Интервью френда Александра Тягны-Рядно (перепост)

Интервью в лучшем украинском журнале
"ШО"
-Ты профессионал, с солидным техническим и творческим багажом. Таковым ты являешься уже давно, минимум лет десять-пятнадцать. И вот за эти годы в твое пространство вторглись миллионы людей. Фотографическое восстание масс. Снимают все! Такого прежде, в эпоху пленки, не было. Но снимают и снимают, не беда, но не начинают ли они составлять тебе конкуренцию? И не понижают ли восставшие массы общий уровень фотографии? Не чувствуешь ли ты от их вторжения дискомфорт?

-Дискомфорта я, пожалуй, не чувствую. Эта масса фотографов возникла, когда технический барьер, отделявший очень многих от фотографии, был снят.Причем барьер был снят-то не только появлением и совершенствованием цифры. Сначала появился автофокус, камеры-мыльницы, широко распространились печатные машины... Если это восстание на что и повлияло, то на журналистику. Я работал в газете «Советская культура», ведал отделом. Семь человек фотографов. Из них – два, что говорится, настоящие. Пять середнячков, которые работали так себе. И вот теперь эти середнячки уже совершенно не нужны.
-Почему?
-Потому что любой пишущий журналист теперь сделает такую же фотографию, как делали они. Цифровую. Это собственно и видно по подавляющему большинству газет, сайтов. Видно, что снимал не профессионал, а кто попало. Так что с информационной функцией эта масса вполне справляется. Начиная от тех любителей, которые ездят и потом выкладывают отчет «я был здесь, я был там…» и до журналистов, которые, поговорив с человеком, его снимают и прилагают снимок к своему материалу. И для журналистики этого вроде бы достаточно. И я вижу, что наши газеты и журналы сильно просели по фотографиям.
-То есть такие образцы, как коммерсантовское фото на первой полосе, тоже скоро уйдет?
-Нет, островки-то остались. «Коммерсант» – один из них, он держит большой штат фотографов, у них очень высокий, европейский уровень. Но большинство изданий себе такого позволить не могут. У них все восполняется подпиской на агентства, фотобанками и мыльницами, которые раздаются всем и каждому. Но от меня, если честно, проблемы фотожурналистики уже далеки. Я всегда от журналистики старался уйти, хотя в ней всегда и работал. Она была «способом познания мира за чужой счет», как когда-то хорошо сказал Нильс Бор про науку, правда. Журналистика поэтому была средством. Я работал в газетах, журналах, но снимал свою фотографию и был нацелен на что-то другое. Не думал – что вот, мол, это пойдет на выставку, но старался сделать что-то для себя. Когда начинал работать в газете «НТР» собрал большую коллекцию портретов ученых, около сотни самых знаменитых в то время академиков. Потом служил в «Журналисте», «Советской культуре», «Известиях», «Собеседнике» и везде, выполняя работу, следовал своему направлению. Если мой снимок не шел в номер, а шел другой, я не расстраивался, откладывал его, снимок жил какой-то своей жизнью, и я знал, что он рано или поздно пригодится. А потом я перестал служить, работаю вне штата, но сотрудничаю с разными изданиями, в основном – географическими и туристическими, тем самым имею имею возможность ездить по миру. И делаю свои собственные проекты. Выставки. Делаю альбомы. Когда-то для меня образцом было то, что делало издательство «Планета», но пока я набирал уровень, чтобы работать для этого издательства, оно развалилось. Зато появились другие, не такие мощные, как прежде была «Планета», но зато более мобильные. Например, «Пента», с которым я сделал уже не одну книгу. В последнее время у меня прорезался ещё и «преподавательский талант», часто приглашают проводить мастер-классы, семинары, в том числе и в других странах.
-Ты сказал, что по снимку сразу определишь – кто снимал: любитель или профессионал, а если профессионал – то профессионал какого уровня. Как тебе это удается?
-Конечно, стопроцентно быть уверенным нельзя. Более того, я убежден, что любой человек за свою жизнь может снять как минимум одну гениальную фотографию, которую можно будет повесить рядом с работой Картье-Брессона и за неё будет совершенно не стыдно. Быть может, такой человек даже и сам не знает о том, что среди его снимков есть гениальный. Нужен только хороший фоторедактор. Просто этим никто, понятное дело, не занимается. Профессионал отличается от любителя уже тем, что такие снимки должен делать если не ежедневно, то сравнительно часто. И не опускаться ниже определенного уровня. Фотография это удача. Череда каких-то случайностей, которые ты должен ловить. Профессионал ловить умеет. Профессионал свою удачу пасет. Любитель выходит, снял кадр, не снял – не важно. Профессионал так не может. Не должен. Он обязан искать ракурс. Композицию. Сюжет. Ведь недаром говорят, что когда есть что снимать, то и дурак снимет. Профессионал должен быть готовым к ситуации, когда снимать нечего. Он должен придумать, настроиться. И самое главное – профессионал должен прочувствовать то, что Картье-Брессон называл «решающим мгновением». И это мгновение поймать. Картье-Брессон сформулировал то, что означает «решающее мгновение» в книге с одноименным названием, ещё в 1952 году: «Миг, когда возникает гармония формы и содержания, рождает непередаваемое словами очарование кадра». Этот момент истины с одной стороны как бы отрывает снимок от ремесла, переводя его в категорию искусства, а с другой определят отличие фотографии от прочих видов искусств. То есть, нужно всего то поймать момент и облечь его в определенную художественную форму, чтобы она оптимально раскрывала суть происходящего. Ну а если совсем коротко «Не пойман – не кадр!» - такой вот афоризм недавно придумался.
-Для художника существует совет Дали – «Художник - рисуй!» Но ещё ему надо постоянно изучать высокие образцы. Писателю тоже не мешало бы знать других писателей, желательно классиков. А как фотограф?
-Когда я начинал, то смотрел разных фотографов, мне казалось, что это путь самосовершенствования, и на каком-то этапе, может быть, и правильно. Но потом понял – фотограф не должен упираться в одну фотографию, это – порочный путь. Фотограф должен развиваться шире. История искусств, живопись. У меня много друзей-художников, я многое взял от художников классической русской, суриковской школы. Достаточно часто бываю и на современных выставках. Вот, например, приехав в прошлый раз в Киев на знаменитый поэтический фестиваль, с большим удовольствием посмотрел выставку современного искусства, Сотбис тогда организовывал. Бывая в Лондоне или Париже, обязательно захожу в несколько моих любимых галерей, привожу в Москву новые каталоги или альбомы по искусству. Многое дает литература. Я достаточно много читаю. Сформулированные словами образы я пытаюсь для себя представить зрительно. Эти образы не оформлены, они, быть может, зыбки, но вот читаю Пелевина, и вижу некие картинки, читаю Чехова – тоже, только другие, качественно отличающиеся от тех, появление которых спровоцировал Пелевин, а например Стахов – есть такой писатель, - вызывает образы отличные от первых двух. А во время съёмки образы эти всплывают и, в идеале, получаются фотографии-рассказы…
-Грубо говоря, ты должен быть в некоем взвинченном состоянии, чтобы идя на съемку активизировать весь свой багаж? Причем этот багаж на тебя влияет подсознательно, в отличии от объективных особенностей объекта, диктующих тебе те или иные условия съемки?
-Да, решающее мгновение это абсолютно подсознательное явление. Ты его ловишь не осознано, по наитию. И чтобы эта реакция у тебя срабатывала, должен быть интуитивный багаж, набранный от живописи, литературы, музыки, личного опыта, личных переживаний. И все это вкладывается в фотографию в этот решающий момент. Постфактум можно попытаться понять как и почему это происходит. Хорошо об этом писал Шпаликов: «Бывают крылья у художников,
портных и железнодорожников,
но лишь художники открыли,
как прорастают эти крылья».
Понять же до конца этот волшебный процесс, наверно, не возможно.
-Сейчас многие фотографы пытаются привлечь внимание публики скандальными темами, снимают нечто, что прежде было темами запретными. Ты же никак и никогда не идешь на такие шаги. Снимаешь в классической манере, без выкрутасов. Скажи, а тебе никогда не хотелось сотворить фотографический скандальчик? С распространением его в сопредельные области?
-Наверное – нет! То есть, я, конечно, понимаю умом, что это было бы не бесполезно для пиара, но как то ломает поступаться принципами ради «конфетки». Для того чтобы сделать нечто большее, чем просто информационная фотография, надо чтобы тобой двигало какое-то мощное чувство. И я для себя давно решил, что чувство, которое я бы хотел вложить в фотографию – это любовь. Любовь в широком смысле слова. Для того, чтобы сделать, скажем, альбом о городе, мне нужно этот город полюбить. Или чтобы сделать портрет человека я должен влюбиться в него, пусть на доли секунды, но влюбиться, даже если он вообще-то мне не очень симпатичен, хотя, не работая в прессе таких людей можно просто не снимать…
-Но кроме любви ведь есть и многие другие не менее сильные чувства...
-Конечно. Гнев, страх, отвращение, ужас, на которых тоже можно сделать фотографию, если вложить в неё эти чувства. И любовь в последнее время стала немодной, особенно в актуальном искусстве. В нем многое и выражается через чувства «не-любви», и поэтому многие работы вызывают ощущение скандала. Я же понял, что это не для меня, я исповедую старую истину «Красота спасет мир», считаю, что красотой надо делиться, и сама она размножается делением. Красоты если будет много, то все будут тоже красивыми, добрыми и хорошими.
-Да, эти твои слова должны были бы прозвучать в конце интервью… Но давай сломаем «позитив» и поговорим о том, что многие отечественные фотографы, оказываясь на выставках рядом с фотографами так сказать западными, выглядят не в лучшем свет. Они словно отстают, словно они – догоняющие, им не хватает мысли, они вторичны и так далее и так далее. Несмотря на традиции, школу…
-Это действительно так, но это не проблема одной российской фотографии, а всей России. Мы решили, что надо жить как Европа и Америка, побежали, встали в хвост, и конечно оказались на последних ролях. Мы со своим другим менталитетом оказались там не очень-то нужны. И музыканты, и писатели, и художники. В выигрыше оказались те, кто не отказывался от традиций, не пытался догнать…
-Ты себя имеешь в виду?
-В каком-то смысле – да. Я не вставал в эту очередь. Хотя меня приглашали работать на агентства…
-Но это несколько другое!
-Другое, да, но репортерская фотография западная сильно отличается от нашей. Отличалась, во всяком случае, пока западная не распространила здесь свое влияние. И, к сожалению, как образцы были приняты образцы далеко не всегда самые лучшие. И я понял, что так не могу и не хочу снимать. Отказался от работы с Франс-пресс, с Рейтер. И некоторое время был невостребован. Но зато кое-что наработал. А потом начал смотреть свой архив и увидел, что я сейчас снимаю практически также, как много лет назад. И меня это вовсе не расстроило, а наоборот порадовало. Мне тут увиделось мое собственное отношение к тому же великому Картье-Брессону, который писал, что лучшие свои снимки сделал через месяц после того как взял в руки камеру. И работа с собственным архивом подтвердила эту мысль, что научиться фотографии практически нельзя. Это как музыкальный слух. Есть или нет. И мой один из первых снимков, сделанный ещё «Сменой» никак не проигрывает моим последним.
- А почему все-таки, почему в нашем цветном мире ты предпочитаешь черно-белую фотографию?
-Там большая мера условности. Как в театре. Черно-белая фотография это - поэзия, цветная – проза. Ты сам себя заключаешь в рамки, обрезая цвет, и вдруг возникают образы. Фотография, как и любое другое искусство, это образы. Впрочем, я об этом уже говорил…

Беседовал Станислав Лаврович

















Благодарю
за предоставленную
возможность
серьёзно поговорить
о фотографии
kabanov_alex и
stakhov