Хороший день


Хороший вчера выдался день.
Можно смело бросить в мешок белый камушек.
Ещё не знал, чем буду заниматься в субботу, даже подумывал, а не
сходить ли на море немножко понырять, да испытать наконец
экшн-камеру в солёной водичке, как вдруг позвонил Кавторанг и
сказал, что надо бы ему помочь залить фундамент под беседку.
И я такой: «О, точно, — бетон!»
И все сомнения о том, чем заполнить выходной день, сразу ушли.
А надо бы добавить, что за рабочую неделю я как раз сильно устал из-за одного судёнышка.
Стоит в доке старый катерок, метров тридцати, с которого
обдирают, дырявую от времени, металлическую обшивку. Ну и конечно
же корпусникам обязательно необходимо добраться в те места, что
перекрыты кильблоками — такими опорами, поддерживающие суда, когда
их выволакивают на сушу из родной стихии.
А так как мои обязанности — следить за тем, чтобы корабли зашли в
док и вышли из него неповреждёнными после ремонта, да желательно не
упали, когда стоят на опорах, я только тем и занимался, что
подкладывал вначале под днище всякие деревяшки, повторяющие
криволинейные обводы корпуса, а потом вытаскивал портальным краном
ненужные.
Словом был и за плотника, и за такелажника, и за технолога и за
молотобойца, ибо без кувалды при таких работах никуда.
А погоды стояли душные и жаркие, несмотря на ночную грозу и ливень,
разбудившие меня на неделе в три часа ночи.
Я сперва вообразил спросонья, будто прилетела ракета или
беспилотник там, и где-то грохнуло.
Оказалось просто гром.
Гроза вышла на славу.
А участок у Кавторанга расположен на высоте 60,0, мне от дома до
её вершины пешочком минут сорок идти.
Ну я и пошёл, а машины у меня нет и я сейчас стараюсь больше ходить
пешком, а часы на руке считают шаги, и всё это я держу за
тренировки для походов по Крымским горам.
На высоте 60,0 во время второй обороны городы стояла зенитная батарея № 365 или, как её чаще у нас называли, батарея Пьянзина.

Теперь батарею часто величают так, как её обозначали на своих
картах немцы — «Форт Сталин».
Думаю, это название за ней в итоге и закрепится.
Короткое и запоминающееся.

На батарее построили давно уже памятник.
Флотский старлей Иван Пьянзин был последним командиром батареи, а
батарея занимала одну из ключевых позиций обороны города и в конце
концов в 42-м немцы взяли её штурмом.
Пьянзин, видя, что дело шабаш, вышел в эфир и запросил у наших
артогонь по батарейному КП. Вызвал огонь на себя, как это обычно
называют.
Ну, после освобождения города, тела Пьянзина и других моряков
похоронили. Тех, кто так на высотке и остался, а не сумел уйти в
город или не попал в плен.

Во времена моего детства, кроме памятника и разваленных позиций
батареи, на высоте ничего не было.
Росли вокруг дубы, да фисташки, а земля повсюду изрыта большущими
воронками от авиабомб и снарядов.
Сейчас там отстроен целый микрорайон из частных домов.
Вот и Кавторанг, выйдя в запас, прикупил себе участок и нашёл на
старости лет головную боль — строить дом.
Дом пока не построил и дай бог ему справиться поначалу с
беседкой.
Целый день мы на жаре месили бетон и лили его в опалубку.
Я, Кавторанг, с которым мы с первого класса дружим, и ещё два его
родных брата, а потом пришла его сестра и принялась готовить нам
еду на костре.
Вообще их, по-моему, четверо братьев и три или две сестры — я всегда путаюсь насчёт количества. И они как-то помогают друг другу, а не ссорятся между собой, бесконечно деля наследство, как бывает.
Ну мы и работали под знойным солнцем — бригадой из мужиков на шестом десятке, без всяких мобильных приложений, электросамокатов и — прости господи! — фалафельных.

И ещё вкусно пахло жареным мясом.

А в металлическом гараже, служащим местом хранения инструмента и
всякой нужной и не очень всячины, висел над верстаком план будущего
дома.
Или имения.
Спасское-Лутовиново, блин.

И ещё магнитик с фоткой, как мы с Кавторангом плывём на каяке по
Балаклавской бухте.
Ровно два года назад это было.
Мы тогда догребли до Мраморной бухты, потом обратно и я был в
шортах и у меня ноги обгорели так, как никогда не обгорали в жизни
и несколько дней я тогда с ними мучился.

Часам к четырём пополудни с работой мы покончили, но как всегда
остался невыработанный бетон с последнего замеса и тогда заодно
залили и канализационный люк.
Удачно вышло.
Потом ели рагу из всех овощей, что нашлись и мясо, жаренное большими кусками.
У Кавторанга хобби — гонит самогонку и старается сделать её
похожей на всякие сорта виски. В этот раз он выгнал из
кукурузы.
Типа бурбон.
Вышло отвратительно, на мой вкус, о чём я ему и сказал, и добавил,
что лучше я куплю в магазине бутылку за две с половиной тысячи, так
хоть удовольствие получу.
Но несколько рюмочек я всё же опрокинул. Самогонка была
холодной.
Из термоса.
Это несколько примиряло.
Арбуз был большой и не больно-то спелый, зато на природе есть его одно удовольствие — плюёшься не глядя косточками и не боишься заляпать соком стол.
Потрепались о том, о сём.
И про походы.
У Кавторанга братья — походники. Один недавно ходил с друзьями в
Чернореченский каньон и сказал, что они все там по нескольку раз
упали и вернулись домой в ссадинах и синяках.
Этим летом я тоже там лазил, да ещё во время дождя, но вернулся
целёхоньким, хоть и усталым как ездовая собака, и понимаю, что мне
довольно сильно повезло.
Там как-то разок, я уж думал, что мне крышка, и всё хочу записать в
ЖЖ свои тогдашние ощущения, но никак не соберусь.
И ещё у одного из братьев товарищ этой зимой ходил на Ай-Петри
когда снег и теперь живёт со сломанным позвоночником и
металлической нижней челюстью.
Туман, говорят, ещё был.
А у меня в сентябре уже запланирован поход по маршруту,
нарисованному для меня Туристом.
Есть желание поглазеть на водопад Джур-Джур.
Ещё была бутылка вина.
Я принялся выпендриваться и сказал, что по вкусу определю сорт и с
какого склона собирали для вина виноград.
Мне, конечно, налили и я сказал, что каберне.
А на этикетке было написано просто: «Красное сухое».
Массандровское.
Далеко не ахти, нужно признать.
Ну вот...
Потом я засобирался домой, отказался от предложения вызвать такси и пошёл пешком домой через батарею.

Мимо зениток.

Зенитки не настоящие, конечно, а просто макеты.

Люблю смотреть на город с высоты 60,0.
Он отсюда как на ладони.

Солнце уже село в море, по горизонту шла красная полоса, а вода в бухте ещё явственно отливала синевой.
Дорога хорошо освещалась фонарями.
Храм на горе горел как маяк.

Пока шёл, захмелевший Кавторанг успел трижды мне позвонить, чтобы узнать: добрался ли я до дома или нет и просил сообщить, как только я окажусь у себя во дворе.

Уже за Братским кладбищем и мой райончик.
Бартеневка называется.
Его так назвали по контр-адмиралу Бартеневу. Он когда-то командовал
линейным кораблём, а во время первой обороны города — гарнизоном
Северной стороны.
Так по его фамилии это местечко и назвали.

Выпил-то я немного, зато наелся как следует, а от работы и ходьбы чувствовалась приятная усталость.
Сегодня, вот, бездельничаю.
Не пойду завтра на работу — в ночь на четверг сосед помер,
несколькими годами постарше меня был.
Поеду в морг в больницу Пирогова, потом на кладбище и — в трапезную
того храма, что на фотке.
Поминать.
Да к деду, наверное, заодно загляну, он там неподалёку
лежит.
Сам он моряк, севастополец, воевал, и как раз среди таких же ему и
лежать.
Самое подходящее для него место на белом свете.