Интриги и интриганы.

В первую очередь и британское, и французское
правительства опасались, что независимая Греция будет втянута в
орбиту России, что греческая революция исполнит для русских их
древнее желание - утвердиться в
Средиземноморье. Русские, безусловно, имели хорошие
возможности воспользоваться ситуацией, не в последнюю очередь
потому, что они были единственными иностранцами, которых греки
считали своими братьями-христианами. Вся Европа знала также,
что был один грек, который возвышался над всеми другими своими
способностями и репутацией. Граф Каподистрия, родившийся на
Ионических островах, поступил на русскую службу и дослужился до
министра иностранных дел. Теперь он жил в
Швейцарии. Британскому и французскому правительствам было
известно о переписке, направленной на то, чтобы поставить
Каподистрию во главе греческого государства и, учитывая его
прошлое, они должны были прийти к выводу, что он выступает за
тесную связь с Россией. Чтобы не допустить Россию в
Средиземное море, нужно было найти средства, чтобы предотвратить
рост русского влияния в Греции. Но также, если взглянуть на
ситуацию в более долгосрочной перспективе, Османская империя не
должна быть слишком ослаблена, поскольку только турки, как
казалось, стояли на пути общего продвижения России на Ближнем
Востоке.
И британское, и французское правительства были достаточно хорошо
информированы о событиях в Греции и в других местах, чтобы понять,
что русские вообще не собираются использовать свои преимущества и
возможности. Для обоих правительств становилось все более
очевидным, что главными претендентами на влияние в Греции являются
Великобритания и Франция.
В 1823 году и Великобританию, и Францию раздирал конфликт интересов
во внешней политике. С одной стороны, они хотели сохранить
хрупкое согласие между державами относиться к грекам как к
мятежникам или, по крайней мере, сохранять строгий нейтралитет в
конфликте. Это соображение было главным в умах французов,
поскольку они собирались послать армию в Испанию, чтобы подавить
там либеральных конституционалистов во имя «Единой
Европы».
С другой стороны, и британцы, и французы могли видеть, что граждане
другой страны, какими бы ни были публичные заявления правительств,
работали в Греции, чтобы установить свое влияние в пику своим
визави. С французской стороны возникла дилемма внутри
дилеммы, поскольку они также проводили политику создания особого
положения в Египте, который все еще номинально оставался частью
Османской империи.
Два правительства разрешили дилемму классическим методом -
вместо выбора какой-то определенной политики в отношении Греции они
решили проводить все политики разом, используя любую выгоду для
национальных интересов, которую представляла такая возможность, и
осуждая методы и действия противной стороны. Начиная с 1823 г.
оба правительства выработали привычку тайно поддерживать
филэллинские движения в своих странах. Оба основывали свою
политику на том факте, что британцы и французы рано или
поздно отложат свои внутренние политические разногласия,
чтобы служить своим национальным интересам. Но поддержка тому
или иному курсу не оказывалась последовательно в соответствии с
каким-то хорошо продуманным планом. Позиция обоих правительств
безжалостно колебалась от одной крайности к другой в соответствии с
моментом.
Поэтому трудно измерить ту степень, в которой правительства
поддерживали филэллинские движения. Несомненно, что различные
сомнительные операции, предпринятые французскими филэллинами в
Греции, пользовались поддержкой французского правительства, даже
несмотря на то, что эти филэллины были яростными противниками
французского режима.

|
</> |