главное — русские и родина: квартира-музей Ф.М.Достоевского

Не то что теперь - а я могу сравнивать "было-стало": здание больницы для бедных, где трудился отец Достоевского и при которой жила его семья, не просто "отремонтировано", "отреставрировано" или "реконструировано" - изнутри это уже просто совершенно другая (против даже той, что застал я лично, про самого юного Достоевского уже не говоря...) постройка, аутентичного от нее сохранилось разве что вид из окна во двор... Раньше "литературная" экспозиция за отсутствием площадей вольно-невольно интегрировалась в мемориальную, теперь "мемориальные", "исторические" комнаты служебной докторской квартиры на первом этаже, освобожденные от документальных и прочих наглядных экспонатов, но опять-таки в "отремонтированных" (на собянинский "реновационный" лад) стенах, выглядят и менее "жилыми", чем в прежнем, обустроенном по совковому образцу варианте (аналогично петербургскому музею-квартире Достоевского в Кузнечном переулке), и еще более фейковыми, несмотря на 2-3 якобы подлинных "мемориальных" предмета обстановки: стол и канделябры в "гостиной", этажерка в "столовой".
На самом деле предметов в большей или меньшей степени "подлинных", ну по крайней мере осознанных как "музейные" ценности и "экспонаты" не в период СССР, а еще раньше, когда вдова писателя создавала первый "музей памяти Достоевского", точнее, музейной комнаты, ему посвященной, в рамках Исторического музея им. Александра Третьего (и насколько я понимаю, на святой руси это был вообще первый литературный музей?!.), довольно-таки много, самых разнообразных, от лаврового венка, преподнесенного Достоевскому в чесь его Пушкинской речи, до шляпы (такая же есть и в петербургском музее - ну это примерно как с простреленным в двух местах ленинским костюмом ранее), а также папиросные коробочки, перьевые ручки, всевозможные фамильные документы и деловые бумаги... - в Лениграде, хотя Достоевский большей частью своего творчества напрямую связан с Петербургом, его музей создавался в советские 1970-е, в Москве же он возник на полвека раньше и открылся уже в 1923-м году. Что кроме прочего опровергает расхожую и ныне сознательно внедряемую официозную ложь, будто советская власть не признавала Достоевского - она-то как раз его и признавала, и, при некоторых, разумеется, идеологических оговорках, и частичных "репрессиях" в отношении ряда отдельно взятых текстов, вознесла на пьедестал, канонизировала, в то время как до революции "глубокопорядочные потомственные интеллигенты" к Достоевскому относились, мягко выражаясь, двойственно, и в критике последних десятилетий 19-го века не то что с Толстым или Салтыковым-Щедриным, но и с Григоровичем (который теперь забыт и не воспринимает всерьез с его "Антоном-горемыковой", а в лучшем случае оттеснен в область "детского чтения" с "Гутапперчевым мальчиком", да и то во время моего детства, сейчас, поди, и школьникам его не втюхивают) рядом Достоевского не ставили, "идейно" он народолюбивым интеллигентам не подходил... Тогда как сегодня, в развитие как раз советской традиции - любо-дорого, первый литератор всея руси, духовидец и пророк, только сто лет назад большевики делали упор на внимание Достоевского к "маленьким людям", на его "антибуржуазность", почти тождественную, но все-таки отделенную от "антизападничества", а сейчас "антизападничество" его превозносится уже в помимо "антибуржуазности", с упором на "православие"... чем и хорош (чем и велик, без шуток) Достоевский: хочешь так его повороти, хочешь эдак - сплошная диалектика с полифонией!
Вот и "Музейный центр Московский дом Достоевского", как официально с помпой именуется теперь квартира-музей на Божедомке (филиал ГЛМ) настаивает, что Достоевский был примерный семьянин (не то чтоб совсем не поминая, например, Аполлинарию Суслову, но подчеркивая, что она была писательницей и печаталась в издаваемых братьями Достоевским журнала, а "возлюбленной" Достоевскому стала уж попутно, как бы невзначай) и беззаветный патриот, что означает на деле - верный слуга царю-государю, принявший от него каторгу со смирением и благодарностью, в качестве заслуженного наказания и незаслуженной награды (ну примерно как Герцен в "Былом и думах" отмечал, что согласно уваровской образовательной программе главным в Христе православным должно считать "повиновение властям"):
"Конфликтов с начальством у кондуктора Достоевского не возникало. Успехи в учебе он демонстрировал прилежные. Дисциплину не нарушал. (...). Подчинялся дисциплине военного учреждения, проходил строевую подготовку, участвовал в парадах и полевых сборах". (...). Сибирь принесла ему боль и спасение. И он был благодарен ей и тосковал по ней даже под лучезарным небом Флоренции, в которой (...) "есть чудеса искусства неслыханного и невообразимого", но нет главного, "А главное - русские и родина".
Петербургский музей Достоевского, который я вот только что в очередной (уже третий - чаще, чем московский, выходит!) раз посетил - старомодный, несмотря на все относительно свежие нововведения и усовершенствования, абсолютно "советский" по духу (с идеологической поправкой на православие-самодержавие-народность, само собой), малоинформативной и не слишком выигрышной по части наглядности "литературной" экспозицией и стопроцентно фейковой "мемориальной", но при том стоит выйти оттуда на улицу и попадаешь в "настоящий" музей Достоевского, где узнаваем каждый угол, мало того, не просто в архитектуре или топографии, но, такое ощущение, в фигуре и физиономии любого прохожего опознается (без сильного риска ошибиться!) "достоевский" прототип:
В "благоустроенной" Москве, творческая связь с которой у Достоевского даже косвенная прослеживается с натяжками, даром что первые 15 лет жизни он в ней проел, ничего подобного быть не может - пожалуй (для тех, кто не по музеям ходить приезжает, а живет здесь постоянно, опять-таки ездит мимо на трамвае, топает по тротуарам пешком...) к лучшему: Сенная площадь живописна и колоритна на страницах книг, а когда приходится ее пересекать, не слишком вдохновляет, если честно... Теперешняя же Божедомка, наоборот - приятна для глаза, относительно тиха и вместе с тем комфортна как место прогулок, что литературно-краеведческих, что обыкновенных... и подбухнуть, не опасаясь встретиться с реинкарнацией Мармеладова (ну всяко меньше шансов, чем у гаупвахты на Сенной) тоже есть где. Однако всерьез нельзя не признать факта и не отдать должное всем причастным - раз уж теперь Достоевский (а даже не Пушкин), что называется, "наше все", то и музей, причем именно московский, то есть столичный и центральный а не петербургский (периферийный...), ему посвященный, создан с размахом доселе невиданным... по-моему, это вообще самый масштабный писательский музей из всех, которые я посещал когда-либо, и мало того, "головной" Литературный музей в доме Любощинских-Вернадских на Зубовском бульваре едва ли не уступает музею Достоевского если уж не размерами экспозиционных площадей (тоже еще надо замерять и сравнивать!), то размахом освоения конкретной тематики и персоны.
В разделах, прилегающих к "мемориальным" комнатам и раскрывающим семейную историю Достоевского, нашлось место не только ближайшим родственникам писателя с портретами и справками — отцу и матери, братьям и сестрам, — но и теткам-крестным с дядьями и т.п. вплоть до горничной матери; плюс царям и государыням, благодаря которым расцветали испокон веку на святой руси литературные и все прочие таланты; а также документы по имению Даровое, где я давным-давно, как ни странно, умудрился побывать -
- плану-схемы больницы на Божедомке и того же Дарового... ну, короче, материалы освещают предмет всесторонне и чуть ли не с избыточной (а впрочем, не желаешь разглядывать пристально - иди мимо) детализацией. В литературной, перенасыщенной экспозиции второго и частично третьего этажей, внимание уделено не только каждому этапу биографии Достоевского, но и каждому из основных его сочинений, помимо романов — и Пушкинской речи, и Дневнику писателя. Биография представлена, допустим, сомнительными пейзажами и второсортными портретами малоизвестных живописцев, а также персональными справками о современниках, причастных к тому или иному периоды жизни Достоевского, в частности, с необыкновенной детальностью подан состав кружка "петрашевцев", подробно рассмотрен каторжно-острожный этап (подчеркнут факт получения Достоевским в дар он Фонвизиной драгоценного впоследствии для писателя Евангелия - репринт самого Евангелия прилагается в витрине как издание общества, специализирующегося на "духовном возрождении Тобольска" - очевидно, там предполагается возрождать "духовность" через каторгу и острог, как будто такая духовность хоть ненадолго переводилась на святой руси!), на стене висит картина, живописующая Достоевского среди каторжан (художник, кажется, некий Померанцев - впрочем, холст даже не подписан, имя автора пришлось уточнять у смотрительниц, а они по большей части заняты своими делами, обсуждают недавних посетителей либо через планшеты смотрел телевизионные новости), так же как в первом "петербургском", до ареста, суда и ссылки, периоде бросается в глаза ночной вид Невы, который издали недолго принять за пейзаж Куинджи (на самом деле писано раньше якобы на сто лет и неведомым И.Жуковым - Иваном? Ванькой?!.. 1810 дата стоит на этикетке).
С той же скрупулезностью (и дежурной необязательностью одновременно) прослежены и европейские путешествия Достоевского - подчеркнуто разочарование Достоевского в Европе и людях Запада, плюс ко всему «заразивших» православного литератора игроманией (он мечтал найти героев Шиллера и Гюго - а увидел пошлых буржуа...), а виды городов Европы, архитектурных памятников и музейных шедевров надерганы из подбора, и не обойдено вниманием, что в ненавистную Европу писатель, живя там порой годами (на любимой родине высокодуховного патриота преследовали кредиторы), регулярно возвращался, в том числе на лечение к германским источником (не духовности, так здоровья телесного... да не впрок пошли воды)... я б, пожалуй, тоже вернулся, скажем, в швейцарский Вевей, где одиннадцать лет назад обнаружил на фасаде дома по центральной улице приозерного городка (плавал на кораблике по Женевскому озеру) посвященную Достоевскому мемориальную табличку -
- но увы, теперь вынужден довольствоваться репродукциями на музейных стенах. Апофеоз кураторской фантазии - зал, посвященный не "Братьям Карамазовым" (им отдельный раздел отведен, без вопросов), но Пушкинской речи, тут экспозиционный контент не ограничивается сувенирными значками с изображением памятника Пушкину, эскизами к проекту памятника Опекушина, трехцветным бантом участника Пушкинского праздника 1880 г. и т.п., но практически все участники заседания, на котором она впервые прозвучала, вывешены портретами и биографическими справками на стене, будто иконостас, где Пушкину отведено место «бога-отца», портрет Достоевского размещен прямо под ним, а "деисусным" чином отходят рядами не только литераторы (всякого пошиба, и первостатейные, хрестоматийные, канонизированные, и забытые, никчемные, бросовые... но по меркам своего времени, может, и заметные), но и, что принципиально, сановники, представители власти, что доказательно и наглядно демонстрирует: не в пример бездуховному западу, на святой руси культура (литература, в частности) и власть едины!
От этой тупиковой залы отходят в разные стороны "мемориальный" закуток и побочная "мультимедийная" анфилада. В закутке венчают историко-литературную экспозицию витрины и шкафы, посвященные смерти и похоронам Достоевского - из артефактов, собранных предприимчивой молодой вдовой для задуманного ею уже тогда музея: изучив фото, гравюры и т.д. (посмертная маска, понятно, также в наличии), всяк с чистой совестью может сказать, что он "Достоевского в гробу видал". Здесь же выставлена и декоративная керамическая тарелка с портретом Достоевского, выпущенная в Европе - пережившей и переварившей все достоевские инвективы и его самого пустившей на сувениры. Мультимедийная инсталляция состоит из нарезки кинокадров - классических советских экранизаций Достоевского, однако неожиданно пырьевским "Братьям Карамазовым" составляет конкуренцию германская лента 1931 года Федора Оцепа и Эрика Энгельса "Убийца Дмитрий Карамазов", о которой я, каюсь, не знал, но которую теперь постараюсь отыскать в интернете и посмотреть (так что, кроме шуток, в музей ходил не зря). Помимо двух мультимедийных залов (во втором транслируются интервью о Достоевском неких мне неведомых специалистов) имеется концертный зал (это на третьем, а на втором еще и отдельный актовый!), и, чтоб мало не показалось, в еще одном помещении развернута выставка не то чтоб "детского рисунка", а бери выше, проекта для подростков «Игра слов», где школьники графически фантазируют на основе цитат из классика.
Богат, разнообразен - и принципиально развешан вразнобой, не по авторству изображений, но в сюжетно-тематической связке (что, на мой взгляд, правильно и по-своему остроумно!) иллюстративный материал на каждый из романов Достоевского, а им (основным пяти по крайней мере) отведено по целому особому залу! Набор иллюстраций - от глазастых персонажей Ильи Глазунова до нарочито "смазанных", "мутных", каких-то инфернально-неуловимых, по признанию одной из смотрительниц вызывающих у целевой аудитории (немногочисленной, однако, даже в день бесплатного посещения) скептические насмешки образов графики Александры Корсаковой, которую я (как художницу и как персону) открыл для себя недавно благодаря содержательной выставке, ей непосредственно посвященной,, Музея современного искусства в Ермолаевском переулке, но там, что касается ее иллюстраций к Достоевскому (и символических общих композиций с героями романов, и "портретами" отдельно взятых персонажей) в основном пришлось довольствоваться фотокопиями -
- а тут вроде оригинальные авторские рисунки в огромных количествах (помимо Рогожина или Настасьи Филипповны - и Виргинская, и Шатов, и даже Федька Каторжный обнаруживаются). Ну и весь канонический набор иллюстраторов - Боклевский, Линицкий, Гурьев, Ройтман - в ассортименте, "инсталлированные" в тотальные конструкции, но то, что с Глазуновым выглядит аляповато до неприличия, с Гурьевым и той же Корсаковой прокатывает на ура. А еще лучше с Михаилом Шемякиным - его тотальной инсталляции по мотивам "Преступления и наказания" отведен целый зал на третьем этаже, оклеены фоторепродукциями рисунков все стены, а Раскольников, замерший перед звонком перед дверью, за которой поджигает старуха-процентщица, подан в "объеме". Художественный уровень наглядности и иллюстративности, мягко говоря, в среднем по музею неровный - я бы и эстетические достоинства графики Александры Корсаковой сильно не преувеличивал (а достоинства Ильи Глазунова из идейных соображений и предубеждений не унижал бы - глазуновское наследие не сводится к композициям типа "Великого эксперимента" и панно, на которых ожиревшие жиды режут православных младенцев и продают их на органы - такое можно увидеть в персональной галерее Ильи Глазунова напротив ГМИИ, а тут Рогожин, Мышкин, Настасья Филипповна без младенцев и жидов, вполне на людей похожи...), но когда глаз скользит от деревянных скульптур великого Сергея Коненкова на статуэтки Достоевского с занесенным над его головой символическим топориком, или "книги художника" в виде опять-таки топора, или декоративные тарелки с полуабстрактным воплощением мотивов из романов Достоевского (художник Юрий Шпатаков, 2016, кстати, ему же принадлежит и "книга художника" в форме "подарочного издания" топора под витринным стеклом), считая - буквально - "Бесов" и "Братьев Карамазовых" тебе преподносят на блюдечке, а смотрительницы, отвлекаясь от свежих новостей про врагов, отказывающихся вести переговоры с миролюбивыми русскими (военная тема посредством "Дневника писателя" в экспозиции тоже не забыта и явлена, к примеру, карикатурно-аллегорической картой «Мститель», посвященной войне, которую русские вели за освобождение неблагодарных братьев-славян от чужеродного ига и которую Достоевский считал справедливой, очистительной, да практически священной, открывающей России и ее народу-богоносцу вселенские горизонты), знай посмеиваются над недалекими любителями искусства, задающими уточняющие вопросы типа: это вот когда Достоевский писал "Бесов", он с той тарелки ел, а когда "Братьев Карамазовых", то вон с этой?















































































|
</> |