ЖАН-ЛЮК, МИМИ И ДВА ЖАНДАРМА

suzemka — 09.03.2017 ЖАН-ЛЮК, МИМИ И ДВА ЖАНДАРМА

- Мы – семейное предприятие, - сказал мсье Бонвиль. – Фабрику построил мой прадед. В своё время он передал её моему деду. Мой дед – моему отцу. Мой отец оставил фабрику мне. Когда придёт мой час, я передам её своим сыновьям.

Мсье Бонвиль наклонил голову и помолчал, чтоб у меня было время проникнуться вековыми традициями. Я проникся.

- Когда мой прадед основал фабрику, - продолжил мсье Бонвиль, - на ней работало всего двадцать человек.

Он снова помолчал, чтоб я успел задать вопрос. Я успел.

- А сколько людей у вас работает сейчас? – спросил я.
- Двадцать два! – гордо сказал Бонвиль и скромно добавил: - Видит бог, эти сто лет мы не стояли на месте…

Я не бог, но даже я с помощью сложения и вычитания понял, что за «эти сто лет» фабрика определенно рванула вперед. Только что-то меня в их приросте насторожило.

- А сколько у вас сыновей, мсье Бонвиль? – спросил я.
- Два, - потупился Бонвиль, - Жан-Люк и Люк-Себастьян.

***

Близнецы приехали к офису одновременно: один на Audi, второй – на BMW. Мы с мсье Бонвилем встречали их на крыльце.

- По-моему, это Жан-Люк, - неуверенно сказал мсье Бонвиль, когда из Audi показалась взъерошенная рыжая голова. Жан-Люк полез из машины, но зацепился ногой за порог и упал.

- Нет, - сказал мсье Бонвиль, - это не он. Наверное, это – Люк-Себастьян…

В это время другая рыжая голова показалась из BMW. Вылезающий Жан-Люк в широких, сразу затрепетавших на ветру шёлковых штанах внимательно посмотрел на встающего с асфальта Люка-Себастьяна, хлопнул дверцей машины и, радостно улыбаясь, шагнул к нам. Раздался треск шёлка. В захлопнутой двери BMW остался клок штанов.

- Знаете, - сказал мсье Бонвиль, - я думаю, что Жан-Люк – это тот, который упал.

Потом он помолчал и добавил:

- А, может, и не он…

ЖАН-ЛЮК, МИМИ И ДВА ЖАНДАРМА

***

- Добрый день! – сказал первый рыжий, протягивая мне руку.
- Мой сын – Жан-Люк! – торжественно представил Жан-Люка мсье Бонвиль.
- Папа, - строго сказал рыжий. – Я не Жан-Люк, я – Люк-Себастьян. Жан-Люк у нас всегда падает.

В это время к крыльцу, прихрамывая, подошел второй близнец.

- Подонок! – обиженно сказал Жан-Люк Люку-Себестьяну. – Ты почему опять уехал на моей машине?
- Я перепутал, - спокойно сообщил Люк-Себастьян.
- Это нормальный человек, да?! – с сарказмом возопил Жан-Люк.

Мсье Бонвиль попытался перевести разговор.

- Сынок! – сказал мсье Бонвиль, поводя рукой в мою сторону. – Познакомься: к нам из России приехал мсье…
- Я вас спрашиваю! – продолжал яриться Жан-Люк, отводя отцовскую руку. – Это нормальный человек – путать BMW и Audi?!!
- А ты падаешь! – мстительно сказал Люк-Себастьян. – Как дурак. Всё время.

- А ключи? – спросил я.
- Что – ключи? – не понял Жан-Люк.
- Я говорю, как это ваш брат мог уехать на вашем автомобиле, если ключи от машин – разные?
- Я им даю оба комплекта каждому, - мягко сказал Бонвиль.
- Потому что этот дурак всегда все путает! – насупился Жан-Люк.
- А ты – падаешь! – быстро сказал Люк-Себастьян.
- Прекрати!
- …падаешь…

Мсье Бонвиль неожиданно закричал: «Хватит!» Близнецы умолкли и с интересом уставились на отца.

- Давайте, - с галантной улыбкой предложил Бонвиль, обращаясь ко мне, - осмотрим цеха…
- Класс! – щёлкнул пальцами Жан-Люк. – Обожаю нашу фабрику! Вперёд!

И мы тронулись.

- Когда наш прадед её построил, - доверительно наклонился ко мне Люк-Себастьян, - их было всего двадцать, а сегодня нас – двадцать два!
- …хотя без этого придурка было бы двадцать один… - пробурчал Жан-Люк, хромая за остальными.
- Только не упади! – не оборачиваясь, съязвил Люк-Себастьян.

ЖАН-ЛЮК, МИМИ И ДВА ЖАНДАРМА

- Папа, - спросил не то Жан-Люк, не то Люк-Себастьян, - а мы покажем мсье нашу мадемуазель швею?
- Хорошо, - сказал Бонвиль, - идёмте…

Мы направились по каким-то переходам в какой-то цех…

***

...Я приехал во Францию не один, а с двумя приятелями. Приятели у меня люди богатые, у них была мебельная фабрика, но не было знания языков. У меня нету фабрики, но я богат духовно. Я знаю языки и вообще я читал Кафку.

- Мы нужны друг другу, - сказали мне приятели.

И мы втроем собрались поехать к Бонвилю, который намеревался выдурить из нашей встречи какое-нибудь сотрудничество. Может, хотел увеличить штат до двадцати пяти человек, может, - ещё что.

Приятели застряли в Париже. Там они уже второй день скупали всё подряд в Galeries Lafayette.

- Мы – существа неразвитые, - извиняясь, объяснили они мне. – Стихов не знаем, Кафку не читали, историю не учили. У нас на уме одни материальные ценности. Видишь, чем мы заняты? Скупаем всё подряд. Это от духовной бедности. А ты у нас человек будущего. Давай, ты сам поедешь к Бонвилю, а мы тут ещё чего-нибудь себе купим.

Я согласился. Всё равно у меня не было денег. И я поехал в Лилль, к Бонвилю.

***

…Швея сидела одна, в углу цеха, за загородкой. Из-за загородки нёсся тревожный звук работающей промышленной швейной машины Dürkopp-Adler. Звук не менялся. Вообще, это странно. Обычно швея пошьет-пошьет да и остановится. И машинка стихает. А тут звучало так, будто там, в закутке, засел сумасшедший пулемётчик, не знающий, что война давно кончилась. Бонвиль замедлил шаг и оглянулся на нас.

- Только ничего ей не говорите… - прошептал он. – А то мы её собьем…

Он сначала сам сунул нос в это пулемётное гнездо, а потом быстро-быстро замахал нам ладонью. Мы втроём тоже сунулись к щёлочке, а я при этом ещё успел поддержать запнувшегося за что-то Жан-Люка.

...Мадемуазель швея встрачивала молнии в спальные мешки. Там было на что посмотреть! Одной рукой она хватала из кучи справа мешок без молнии, другой сдирала с какой-то стойки саму молнию и, в тот момент, когда предыдущий, уже готовый спальник сам собой сваливался в ту кучу, что слева, новый мешок уже летел по кругу под бронебойной иглой Dürkopp'a.

Зрелище завораживало. Молнии бешено извивались, шлёпая мадемуазель швею по рукам, голове и шее. Она привычно уворачивалась от ударов, иногда отбивая их плечом, но положение ноги на педали не меняла. Педаль была утоплена до пола. Dürkopp выл, шуршащие спальники летели по кругу, в воздухе свистели ленты молний.

Потом вдруг из какой-то дырки слева высунулась пытливая морда.

- Это Огюст, - шёпотом пояснил мне мсье Бонвиль. - Надеюсь, он успеет...
- Будем спорить на Огюста? - спросил Люк-Себастьяна у Жан-Люка.
- Не будем, - ответил Жан-Люк, - ты всегда проигрываешь.
- Зато не падаю, - прошипел второй рыжий.

ЖАН-ЛЮК, МИМИ И ДВА ЖАНДАРМА

Огюст явно чего-то выжидал. Он несколько раз заносил ногу за перегородку, но что-то его останавливало. В какой-то момент, который я так толком и не отследил, Огюст прыжком подскочил к куче готовых изделий, схватил их в охапку и выскочил обратно, быстро-быстро пиная перед собой ногою выпавший из охапки спальник. Всё это заняло какие-то миллисекунды. Мадемуазель швея раскрыла клюв и обиженно издала протяжный каркающий звук.

- Можно уходить, - прошептал мсье Бонвиль, - теперь Огюст зайдёт к ней справа с новыми заготовками, а это не так интересно.
- А как она умудряется так быстро шить и не сбиваться? - удивился я.
- Опыт, - пожал плечами мсье Бонвиль, - плюс особое устройство глаз.

Тут мадемуазель швея, видимо, почувствовала неладное. Нет, Dürkopp так и не умолк, но она подняла голову.

- Мама! - сказал я сам себе.

Кинокартина «Вий», напугавшая меня в детстве, показалась лёгкой комедией. Не знаю, это ли имел в виду мсье Бонвиль, говоря про особое устройство глаз, но оба глаза у мадемуазель швеи были скошены на одну сторону: вниз и вправо. Сначала она нас не видела, только чуяла. Потом подняла голову вверх и медленно повела ею в нашу сторону.

- Уходим, - вздрогнул мсье Бонвиль. - Боже, храни мою фабрику!..

Наши взгляды встретились со взглядом мадемуазель швеи, её нога соскочила с педали и Dürkopp заткнулся. Похоже, людей мадемуазель швея видела впервые.

Выручил Огюст: он влетел в помещение с охапкой заготовок, кинул их справа от машинки и так же быстро выскочил. Мадемуазель швея перевела взгляд вниз, издала клёкот, когтистой лапой схватила заготовку и «втопила» сразу взвывший Dürkopp «до полика».

- Как её зовут? - зачем-то спросил я у мсье Бонвиля, когда мы выскочили на улицу.
- Мademoiselle Mimi, - вытер лоб Бонвиль.
- Угу, ну да — Мими, - пробормотал я. - Как же это я сам не догадался: действительно Мими, ни дать ни взять...

- Спальные мешки не наш профиль, - мягко пояснил Бонвиль. - Но мадемуазель Мими ничего другого, кроме как вшивать молнии, не умеет. А уволить её...
- Понимаю, - кивнул я. - Было двадцать два, будет двадцать один: практически откат к временам прадеда. Отрицательная динамика по персоналу.

- Даже не это, - отмахнулся Бонвиль. - Как бы Вам объяснить... Просто без стрёкота её машинки я уже и не представляю нашу фабрику. Это, знаете, как ход времени. Время ведь не должно прерываться, верно?

Я вспомнил взгляд швеи, заглохший Dürkopp, прыжок Огюста и убеждённо сказал:

- Это — да! Не дай бог, когда прерывается! Врагу не пожелаешь. Пусть лучше она строчит без перерыва.

И тут Бонвилю пришла в голову шикарная, как ему показалось, идея.

- Хотя, знаете что?! - воскликнул он. - Если мы наладим совместное производство, я, как мне это ни тяжело, могу отправить мадемуазель швею к вам в Москву. А? Что думаете?

«Не приведи господи! Как я повезу её в самолёте без работающей машинки?!» - подумалось мне, но вслух я сказал:

- Вы знаете, подобного рода head-hunting не в моей зоне ответственности. Нам следует дождаться моих партнёров и хорошенько с ними обсудить, какие перспективы сулит перевоз мадемуазель Мими в Россию. Я не совсем уверен, что юная экономика нашей страны способна такое вынести.

***

...Партнёры объявились к вечеру. Сортируя бесчисленные пакеты с надписями Galeries Lafayette, 40, Вoulevard Haussmann, Paris, они как бы между прочим поинтересовались у меня:

- И что у них интересного? Хорошая фабрика?
- Cirque du Soleil, а не фабрика, - пробурчал я. - Они тут диких швей выращивают на сторону. И больше ни хрена не делают.
- Ну, и чёрт с ними! - весело сказали приятели. - Завтра сгоняем в Бельгию, походим по магазинам, вернёмся пообедать с твоим Бонвилем и поедем обратно в Париж. В музей тебя сводим. В Париже ж есть музей?
- Наверно, есть, - сказал я. - Может, даже — два.

***

...Утром мы уехали в Фландрию. В дороге я рассказал про мадемуазель Мими.

- Ну, дела! - удивился Лёха. - Мне ли швей не знать, когда их у нас самих целый цех. Но такая... Как, интересно, она живёт-то вообще, когда от машинки отрывается? Что дома по вечерам делает?..
- Не знаю, Лёш, - ответил я. - Может, она дома на дудке играет.
- Зачем?! Кому?!
- Да я вот представил себе: приходит Мими домой, достаёт дудку, начинает дудеть, а перед ней молнии эти длинные, которые для спальников, из коробки такие вылезают, встают и колышутся как кобры. Штук по восемь, по десять... Прикинь?
- Чур меня! - поёжился впечатлительный Лёха.

ЖАН-ЛЮК, МИМИ И ДВА ЖАНДАРМА

***

Во Фландрии мы встретились на скорую руку с какими-то производителями чего-то и потом поехали по городу. Видимо, Lafayette не полностью удовлетворил тягу Мишки и Лёшки к чудесам материального мира, потому, что, увидев на углу витрину Marks-&-Spencer, они хором заорали мне «стой!» и уже через минуту, чувственно щурясь и потирая ладошки, входили в отдел мужской одежды. Только Лёшка, ещё раз выскочив на улицу, глянул на название магазина и удивлённо сказал: «А говорили, что Маркс только с Энгельсом бывает...»

...Я как-то привык к тому, что чем больше вещей ты сволакиваешь на стойку, тем радостней становится продавец. Но что-то в тот раз пошло у нас не так. Лёшка и Мишка урча сносили к кассе свитер за свитером и штаны за штанами. И вообще, походили на махновцев, случайно отбивших у Деникина вагон с мануфактурой. Или на двух бобров, готовящих запас на зиму.

Но чем выше росла гора покупок, тем мрачнее становились лица трёх фламандок за стойкой. Потом одна их них на минутку исчезла и появилась уже радостная. Хрюкнув что-то двум другим, она своим сообщением заставила разулыбаться и их. Пепел Клааса зашевелился у меня под сердцем при виде их улыбок и, как выяснилось, не зря: у магазина затормозила машина с надписью Rijkswacht, а в дверь вошли два жандарма.

- Покупаем? - спросили они.
- Покупаем, - сказали мы.
- Денег, что ли, много?
- Ну, есть чуть-чуть.
- А покажи?

Мы вытащили все деньги, а три ведьмы у кассы начали пересчитывать стоимость вещей. Потом они назвали сумму и тот жандарм, что считал деньги, вздохнул:

- Тут в два раза больше. Возможно, правда, купят.

Он повернулся к нам:

- Купите?
- Нет, блин! - в сердцах сказал Лёшка. - Это мы просто так сюда зашли всё переворошить, чтоб они потом обратно складывали !
- Ну, покупайте, покупайте, ладно вам! - миролюбиво сказали жандармы. - Мы подождём.

Потом, когда они помогали нам перетаскивать пакеты и засовывать их в багажник, я спросил:

- А что это было?

- Да понимаешь, - замялись жандармы, - городок у нас маленький, в Marks-&-Spencer вообще никто никогда не ходит, а тут появляются неизвестные люди и скупают пол-магазина. Вот нам и позвонили. Извините, служба...

- Как чуял я, - ругнулся Лёшка, - что от этого Маркса русскому человеку всегда только одни неприятности — хоть с Энгельсом он, хоть без Энгельса.

ЖАН-ЛЮК, МИМИ И ДВА ЖАНДАРМА

...Через полчаса мы сидели в арабской кофейне и пили чай, обложившись восточными сладостями. Вообще, нам с Лёхой хотелось пива, а на сладости пробило непьющего Мишку. Лёха согласился.

- Хорошо, - сказал он, - давай сначала твою пахлаву, а потом нам с Филом пиво: я на той стороне ресторан видел.

Rijkswacht подъехал к кофейне минуты через три. В дверь вошли те же самые жандармы.

- Свои, - мрачно поприветствовал их Лёшка.

- Так это вы опять, что ли?! - удивилась полиция. - А то Абдулла звонит, говорит: «срочно приезжайте, дело нечистое: никто у меня никогда столько рахат-лукума не покупал, прям не знаю, что и думать!»

Я повернулся к стойке. Счастливый Абдулла помахал мне коричневой ручкой.

- Одни стукачи кругом, - поделился я с Мишкой. - Уленшпигеля на них нету.
- Уленшпигель — это типа местного Сталина? - поинтересовался Мишка.
- Уленшпигель — это типа местный Иванушка-Дурачок.
- На печке ездит?
- Они тут на печках не ездят. Они тут на печках по каналам плавают. От мельницы до мельницы.
- Слышь, Фил, - дёрнул меня Лёха. - Ты скажи этим ментам: мы сейчас вон там пиво пить будем. Так чтоб, когда по второй кружке закажем, пускай они на вызов не приезжают. И вообще им лучше сегодня на звонки не отвечать...

Жандармы пожали нам руки и уехали.

- Надо было отсюда сразу после Энгельса этого когти рвать, - всё так же мрачно сказал Лёшка. - Я теперь уже и пива не хочу. Пойдём в туалет, сразу ж настучат: «Что такое! У нас по трое никогда не ссут! Всё пропало! Спасите наш ресторан!» Зла не хватает, что за люди...

***

…По территории фабрики бегал Бонвиль, из амбразуры, за которой сидела mademoiselle Mimi, захлёбываясь строчил Dürkopp, Жан-Люк ругался с Люком-Себастьяном, а Огюст, плюясь и кряхтя, пытался тряпкой стереть со старого, облезлого погрузчика Manitou сделанную от руки надпись «Auguste — merde!».

- Ну, что? - подскочил к нам, наконец, запыхавшийся Бонвиль. - Берёте в Россию мадемуазель швею?
- Фил, ты ж говорил, её только в клетке перевозить можно, - тихо напомнил Лёха. - А у нас и без неё таких ми-ми-ми как у дурака махорки...
- Можно и взять, - сказал Мишка. - Привезти и подарить конкурентам. Закрыть вопрос за пять минут.
- У нас нет конкурентов, мы — лучшие, - обиделся Лёшка.

Мишка посмотрел на него с укоризной:

- Давай, ты хоть сам не будешь верить в то, что плетёт наш рекламный отдел!

Сзади раздался грохот. Мишка с Лёхой резко обернулись, а мы с Бонвилем спокойно закурили.

- Не переживайте, - сказал я своим тоном местного. - Ничего особенного: Жан-Люк упал...

ЖАН-ЛЮК, МИМИ И ДВА ЖАНДАРМА

...В Париже Лёшка спросил:

- Ты пойдёшь в свой музей?
- Он сегодня закрыт, - сказал я.
- А второй? Ты ж говорил, их тут два...
- Второй тоже закрыт, отстань. Оба закрыты.
- А про что тут музей? - спросил Мишка.
- Про одну картинку с тёткой, вокруг которой всё время торчат сто миллионов китайцев. И больше ни про что.
- А хоть тётка-то красивая?
- Да как тебе сказать... На любителя. Не хуже мадемуазель Мими...

***

Когда я вспоминаю те годы и те наши поездки, первой почему-то встаёт перед глазами мадемуазель швея. Я даже научился думать о ней почти с нежностью. Надеюсь, она всё так же строчит из своего верного Dürkopp'a, а Огюст всё так же опасливо трудится у неё вторым номером. Должно же, в конце концов, в этом мире хоть что-то быть стабильным.

А с мсье Бонвилем у нас так ничего и не вышло. Вышло с итальянцами и англичанами, а вот с французами и бельгийцами — никак. Мы лет десять как угорелые носились по Европе и Америке: искали дизайны, покупали оборудование, шлялись по выставкам, смотрели на то, как организованы фабрики. Внедряли это у себя. Хорошее было время.

Потом всё поменялось. Я заболел парусами. Мишку убили. А Лёшка занялся какой-то рыбой. Хотя, далась ему эта рыба...

Сохранено