Богатство и
выгодные обстоятельства — ничто, если не уметь ими распоряжаться.
Успехи города во многом объяснялись тем, что в эпоху вечных
раздоров и кризисов политическая жизнь в республике оставалась на
удивление стабильной. Главным залогом этого стала закрытая система,
появившаяся в 1297 году. Лидеры города поняли, что смогут сделать
себя и государство более богатыми, если сфокусируются на этом и
подчинят своим амбициям саму политическую систему. Для этого и
потребовалось событие под названием Serrata: венецианский Великий
Совет был закрыт для всех семей, кто не входил туда на тот момент.
Тем самым законодательно оформилась давно уже фактически
существовавшая каста купцов-патрициев, каждый из которых видел
государство продолжением собственных торговых и семейных интересов,
а также расчётной палатой для бизнеса. Эти уважаемые семьи были
записаны в Золотой Книге и получили не только обширные привилегии,
но и серьёзные обязанности, именно они должны были управлять
республикой. Граждане уровнем поменьше, то есть патриции, тоже
имевшие ранее право попасть в Великий совет, менее богатые купцы,
доктора и юристы, получили название cittadini originari, и их
внесли в Серебряную Книгу. Они могли стать послами и дипломатами,
казначеями и судьями, но не имели права занять политические
должности.
Это деление было
забавным, но действенным. Как ни странно, своим положением были
довольны все политически значимые слои: обязанности чётко
соответствовали правам. Членам Великого Совета не платили за
службу, а отказаться служить государству было нельзя, хотя это
часто требовало многих сил и средств, а то и крови. Cittadini
originari мало влияли на политику, но могли получать неплохое
жалованье, занимали уважаемые посты и потому не чувствовали себя
обделёнными. Прочие категории тоже имели свои плюсы и минусы.
Например, arsenalotti (работники Арсенала) и стекольщики, получали
более чем хорошие зарплаты, имели различные привилегии и работа их
считалась престижной, но если кто-то решал собрать вещички и
попытаться продавать секреты мастерства вне Венеции, за ними и их
семьями начинали охоту ассассины республики. Естественно,
распределение богатства в городе было сильно неравномерным, но по
сравнению с другими тогдашними государствами оно было всё же более
справедливым, и венецианский бедняк был хорошо обеспечен по
сравнению, например, с французским. Наличие в городе нищих
считалось оскорблением славы Венеции, и потому принимались меры,
чтобы любой желающий мог получить работу, соответствующую его
способностям. И наоборот: считалось что хвастаться богатством,
например, транжиря деньги на наряды с драгоценностями — не
комильфо, так что все эти золотые купцы скрывали истинный размер
своего благосостояния. Простое население регулярно снабжали
продовольствием, устраивали для него пышные церемонии и праздники,
а действительно работающая система правосудия и уважение к каждому,
кто даже малым служит Республике помогала чувствовать себя истинным
гражданином, а не бесправным скотом, как в других государствах. Так
что понятно, почему изгнание из Светлейшей считалось адекватной
заменой смертной казни.
Многочисленные
правила и сложные процедуры выборов были направлены на то, чтобы
должности занимали только действительно подходящие для этого люди,
но чтобы никто не смог бы стать достаточно сильным и ниспровергнуть
республику. При этом чем более влиятельной была должность, тем
более сложными были выборы и более коротким срок, то есть лидеров
выбирали тщательнее всего, и ненадолго. Только дож оставался дожем
до конца жизни, только вот после 1268 года его пост стал в основном
церемониальным, без реальной власти, как бы награда для уважаемых
стариков. Его венецианцы называли «птичкой в позолоченной клетке»,
поскольку жизнь дожа становилась подчинённой жёсткому распорядку и
ритуалам. Например, он не мог свободно вывешивать герб своей семьи,
не мог свободно заказывать свои портреты, а когда дожа рисовали, то
изображали всегда коленопреклонённым перед символом Венеции, будь
то лев Св. Марка, сам святой или белокурая женщина в одежде дожа,
символизирующая Республику. Он не покидал Дворец Дожей и Базилику
Сан Марко, не владел землями и домами вне Республики, не мог
открывать официальные письма без присутствия других чиновников.
Более того, после смерти дожа комиссия inquisitori проверяла его
бумаги, с тем чтобы наложить штраф на имущество дожа в случае
нарушений законов.
Вид Венеции, из Civitates Orbis Terrarum, 1565.
Миф о Венеции как
об идеальном государстве родился из череды триумфов республики. О
государственном устройстве Светлейшей с восхищением писали и в
Генуе, и во Флоренции, в вечно неспокойной Франции и даже в Англии
XVII века. Реальность, конечно, была менее блестящей, но Венеция
знала только две попытки государственного переворота, если их можно
так назвать. Первую в 1310 году предприняли молодые патриции — им
не нравилось, что все члены семей Золотой книги должны были
обязательно пройти через период «обучения»: послужить республике в
торговле, провести много времени за морями в Александрии и
Константинополе, поплавать на галерах и послужить в гарнизонах...
Получить влиятельный пост можно было только в очень зрелом
возрасте: Великий Совет составляли люди от 70 лет и старше. А
молодёжь хотела всего и сразу, и при этом не желала покидать дом
для обычного «обучения государственному чувству». Попытка
переворота на самом деле была более комичной, чем серьёзной:
молодые повесы просто прискакали на площадь Сан Марко с
развевающимися знамёнами и начали там шуметь. По легенде, какая-то
старуха разозлилась, что лоботрясы мешают её послеобеденному сну, и
швырнула в путчистов кусок черепицы. Удачный бросок свалил одного
из знаменосцев, его друзья внезапно решили, что их идея была
глупой, и разошлись.
Вроде бы всё
хорошо кончилось, но в итоге ужаснувшиеся патриции создали
устрашающий Совет Десяти, особый государственный орган, который
действовал, как сказали бы сегодня, «вне конституции». Совет Десяти
мог сместить с должности любого, даже дожа, мог тайно подвергнуть
обвиняемого пыткам, мог собирать информацию от сети шпионов — и
действительно делал всё это. Например, в 1457 г. дожа Франческо
Фоскари, героя войны с Миланом, Совет заставил отречься от
должности, поскольку его сын был признан виновным в тайной
переписке с султаном и Франческо Сфорца. Использовал Совет и bocche
dei leoni, «пасть льва», почтовые ящики с изображением льва Св.
Марка, которые развесили по всему городу. Обязанностью всякого
доброго венецианца, услышавшего или увидевшего нечто
подозрительное, было написать анонимный донос и поместить его в
bocche dei leoni.
Вторую попытку
сломать республику сделал богатый и пожилой дож, Марин Фальер,
который в 1355 году попытался сделаться королём. Что интересно, он
действовал скорее всего из благих побуждений, считая что только
диктатура поможет в войне против генуэзцев, а необходимость
обсуждений стратегии на совете только мешает. Лично для себя он
ничего не хотел, да и семьи у него уже не было. Только вот
венецианцы не желали поступиться своей свободой даже ради того,
чтобы их насильно поволокли к счастью. Благодаря Совету Десяти
Фальера схватили и обезглавили на том самом месте, где некогда на
него возложили шапку дожа (в республике обожали ритуалы и
символизм), голову в гробе поместили у него между ног, а на общем
портрете дожей во дворце его лицо замазали чёрной краской.
Венецианское
государство было нацелено только на одно: чтобы она крепла и
богатела, тем самым увеличивая силу и богатство отдельных семей.
Именно поэтому существовали законы вроде запрета венецианским
купцам владеть торговыми судами: все галеры делались в Арсенале,
причём так, чтобы их легко было за один день переоснастить для
войны. Это был мир всемогущего государства, в котором всех членов
общества законы и обычаи принуждали участвовать в общем деле. Но
эти суровые законы зато были едины для всех, от первого до
последнего гражданина. И строителя, и дожа могли судить одинаковым
судом по одним и тем же законам, потому что Венеция превыше всего,
она больше суммы своих граждан.
Республика стала
инструментом экономической активности. Успехи купцов во многом были
следствием того, что изначально не было смысла инвестировать
капитал в недвижимость, не надо было мириться с мощными феодалами,
не существовало опасной массы угнетённых обездоленных рабочих.
Венеция не стремилась ни к каким абстрактным целям. Пока другие
империи клали человеческие жертвы на алтари иллюзий и политических
амбиций, венецианцы методично богатели и постоянно побеждали Геную,
Пизу и остальных конкурентов, причём не из ненависти, а просто
чтобы убрать угрозу своему благосостоянию. Стабильная, целостная
структура власти в республике позволяла добиваться большего, чем,
например, разорванное конфликтами общество Генуи, где нобили
постоянно боролись, чтобы перетянуть на себя одеяло и уничтожить
соперников. Даже хотя в Венеции тоже были свои соперничающие
фракции, по сравнению с непримиримой политической враждой в других
городах республику можно назвать совершенно единой. Если подробно
посмотреть на причины побед Венеции в торговле и войне, то обычно
все они будут упираться в отличия социальной и политической системы
Венеции от других морских республик.
Это было
государство, где каждый был настоящим патриотом, но это было
потому, что цели государства действительно состояли в достижении
общего блага. Какая другая национальная идея может быть лучше? За
эту направленность на получение прибыли Венецию многие не любили,
её презирали и ненавидели, считали вероломной и лживой. На самом
деле республика всегда оставалась верной себе, даже когда предавала
союзников и заключала мирные договоры со вчерашними врагами. Просто
её прагматизм был чужд и непонятен в категориях тогдашней зачастую
оторванной от реальности политики. Например, даже военные действия
против турок Венеция вела, если была угроза её торговым интересам.
В моменты кризиса венецианцы стояли против врага сплочённо и
твёрдо, но в спокойное время это был, наверное, самый толерантный
город Европы, где спокойно относились к любым иностранцам и
дозволяли исповедовать любую религию — только в установленных
республикой рамках и под её контролем.
История Венеции
может показаться даже скучной по сравнению с соседями, ведь не было
в ней ни апрельской крови в церкви, ни захвата власти бывшим
кондотьером, ни разграбления города ландскнехтами, ни проповедей
бесноватого Савонаролы. Только вот жить там было спокойнее, чем где
бы то ни было.
В итоге солнце
Республики, конечно, закатилось, потому что нет ничего вечного. Она
никогда не хотела создавать империю ради империи, а будущее
принадлежало тем, кто сумеет отправить на бойню как можно больше
своих подданных. Светлейшая даже ушла тихо и спокойно, без
кровавого штурма, разграбления и пепелища. А кто из других
государств сможет похвастаться более чем тысячелетней историей
стабильного процветания?