связи не имеем, где сейчас эти войска - мы не знаем. Над Ленинградом нависла угроза с востока…» Жданов приказывает морским пехотинцам Ленфронта поднять свои части по тревоге, переправиться на восточный берег Ладожского озера и поступить в распоряжение Военного совета 54-й армии.

Начальник инженерного управления фронта Борис Бычевский рассказывает ещё об одном из военных совещаний у Жданова в Смольном, в начале ноября 1941 г.:
«Едва началось совещание, как к городу прорвалась группа немецких самолетов. Бомбы падают где-то недалеко. От взрывов звенят стекла в кабинете, то громче, то тише, словно отмечая расстояние.
Жданову докладывают по телефону о местах падения бомб. Набрякшие веки у него тяжелеют еще больше, астматическое дыхание становится резче, он нервно берется за папиросу. Однако темные глаза, как всегда, блестят.
— Положение Ленинграда тяжелое, — говорит он, — а если не примем меры, может стать критическим. Давайте подумаем, какую мы в силах оказать помощь войскам на волховском направлении. Следует всемерно активизировать наши действия на плацдарме…»

Плацдарм – это знаменитый «Невский пятачок», 2 километра по фронту и 800 в глубину, на левом берегу Невы, где наши войска осенью-зимой 1941 г. упорно пытались прорвать блокадное кольцо. Сложнейшей, почти неразрешимой задачей стала постройка тяжелой переправы для переброски на плацдарм танков. По подсчетам военных инженеров требовалось 10 километров металлического троса. Вспоминает начальник Инженерного управления фронта Бычевский: «Между тем Жданов подводит итог:
— Ну что ж, задача, конечно, архитрудная. А все же решать ее нужно. — И обращается ко мне: — Где вы наберете десять километров троса?
— Мы уже начали сбор по городу. Кое-что дадут моряки.
— А понтоны для паромов?
— Понтоны делают на заводах, но надо обязать Ленэнерго дать хотя бы тысяч пять киловатт анергии для сварочных работ.
Жданов листает записную книжку:
— Пять тысяч киловатт не дадим. Может быть, тысячи три выкроим. И то надо посоветоваться... А водолазы Эпрона работают? Потопленные понтоны вытаскиваете, ремонтируете?»




Несмотря на все усилия, блокаду прорвать не удаётся. Командующий ВВС Ленфронта Новиков вспоминает начало голода в ноябре 1941 г.:
«Я хорошо помню эти страшные дни. Нервы у всех были взвинчены до предела. Даже Жданов, всегда очень сдержанный, умевший владеть собой и не любивший сетовать на трудности, и тот был подавлен и не скрывал своих переживаний.
- Не могу больше ездить по улицам, - однажды сказал он глухим дрогнувшим голосом. - Особенно дети... Нельзя забыть и простить такого. Никогда!
Он помолчал и сообщил, что Военный совет фронта пошел на крайнюю меру: решил пустить в ход аварийные запасы муки флота и сухари неприкосновенного фонда войск.
- Иначе население нечем будет кормить. Вот какие дела, Александр Александрович. Надо быстрее налаживать сообщение по льду Ладоги. Немцы, конечно, узнают об этом. Подумайте заранее, как прикрыть будущую трассу с воздуха.
Я ответил, что над озером уже появлялись вражеские воздушные разведчики.
- Вот-вот,- встревожился Андрей Александрович,- так что будьте готовы встретить их. Передайте летчикам, что каждый мешок муки - это несколько десятков спасенных от голодной смерти ленинградцев».

Продовольствие в Ленинград доставляли и самолеты военно-транспортной авиации. Обратно они везли эвакуированных и необходимую «Большой земле» военную продукцию ленинградских заводов. Не случайно, 2 ноября 1941 г. в разгар немецкого наступления на Москву, убывший из Ленинграда на защиту столицы Жуков пишет личное письмо Жданову:
«Дорогой Андрей Александрович!
Крепко жму тебе и Кузнецову руку.
…Очень часто вспоминаю сложные и интересные дни и ночи нашей совместной боевой работы. Очень жалею, что не пришлось довести дело до конца, во что я крепко верил.
Как тебе известно, сейчас действуем на западе - на подступах к Москве.
Основное это то, что Конев и Буденный проспали все свои вооруженные силы, принял от них я одно воспоминание… К настоящему времени сколотил приличную организацию и в основном остановил наступление противника, а дальнейший мой метод тебе известен: буду истощать, а затем бить.
К тебе и т. Кузнецову у меня просьба - прошу с очередным рейсом Дугласов отправить лично мне:
40 минометов 82 м.
60 минометов 50 м,
за что я и Булганин будем очень благодарны, а вы это имеете в избытке. У нас этого нет совершенно.
Жму еще раз крепко руки.
Ваш Г. Жуков»

12 ноября 1941 г., при переходе из осажденной финнами военно-морской базы Ханко в Кронштадт, подорвался на мине и затонул теплоход «Андрей Жданов». До 1937 г. он назывался «Алексей Рыков». В 20-е годы это был первый крупный корабль, построенный на верфи Ленинграда после гражданской войны. В 1937-38 гг. теплоход возил оружие испанским республиканцам, летом 1941 г. был переоборудован в госпитальное судно и участвовал в эвакуации гарнизона Таллина. 12 ноября, в 4 часа 49 минут теплоход с именем нашего героя подорвался на минном заграждении «Юминда», установленном немцами при содействии финнов. Наверное, Андрей Жданов вздрогнул, когда в сводках потерь увидел своё имя…

продолжение завтра