Хлебушко выпаривают

sevastian_mos — 27.09.2023 Есть в начале СССР пример конечно ужасный. Когда с крестьян, которых и так ощипала трёхлетняя буржуйская война, начали раскручивать ещё и на хлеб. В оправдание Ленину могу лишь сказать - продразвёрстку замутили строго из за тотального отсутствия жратвы в городах. Но выглядела она в той же Сибири конечно ужасно. не расстреливали, нет, все сказки о массовых расстрелах это побаски беляков. Вот они то как раз занимались расстрелом, те же колчаковцы так "хорошо" вели себя на территориях где стояли, что крестьяне бежали к красным, лишь бы не быть под колчаковщиной. Так что этот самый образ добряка офицера, который пробуют лепить на Колчака, так же точен, как образ миролюбия можно налепить на Нерона.

Но хлеб да, коммунисты выпаривали из крестьян. Прям советую почитать Черкасова - "Хмель". Художественно, но исторически верно. Крестьян реально вынуждали отдавать хлеб, не давая взамен нормальной оплаты, это строка в нашей истории постыдная и называлась кратко - военный коммунизм. В оправдание тут же скажу - Ленин не украл себе ничего и другим не давал. Жил не в некоем отжатом у царя особняке, а в паре комнат в усадьбе Горки. Натурально так - с женой в них умещался, остальные были отданы под другие гос-нужды, к тому же ни ни - никаких наследных вотчин никому не оставил, равно как и Сталин. То бишь да, с одной стороны ранние коммунисты при становлении людей зажимали сильно, с но с другой брали строго на государство, за попытку воровать нещадно сажали и расстреливали ворьё. Кроме шуточек - вот комната в которой жил Ленин после покушения. Да, этот человек управлял Россией и да, он был вот такой - коммунист. Шкуру волка положили просто для красоты, у Ленина такой не было.



Кухня в Кремле, до переезда в Горки. Да да, тут еду готовили для Ленина.  Причём это реально делала лично Крупская. Такие вот "зерновые олигархи".


Комната сестры Ленина.


Вот здесь Ленин с людьми беседовал, а сидел и работал в комнате, которая первая. Так что я критикую ранний коммунизм ровно настолько, насколько можно критиковать ранние бронзовые орудия труда - да, примитивные, но тут же - лучшее что могло быть тогда. Да, было тогда крестьянам туго, но Ленин не награбил зерна, что бы жить-жировать, он страну сохранил и начал усиленно развивать бесплатную медицину и образование, зерно отнятое через выпаривалку у крестьян, дало детям крестьян путёвки в совершенно иную по уровню жизнь. Но помнить тоже надо, было трудно, было тяжко.




Чадно коптила лампа. Фитиль, обугливаясь, краснел огарышком язычка – керосин разбавлен водицей.
Нету в деревне ни керосина, ни серянок, ни сахару, ни гвоздей – коня нечем подковать. Нужда заела. Схватила мужика за горло – не продыхнуть. Орала бабьими глотками, цепляясь за холщовые штаны детскими ручонками, подвывала сиплыми голосами старушонок, щерилась беззубыми ртами стариков...
Мужик освирепел…
...Тут и объявились большевики: «Долой войну! Вся власть Советам; фабрики – рабочим, земля – крестьянам». В аккурат сказано! Солдатня покатилась с фронтов: которые прямо с винтовками, с шашками, иные сами себя еле дотащили. Все бы ничего – продразверстка началась.
«Хлеба! Хлеба!» – наступал голод.
Мужик ощерился: «Нету хлеба! Хоть так вертите, хоть эдак, в голос: «Нету!»


На сходках мужичьи страсти кипели ключом. Схватывались за грудки, трясли бородами и рваными штанами, исходили от крика до седьмого пота. Голос в голос: «Нету!»
Ревкомовцы шли по надворьям. «Есть у тебя хлеб, Иван Кузьмич. Сеял ты в прошлом году столько-то, урожай снял такой-то, на семена тебе столько-то, себе, на жратву до нови столько-то. А вот и остаточек, – выгребай».

И опять мужик бился с продотрядчиками. Баба ревела благим матом, старик грозился костылем, старуха – анафемой. Но не помогало. Взламывали замки на амбарах, насыпали кули, и мужик, кряхтя и кляня все на свете, все власти и перевороты, вез хлебушко на ссыпной пункт.
Особо упорствующих, хитрых, запрятавших хлеб в ямы, держали в ревкомах. Жарили железную печку до красных щек, а мужики сидели в шубах, в полном зимнем снаряжении.
«Хлебушко выпаривают», – кряхтели неподатливые.

VII

Председатель ревкома Мамонт Головня с помощником из фронтовиков, Аркадием Зыряном, оба с револьверами, в одних нательных рубахах, тоже парятся в большом крестовом доме со связью, где недавно была школа. Сейчас в доме ревком.
Головня предупредил: кто снимет шубу, тот, значит, согласен вывезти хлеб немедленно с участием ревкомовцев.
Дружинник Васюха Трубин беспрестанно подкладывает березовые дрова в железную печку.
Время за полночь. И ревкомовцы и мужики до того наговорились, что глотки пересохли. Опять-таки, воды ни капли. «Сознательность без воды скорее проснется», – предупредил Головин.

– О, господи! – стонет один, ворочаясь на полу и вытирая рукавом шубы пот. – Подумай, Мамонт Петрович, што ты выкомариваешь? Ежли умом раскинуть – супротив власти прешь. Как сказано в декрете? Слабода. А ты нас жаришь в шубах. Это как понимать? Слабода?
Головня лежит грудью на столетне, дремлет. Пригляделся, зевнул:
– Лалетин? На свободу потянуло? Хлеб гноишь в ямах, и тебе же свободы надо? Хрена с редькой не хошь?...

Четверо мужиков, взопревших, сбившись в кучу у лавки, курят самосад, зло косясь на печку: спасу нет, жарища! Печку бы разворотить, что ли, беды не оберешься: Головня моментом спровадит в уезд, а там, конечно, в тюрьму. Вот если бы ушел Головня с Аркашкой, с дружинником можно было бы столковаться.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив