Херофобы и херофилы

Разумеется, тут может возникнуть вопрос: где подобное говориться у Стругацких? (Или, хотя бы, у одного Бориса - поскольку именно на него был сделан акцент.) Поскольку, вроде-как, они утверждают нечто противоположное: "Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!" Ну, или например, в том же "Понедельник начинается в субботу" они прямо утверждают, что их НИИЧАВО занимается "счастьем человеческим". (Причем там данный момент даже удвоен: в самом НИИЧАВО есть специальный отдел "Линейного счастья".)
Нет конечно, значительная часть героев братьев находится в состоянии, далеком от полностью счастливого - но это, ИМХО, нормальное состояние любой серьезной литературы. В том смысле, что в литературном произведении по умолчанию должен быть конфликт: читать про вечную удовлетворенность вечно счастливого персонажа просто скучно. Но, в целом, произведения братьев Стругацких советского периода вряд ли можно назвать сколь-либо мизантропичными. Вот то, что было написано уже на "сломе эпох" ("Отягощенные злом", "Жиды города Питера"), не говоря уж о "девяностнутом" романе Бориса Натановича "Поиск предназначения" - это да. Но тут, как говориться, "время было такое".
А писатели - точнее сказать, писатели хорошие, к которым надо относить братьев Стругацких - являются именно что "выразителями воли времени". Поэтому считать, что в тех же "Хищных вещах века" или, скажем, "Понедельнике" они описывают "избегание счастья", просто смешно. Другое дело, что в своих "классических" романах - то есть, произведениях 1960-70 годов - эти фантасты достаточно жестко относились к культу потребления. Именно что культу - в том смысле, что по самому уровню потребления люди "мира Стругацких" находятся на достаточно высоком уровне. Начиная с наличия личных вертолетов и заканчивая проживанием в местах с хорошим климатом. (Кстати, забавно: но именно климатические условия выступают у них маркером "хорошего" и "плохого" обществ: в хорошем всегда светит Солнце и тепло. В плохом же постоянно идет противный дождь. Видимо, это артефакт "питерского" происхождения авторов.)
То есть, в целом герои советских фантастов живут хорошо и имеют все, что им необходимо для полноценной жизни. Но вот идею "постоянного наращивания уровня потребления" братья, действительно, осуждали с самого начала. Но стоит ли считать, что тем самым они и осуждали стремление человека к счастью? Думаю, провокационность этого вопроса фантаста Розова можно увидеть довольно легко. Тем более, что в качестве антитезы идеям братьев он приводит... слова "доктора Опира" из их же произведения "Хищные вещи века":
"...Освободите человека от забот о хлебе насущном и о завтрашнем дне, и он станет истинно свободен и счастлив. Я глубоко убежден, что дети, именно дети — это идеал человечества. Я вижу глубочайший смысл в поразительном сходстве между ребенком и беззаботным человеком, объектом утопии. Беззаботен — значит счастлив. И как мы близки к этому идеалу! Еще несколько десятков лет, а может быть, и просто несколько лет, и мы достигнем автоматического изобилия, мы отбросим науку, как исцеленный отбрасывает костыли, и все человечество станет огромной счастливой детской семьей. Взрослые будут отличаться от детей только способностью к любви, а эта способность сделается — опять-таки с помощью науки — источником новых, небывалых радостей и наслаждений…"
Кстати, провокационность тут двойная, поскольку сам Розов не может ни знать: что же послужило источником идей этого самого "доктора". Ну да, конечно же: "...Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками. О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас как дети за то, что мы им позволим грешить...." Каждый культурный советский человек знал Достоевского чуть ли не наизусть, и поэтому очень быстро считывал: что к чему. Наш же современник - с которыми и работает советский человек Розов (да, именно так: он сформировался именно в советской культурной среде) - этого, понятное дело, не знает, и троллинг Розова не считывает. (Чем, судя по всему, приносит последнему огромное удовольствие.)
То есть, еще раз: на самом деле для "критики Стругацких" - а точнее, той системы взглядов на будущее (и настоящее) человечества, которую транслировали братья Стругацкие в своих "классических" произведениях - Розов использует ту самую "альтернативу", которую сами братья и люди во "времена братьев считали неработоспособной. Еще раз: ХВВ - это не "Братья Карамазовы", это, все же, гораздо более условное и намного более развлекательное произведение. В котором особо тонких психологических проблем нет, и основные идеи, противоречия и конфликты выписаны достаточно явно. Поэтому "доктор философии Опир" - как пародийное изображение "великого Инквизитора" - является, по сути, "грушей для битья", не способной к реальному ответу. (По умолчанию, так авторы его нарисовали.)
И сама идея о том, что за этой "грушей" может быть какая-то "правда", выглядит с точки зрения читателей романа, по сути, абсурдом. Другое дело, что к концу своей жизни сам Борис Натанович - как раз тогда, когда его произведения наполнились колоссальным уровнем мизантропии - изменил свою точку зрения. И "то самое интервью" про враждебность демократии - которое и стало основанием для "розовского опуса" - он давал уже тогда, когда сам стал считать общество, показанное в "Хищных вещах века", идеалом человеческого развития. Да, именно так: в одном из интервью 1990 годов он прямо отмежевался от прежних взглядов, фактически похоронив свой образ "мира Полудня". И наоборот: воспылал любовью к созданному образу "Страны дураков":
"...Этот мир убог, консервативно гомеостатичен, нравственно бесперспективен, он готов снова и снова повторять себя, — но! Но он сохраняет свободу, и прежде всего — свободу творческой деятельности. А значит, по крайней мере, научно-техническому прогрессу остаются шансы на развитие, а там, глядишь, и потребность в Человеке Воспитанном возникнет в конце концов, а это уже надежда на прогресс нравственный... В любом случае, из всех реально возможных миров, которые я могу себе представить, Мир Потребления наиболее человечен. Он — с человеческим лицом, если угодно, — в отличие от любого тоталитарного, авторитарного или агрессивно-клерикального мира..."
То есть, если честно, то Розов наезжает на мэтра совершенно зря, поскольку последний в конце своей жизни оказался на той же самой точки зрения. Точнее сказать, разумеется, на той же самой точки зрения оказалось само общество - потому, что, как уже было сказано выше, хороший писатель ничего не придумывает, а лишь транслирует те идеи, что это самое общество исповедует. Поэтому в реальности смысл "розовского наезда" состоит не в конфликте миропредставлений отдельных авторов, а к том, что современное общество, которое и олицетворяет тут Розов оказывается резко противоречащим советскому обществу 1960 годов. (Кое вынужден представлять Борис Стругацкий, несмотря на все его личное нежелание это делать.)
Точнее сказать, Розов в данном случае оказывается "олицетворением" миропонимания 1990-2000 годов - но в данном случае это не особенно важно. (Вот в других примерах противостояния данный момент может оказаться значимым, но с точки зрения "1960" что 2000-е, что 2020 - безразлично.) Поскольку, в любом случае, мы можем наблюдать интересный феномен: а именно, разницу между "живым обществом" - к которому, без сомнения, можно отнести советское общество 1960 годов. И обществом "мертвым". Точнее, полумертвым, если брать саму РФ, но в данном случае Розов "говорит" не от него в целом, а от определенного его слоя - того самого "информационного класса", о котором уже много чего было сказано.
Но обо всем этом будет сказано уже отдельно...
|
</> |