"История одного предательства". Биография троцкиста глазами его врагов

maysuryan — 30.01.2020 30 января — день расстрела Георгия Леонидовича Пятакова (1890—1937), одного из подсудимых второго открытого судебного процесса над бывшими вождями оппозиции в партии большевиков.
Вот любопытная «биография» Пятакова, написанная, а вернее, нарисованная художником Михаилом Храпковским (1905—1959). Она отражает позицию тех, кто судил Пятакова, то есть позицию сталинцев, причём в год суда над ним. Самая первая картинка — «Вся власть Советам» — единственная, где Пятаков изображён комичной, жалкой, но, по крайней мере, не враждебной фигурой:


«Вся власть Советам», из серии «История одного предательства». 1937. Художник Михаил Храпковский

Пятаков в полном интеллигентском облачении — в пенсне, сюртучке, галстуке и с красным бантиком на груди — уцепился за штык огромного революционного рабочего с лозунгом «Вся власть Советам», экзальтированно размахивает интеллигентской же шляпой (на рабочем, заметим, надета пролетарская кепка), и что-то выкрикивает. Попутчик революции... В действительности Георгий Пятаков, большевик с 1910 года, не раз бывавший в ссылке и под арестом, затем в эмиграции, после Февраля 1917 года вернулся в Россию.
Следующая картинка серии — «Начало». Имеется в виду начало «предательства» Пятакова. Здесь он уцепился за полу шинели неудержимо идущего в бой красноармейца с винтовкой наперевес и изо всех сил тянет его назад.



Дальше — больше. Третий рисунок — «Проба пера». Всё тот же смешной маленький толстячок, обливаясь потом, пытается писчим пером расшатать гранитные блоки неприступной крепости с надписью «РКП(б)». На пере развевается флажок с надписью «дискуссия о профсоюзах». Речь идёт о дискуссии 1921 года, шедшей на X съезде партии.



Следующий рисунок — «НЭП». Пятаков что-то увлечённо вещает, перегнувшись через парапет трибуны и едва не падая с него. Смысл его речей ясен из плаката: «НЭП, это капиталистическое перерождение». Имеется в виду критика новой экономической политики (Пятаков занимал позицию левого критика нэпа).



Пятый рисунок — «Кратчайшим путём». На нём Пятаков развивает свою деятельность левого оппозиционера. Пока массы под красными флагами идут по мощному мосту с надписью «генеральная линия», Пятаков бредёт под мостом со рваным белым флажком с надписью «За мной!». Но вокруг него никого нет, кроме лягушек.



Шестой рисунок — «Под суфлёра». Суфлёром Пятакова выступает невидимый слушателям бородатый кулак в жилете и рубашке в горошек.



Седьмой рисунок — «Вон!». На XV съезде ВКП(б) в 1927 году Пятаков был исключён из партии как один из лидеров левой («троцкистской») оппозиции. Как видно на рисунке, героя непочтительно спустили с лестницы, на лице его написано изумление, очки съехали на лоб, рядом с Пятаковым валяются отлетевшие в стороны шляпа и портфель. Из портфеля виднеется оппозиционная «Платформа 193-х».



Восьмой рисунок серии — «Непрошеный спасатель». Исключённый из партии, Пятаков продолжал какое-то время оппозиционную деятельность. На карикатуре изображён могучий крейсер с надписью «ВКП (б)», рассекающий бушующие волны, и утлая лодчонка с Пятаковым, с которой он пытается перебросить на крейсер спасательный круг, что-то вещая через громкоговоритель.



Девятый рисунок серии — «Раскаяние». Возведя очи горе и задумчиво покусывая кончик перьевой ручки, Пятаков сочиняет текст заявления в ЦК ВКП(б), который начинается словами «Я раскаиваюсь в...» В то же время в кармане его пиджака виднеется краешек письма с надписью «от Троцкого».



Реальная основа рисунка: в 1928 году Пятаков написал заявление о своём разрыве с оппозицией, после чего был восстановлен на ответственных постах. Стал главой Государственного банка СССР, позднее — первым заместителем наркома тяжёлой промышленности СССР, одним из главных организаторов индустриализации (наркомом был Г. Орджоникидзе). Троцкист Виктор Серж писал: «С 1928–1929 годов многие оппозиционеры присоединяются к «генеральной линии», отрекаются от своих «ошибок», поскольку, по их словам, «наша программа всё-таки реализуется», — а ещё потому, что республика в опасности, и, наконец, из-за того, что лучше подчиниться и строить заводы, чем защищать великие принципы в вынужденном бездействии, в неволе. Пятаков многие годы оставался пессимистом. Он повторял, что европейский и российский рабочий класс проходит длительную фазу упадка, что ещё долго не придётся ничего от него ожидать, что сам он вступил в борьбу вместе с оппозицией лишь из принципа и из дружеских отношений с Троцким; он капитулировал, чтобы руководить банком и индустриализацией».



Десятый рисунок — «Клятва верности». Пятаков, проливая слёзы, даёт клятву, патетически подняв левую руку и прижимая к сердцу партбилет. Нетрудно понять мысль художника, что клятва — неискренняя, двурушническая. (Кстати, стоит заметить, что на большинстве рисунков Пятаков изображён гораздо старше своего возраста: ведь в момент расстрела ему было 46 лет).
А как было на самом деле? В 1928 году, уже после своего покаяния, участвуя в тайной встрече Каменева и Бухарина, Пятаков сказал им: «Мой горячий совет — не выступать против Сталина, за которым идёт большинство. Опыт прошлого учит нас, что подобное выступление оканчивается плохо». Бухарин на это ответил: «Это, конечно, верно, но что же делать?». После ухода Бухарина Каменев спросил Пятакова: зачем он даёт такие советы, только мешает развязыванию борьбы. Пятаков сказал, что он совершенно серьёзно считает, что выступать против Сталина нельзя. «Сталин единственный человек, которого можно ещё слушаться».
Позднее Л. Троцкий комментировал эти слова, ставшие широко известными, так: «Перлы, поистине, перлы: вопрос не в том, какой путь верен, а в том, кого «слушаться», чтобы не было «плохих» последствий».
Пятаков продолжал: «Бухарин и Рыков делают ошибку, когда предполагают, что вместо Сталина управлять будут они. Управлять будут Кагановичи, а Кагановичей я слушаться не хочу и не буду».
Комментарий Троцкого: «Неверно: будет слушаться и Кагановича».
— Что ж ты предполагаешь делать? — спросил Каменев.
— Вот мне Госбанк поручили, я и буду заботиться, чтоб в банке были деньги.
Свидетельство военачальника Виталия Примакова: «Когда осенью 1930 года вернулся я из Японии и виделся с Пятаковым, меня поразила одна фраза в нашем разговоре. Говоря о линии партии, Пятаков сказал: «Делается то, что надо, но мы, вероятно, сделали бы это лучше». Я ответил на это: «Как можно делить на мы и не мы, раз делается то, что надо?».

Одиннадцатый рисунок — «Вредительство в шахте». Пока шахтёр рубит уголь отбойным молотком, Пятаков за его спиной перерезает большим ножом кабель питания. Одно из обвинений Пятакова на процессе 1937 года — вредительство.



Двенадцатый рисунок — «У вождя». Из рук Л.Д. Троцкого, сидящего верхом на огромном нацистском сапоге со свастикой, Пятаков получает оружие. Принимает его подобострастно, почтительно, обеими руками.



Тринадцатый рисунок — «Тайная вечеря». Пятаков с другими заговорщиками на тайном собрании обсуждает некую «директиву» (очевидно, от Троцкого). Судя по лежащему на директиве пистолету, нетрудно понять её содержание: речь идёт об убийствах руководителей партии.



Четырнадцатый рисунок — «Сговор с японским агентом». Ещё одна грань обвинений 1937 года против Пятакова и его подельников...



Пятнадцатый рисунок — «Добро пожаловать». Изогнувшись в раболепном поклоне, Пятаков преподносит хлеб-соль германскому нацистскому военному, который высокомерно задрал подбородок и курит, даже не удостаивая предателя взглядом.



Шестнадцатый рисунок — «Берлин-Осло». Нацист снисходительно протягивает герою для пожатия два пальца, которые тот подобострастно пожимает, снимая в приветствии шляпу. Сам Пятаков выглядывает из иллюминатора самолёта, готового лететь из Берлина в Осло. Речь идёт об обвинении Пятакова на процессе 1937 года в тайном полёте при содействии Германии в Норвегию, где он якобы встречался с Троцким.
А что же было в реальности? В действительности сын Троцкого Лев Седов пытался «навести мосты» с некоторыми бывшими оппозиционерами в СССР. Иногда ему это удавалось путём как бы случайной встречи — например, в 1931 году он встретил в берлинском универсальном магазине «Кадеве» И.Н. Смирнова. Как писал позднее «Бюллетень оппозиции», «после секундного замешательства, И.Н. Смирнов согласился встретиться и поговорить». Такую же «случайную» встречу в Берлине Лев Седов устроил и Г.Л. Пятакову. Но в этот раз ничего не вышло: хотя Пятаков, несомненно, узнал Седова, он ничего не сказал и молча прошёл мимо...



Семнадцатый рисунок — «Наконец-то!». На первой странице советской газеты опубликован некролог, который Пятаков читает с нескрываемой радостью. Меня поразил комментарий, который я прочёл к этому рисунку на одном сайте, где подробно разбиралась эта серия: «На отогнутом листе газеты виден портрет в траурной рамке, по всей видимости, сообщается о смерти Г. Орджоникидзе, последовавшей 18 февраля 1937 года. Г. Пятаков был заместителем умершего наркома тяжёлой промышленности до 1936 года. Радость при получении скорбной новости демонстрирует лицемерие находящегося под судом Пятакова». Вообще-то 18 февраля 1937 года Пятакова уже больше двух недель не было в живых. А некролог в газете, как было понятно всем зрителям этой карикатуры в 1937 году, посвящён убийству Сергея Мироновича Кирова 1 декабря 1934 года.



Восемнадцатый рисунок — «Скорбь». Пятаков несёт огромный траурный венок из пальмовых листьев с надписями на лентах «Другу... Любимому... Незабвенному товарищу...» Комментарий с того же сайта: «Содержательно рисунок, видимо, примыкает к карикатуре «Наконец-то» и также посвящён смерти Орджоникидзе, к гробу которого Пятаков несёт венок». Эх... Разумеется, на самом деле речь идёт о похоронах С.М. Кирова.



Девятнадцатый рисунок — «Пойманный предатель». Арест Пятакова, из его рук падает оружие и всевозможные заговорщицкие или шпионские «сводки» и «планы». Пятаков был арестован 12 сентября 1936 года в своём служебном вагоне на станции Сан-Донато в городе Нижний Тагил.



Двадцатый рисунок — «Последняя ложь». Обливаясь слезами, Пятаков произносит последнее слово на скамье подсудимых. Немецкий писатель Лион Фейхтвангер, присутствовавший на процессе, написал: «Я никогда не забуду, как Георгий Пятаков, господин среднего роста, средних лет, с небольшой лысиной, с рыжеватой, старомодной, трясущейся острой бородой, стоял перед микрофоном и спокойно и старательно повествовал о том, как он вредил во вверенной ему промышленности. Он объяснял, указывая вытянутым пальцем, напоминая преподавателя высшей школы, историка, выступающего с докладом о жизни и деяниях давно умершего человека по имени Пятаков и стремящегося разъяснить все обстоятельства до мельчайших подробностей, охваченный одним желанием, чтобы слушатели и студенты всё правильно поняли и усвоили».
Вот что он, в частности, сказал в последнем слове: «Я слишком остро сознаю свои преступления и я не смею просить у вас снисхождения. Я не решаюсь просить у вас даже пощады. Через несколько часов вы вынесете ваш приговор. И вот я стою перед вами в грязи, раздавленный своими собственными преступлениями, лишенный всего по своей собственной вине, потерявший свою партию, не имеющий друзей, потерявший семью, потерявший самого себя… Не лишайте меня одного, граждане судьи. Не лишайте меня права на сознание, что и в ваших глазах, хотя бы и слишком поздно, я нашёл в себе силы порвать со своим преступным прошлым».

Последний рисунок — «Смерть подлым предателям». Этот рисунок завершает серию биографических карикатур 1937 года о деятельности Г.Л. Пятакова...



А вот как выглядел Г.Л. Пятаков в действительности.

Г.Л. Пятаков и В.И. Ленин. 1922


Г.Л. Пятаков и И.В. Сталин. 1935

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив