ИСТОРИЧЕСКИЕ АНЕКДОТЫ О ВЕЛИКИХ


Яков Минченков о Григории Мясоедове:
«...Несмотря на
неделикатность, переходящую в дерзкую откровенность, Мясоедова
любило дамское общество. А Григорий Григорьевич сознавался, что
всегда останется неравнодушным к женщинам, но, добавлял они,
"только к красивым". За ним ухаживали, и он не оставался в долгу —
вел живой разговор, и в то же время часто глаза его прищуривались,
рот искривлялся в саркастическую улыбку, как бы говорившую: "Знаю
все хорошо, постиг вас, миленькие".
На одном вечере у В. Маковского
Мясоедову дамы уделяли особенное внимание. Постаралась особенно В.,
неотступно занимавшая Григория Григорьевича льстивым разговором.
Мясоедов на вечере ничего злостного ей не сказал, а все же по
дороге домой, когда я шел с ним, не утерпел:
— Слыхали В., птичка, райская, так и щебечет, а вот
довела своего мужа до могилы. И вообще ни одной порядочной женщины
там нет. Девицы ищут одного — жениха, а дамы просто похотливы.
Себя Мясоедов тоже не
щадил: "Все люди или глупы, или эгоисты до подлости. Даже те, кого
называют святыми какой угодно категории, действуют из эгоизма,
конечно. А то, что называют альтруизмом, — просто замаскированный
способ ростовщичества: дать и получить с процентами. И я, хотя не
глупый человек, а от подлостей не могу избавиться. Живу в обществе,
угождаю и лгу ему. В музыке забываюсь, она, исходя из
подсознательного, помимо нашей воли, как рефлекс пережитого, есть
чистое, неподкупное отражение чувства. Она не лжет, говорит правду,
хотя бы неугодную нам, и оттого я люблю ее" <...>
[В старости]
появлялся он в обществе редко, лишь в тесном кругу старых
передвижников на их музыкальных собраниях.
У Киселева, в его
профессорской квартире при Академии, молодежь вела игры. Входит
Мясоедов с обычной саркастической улыбкой. Девицы бегут к нему:
"Григорий Григорьевич, мы играем в фанты. Назовите себя каким-либо
именем, и о вас будет написано мнение". "Аз есмь животное", —
заявляет Григорий Григорьевич и получает записку: "Хорошо еще —
если животное".
Однако по-старому
шутил он с молодыми девицами, одни лишь прищуренные глаза и
искривленная улыбка говорили: "Суета сует и всяческая
суета"...»