Глазами человека, повидавшего всё

Надо, наверное, оговориться, что в нашей "маленькой" семье никогда о божественном разговоров не было.

Обычная была советская семья, семья даже, можно сказать, атомщиков. Отец – член партии, мама – женщина, времени соответствовавшая, к новым знаниям даже сегодня, в 92 года, тянущаяся. Ну а в детском саду, понятное дело, религиозной пропаганды тоже не было. Космонавты – были, полярники – были, учёные – тоже постоянно присутствовали в качестве идеологических маяков (если, конечно, можно говорить в данном случае об идеологии). А вот ничего религиозного даже грана не было.
И вот на это чистое в данном отношении сознание наложилась бабушкина "лекция" о Боге. И что сказать? Не проповедница она была. До сих пор вспоминаю своё тогдашнее представление о Нём: где-то в чёрном ночном небе висит над нами всеми нечто похожее на громадного филина, с пронизывающим взглядом, тоже тёмное и грозное. И лучше от этого всего держаться подальше.
Запугала ребёнка Богом бабушка. Из лучших, понятно, побуждений, но…
Кстати, когда-то Ивановское было не деревней, а селом – отсюда и название среднего рода. Стояла тут до революции Церковь Успения Божией Матери, на взгорочке у поворота дороги при въезде в населённый пункт. Над тем местом, где братская могила и памятник лётчикам сегодня.

Что можно сказать о сходстве и различии подмосковной деревни и рязанской (я бы уточнил – кадомской)?
Общее, конечно, что сразу бросалось в глаза, - полная противоположность городу. "Антигородскость", да позволено мне выдумать такой нелепый словесный конструкт. То есть всё, буквально всё отличалось от города – люди, дома, быт, хозяйство, отношения…
И основное – обеспечение. Что ни говори, но в городе люди обеспечены. Не с точки зрения материальной – хотя, конечно, позажиточней живут деревенских, - но прежде всего услугами. Городскому человеку не надо делать много, на что у сельского жителя уходила немалая часть времени. Не надо обогревать жилище – есть отопление. Не надо носить воду – есть водопровод. Не надо, ясное ело, чёрной зимней ночью бежать по морозу к дощатой будочке с вырезанным на двери сердечком. Не надо ходить за скотиной. Не надо заготавливать для неё сено, поднимаясь в три часа ночи, чтобы успеть больше накосить по утренней росе. Не надо соотноситься со временем приезда передвижной лавки-магазинчика, не надо заказывать в ней керосина.
Словом, снято с городского жителя множество повседневной бытовой рутины, от которой в деревне не избавиться потому, что без неё в деревне не прожить. Потому даже богатая – а семья тёти Ксени с большим домом, с садом и палисадником, с хлевом и птичником, с гаражом, с мотоциклом зятя была по деревенским мерка богата – сильно проигрывала в качестве жизни нашей семье. С нашими одиннадцатью квадратными метрами на четверых и коммунальной кухней и туалетом.
Затем следует разное количество труда. Если в городе дополнительной работы после основной совсем немного – ужин приготовить да уроки у ребёнка проверить, - то деревенский человек трудится над чем-нибудь постоянно. Вечно делает что-то по дому, по саду, по скотине. По сути, мужику было даже выпить некогда, хотя, понятно, старались они этим правом не пренебрегать.
И, конечно, много работы физической. Меня, конечно, по малости лет не особо к ней привлекали, но всё же вспоминаю пару раз, когда даже подобная мне мелочь участвовала в совхозных (а Ивановское входило в совхоз "Куйбышевский") заготовках сена. Помню все эти огромные стога, вокруг которых муравьились жители деревни, в несколько приёмов закидывая траву наверх. Нет, в городе тоже, конечно, физической работы немало – в тех заводах возьмём или на стройках, - но тут, в деревне, она таковою была вся. Прослойка деревенской интеллигенции была крайне ограниченной – учитель, почтальон да фельдшер, сугубо уважаемые люди. Не более широкой была прослойка "конторских" – председатель, бухгалтер-счетовод, агроном и зоотехник. Остальные все кто на пахоте на тракторе-комбайне, кто в гараже-мастерской, кто на прополках разных. Всё, понятное дело, под открытым небом с его погодами.
Друг от друга же деревни моей жизни отличались… ну, цивилизованностью, что ли. Подмосковная казалась более развитой. Более претенциозной сказал бы я сегодня, хотя само понятие это отнюдь не вяжется с деревенским бытом. Но всё же, вероятно, близость столицы сказывалась на том, что и дома тут были поухоженнее, и автобусы поменее заполнены, и мотоциклы через дом, а то и машины свои встречаются. Дороги получше, больше заасфальтированы. Одеты люди получше были.
Возможно, экономические дела у совхоза "Куйбышевский" лучше обстояли, нежели у колхоза "Заря". Я, понятно, в этом тогда не разбирался, но по жизни – видимо, всё по той же причине неизбывности оборотов сансары, регулярно закидывавших меня в Истринский район, – мне приходилось и во взрослом состоянии иметь дело с руководством "Куйбышевского". Даже и сегодня, когда это стало какой-то агрофирмой в форме акционерного общества. И в разных поколениях оного руководства встречались одинаково жлобистые типы. Даже по деревенским меркам с перебором.
Опять же и до Москвы относительно близко: на автобусе до Манихино шесть километров, а там электричка прямая, до самого центра. А Москва есть Москва – не просто город, а большой город, столичный. Вся та городская культура, вся городская цивилизация рядом. Поневоле к ней потянешься – на Сасово с его четырьмя улочками… Да и Истра – не чета Кадому. Иногда её даже наукоградом называли: на территории города разместилось пять крупных всесоюзных научно-исследовательских организаций. А рядом с городом была база отдыха всё того же вездесущего Курчатовского института.
Хотя и в середине шестидесятых в Истре ещё развалины были. И не Новоиерусалимский монастырь имеется в виду, немцами взорванный (и ныне, после восстановления, просто чудом ставший!).

Нет, именно жилой сектор зиял обломанными зубами. Следует сказать: ещё зиял. Потому как всё в 60-е годы достаточно уверенно отстраивалось. Но уж больно колоссальны были военные разрушения…


Конечно, похожего, общего между деревнями больше, разумеется, чем различного. Но вот так, по жизненным стандартам, разница всё же ощущалась. Но это – разговор из сегодня. А тогда… Тогда просто было другое, разительно отличающееся от городского детство. И я благодарен судьбе, что дала мне пожить, именно пожить, в сельской цивилизации России. В русской глубинке. В русском фундаменте. В фундаменте русского мира.
|
</> |