Евгений Федоров роман "Жаренный петух" (1990)

Евгений Борисович Фёдоров (14 сентября 1929, Иваново — 7 мая 2017, Москва) — российский писатель, прозаик, экскурсовод и инженер.

В 1947 году окончил московскую школу № 636, участник молодёжного антисталинского кружка, в 1949 году, студентом первого курса филологического факультета МГУ, был арестован, получил восемь лет лагеря общего режима по политической статье, отбывал срок в Каргопольлаге, в 1954 году реабилитирован. В 1959 году окончил исторический факультет МГУ (искусствоведческое отделение). Работал экскурсоводом в Третьяковской галерее. С 1962 года специалист по автоматизированным поисковым системам, защитил диссертацию; работал в основном в «Информэлектро».

.

Начал писать в юности, первая публикация в журнале «Нева» («Жареный петух», 1990), признана лучшей литературной публикацией года.
.
роман "Жаренный петух"  - рпссказх-ывает об осидке в ГУЛАГе в сталинские годы.
 Но такого о ГУЛАГе  вы не читали
если кратко роман  рассказывает о ГУЛАГе в стиле Ярослава Гашека.
.
отрывок под катом
.

Раз на разводе к Краснову подкатился невысокого росточка, шпингалетистый человечишка. Малокровное, серое лицо, напоминающее цветом ростки клубней картофеля. Видать, только что испеченный, тепленький.

— Здорово, мужик,— это с ходу.— Стойте. Глазам не верю, Краснов?

— Он самый,— сказал Краснов.

Шибздик учтиво давит позу, церемонно и, как только можно вообразить, затейливо раскланивается; после этой неуместной у ворот вахты пантомимы, начал с места в карьер:
.

— Мое вам с кисточкой. Кузьма! Кузьма! Шмайн, Красин, Александров, Смирнов, Калина, Житомирская Нина, Житомирская Маша, Татаринцев, Васяев, Федоров. И уж конечно, Краснов!
Как же без него могло обойтись?
А кто это ходил на поклон к Кузьме?
Не стыдно? Молодая Россия? Идеологи­ческие, философские бури? Святое беспокойство? Вечная тревога? Идейные и метафизические скитания. Русские мальчики. Здорово я вас вычислил? Как? Как вам это нравится? Не Бирон, а сама Жанна д’Арк. Ясновидящий. Вижу: дядя Степа, стропила, Эйфелева башня, каланча с усиками. Он, думаю. Точно, думаю. Всю вашу подноготную знаю. О подвигах наслышался.
"Слух идет о твоих поступках". Кто это? И я забыл.
Значит, "новый комсомол"? Так? Злобная, вражеская вылазка на комсомольском собрании.
Докатились до от­крытой борьбы, заострили, подняли ядовитое идеологическое копье. Глаголом жги сердца людей.
Но МГБ не дремлет. Цап-царап, обезвредили. Логика стре­мительного падения.
Как говорим мы, юристы, сегодня ты не наденешь гало­ши, а завтра убьешь свою мать.
Эх, прокурором бы мне быть.
На месте Вышин­ского я был бы хорош, с удовольствием бы эту сволочь жучил. Какой рост?
.

— Сто восемьдесят девять, как у Маяковского,— сказал Краснов.
.

— Ого! Почему на общих? Из убеждения?
Давно в лагере? Ого! Старый лагерник.
Разрешите снять шляпу.
А я из жарких объятий Лефортовской. Незнакомы ненароком? Великолепный казематик. Говорят, еще со времен Екатерины Великой. В плане буква К. Не знаю, кто архитектор, но он гениа­лен. Литая. Хорошо строили. Еще тысячу лет простоит. "На закате наша тюрьма прекрасна".
Читали "Мои записки"Андреева?
Блеск.
Советую при случае прочесть.
Не ленитесь. Сколько? Червонец?
На месте Советской власти_ я бы за такие делишки расстреливал.
Комсомол устарел? Так? Вас забыли спросить! Нет смертной казни? Большевики никогда не были формалистами.У нас не правовое государство.
Не поняли?
Сегодня комсомол устарел, а завт­ра подавай вам Учредительное собрание. Знаю я вас!
Юноша, зарубите себе на носу, в России никакой демократии не было и не будет. И не надо!
Прокля­тая Россия! Неужели вы верите в Россию?
Клоака.
Следователь кто?
И у меня!
Кретин, каких мало.
Одно долдонит: а ну, давай рассказывай!
Представьте — самое невинное мое высказывание: Советское правительство тире банда уго­ловных преступников!
Говорил, говорю, было дело.
Взвился бесноватой раке­той: Бирон, мне страшно, у меня холодеют руки.
На батарею положил ручи­щи, греет.
Помните его лапы, красные.
Лучше бы ты, Эдик, человека убил!
А прокурор кто? Дорон? Сволочь. Кровавая сволочь.
Из карантина месяц, а вот за зону иду первый раз. Элементарно.
О чем речь?
Чему же я на юридиче­ском четыре года учился?
Все мастырки знаю как пять пальцев.Здешняя ме­дицина — пустая, дремучая публика. Ровным счетом ничего не петрит.
Эле­ментарно: кладу на ночь под веко горчичное зерно. Утром глаз — во, дуля с кулак.
Горы сдвигает.
Вынимаю зерно.
Работа чистая, не придерешься. Ни­чуть не опасно. Советую. Зернышко одолжу.
Да и кто мог подумать, что я, москвич, интеллигентик, маменькин сынок, птичье молоко на губах не об­сохло, дерзну начать хлебать лагерную сивуху с мастырок?
Начальница сан­части мне соболезнует, печется обо мне.
Безмозглая старая калоша.
Не заве­сти ли с ней шашни?
Подумаешь, тридцать пять лет. Старуха, да?
Нет, нет. Эдуард Васильевич, побойтесь Бога, так низко вы не пали.
А как вы, юноша, отнеслись бы, если бы узнали, что у меня роман? С этой старой редькой?
.

— Никак,— со спартанской прямотой и простотой ответил Краснов.— Я вас не знаю.
.

— И знать не хочу,— продолжил Бирон. — Какой вы, юноша, грубый. Нехорошо. А эта жидовка отнюдь не против. Чего ей ни выдам — хихикает, заливается, словно я ее щекочу. Бальзаковский возраст, перезрелый фрукт.
Как там у Олеши? "Зависть" читали?
Советую. "Она посмотрела на меня как женщина", а? Женщина — курсивом выделено. Все ясно.
Каков подлец! Не отнимешь. А как вы к Олеше относитесь?
.

Краснов целомудренно молчал.
.

— Одесская школка. У Бирона отличный вкус. Куда вы?
.

— Не люблю похабства,— с досадой объявил Краснов, неучтиво и реши­тельно отчалил прочь. Его бригаду уже вызывали.
.

После работы Краснов лежал на нарах, впивался что было сил в Гегеля, которого прислала (по настоятельной просьбе) ему мать.
.

— Гегель мне требуется, как кислород.
.

В барак завалился Бирон.
.

— Что, занимательное чтиво? — чирикнул, бесцеремонно взлетел к Крас­нову на нары.— Дико извиняюсь. Виноват. Чем это вы, юноша, так безумно увлечены? Ого! Самообразованием занимаемся. Не теряем времени, усовер­шенствуемся в любомудрии. Готовим себя к приходу новой власти. "Другое само по себе есть другое в самом себе, так как другое самого себя есть другое другого"?
Высоко немного, да темновато.
Что-нибудь понимаете? Это вы серьезно? Вам не скучно? Пасую. Не по зубам Гегель вашему покорному слу­ге. Не даром Женька гремел хвалу вашей философской шишке. Учтите, он ваш настоящий друг. Юноша, а почему не набили стружкою матраца?
Почему трын-трава и спим по-спартански, на голых досках?
.

— Привычка, — сказал нехотя Краснов.- Я и дома так спал. В детстве увлекался Суворовым, затем привык. Говорят, полезно на жестком.
.

— Суворов? Ура, Варшава наша? На Шипке все спокойно. Нет, из другой оперы. Краткая история России в анекдотах. А Рахметовым вы не увлекались? На гвоздях не спали? Клопы вместо гвоздей? Вы, я вижу, не очень гостепри­имны.
.

— А я разве приглашал вас в гости? Что-то не помнится.
..

— Незваный гость хуже татарина. Уж эти кретинские русские поговорки. Почему незваный? А Кузьма? А Кузьма! Вам мало? У меня знатные рекомен­дации. Женя, Александров. Кузьма! Неужто Кузьму вы чистым гением мыс­лите? Шесть классов. Как его угораздило? Каким нужно быть остолопом, чтобы не окончить советскую шкоду?
Семь, говорите?
Колоссальная разница!
.Почему вы морщитесь?
Да, я принадлежу к тем докучным, несносным людям, которые говорят правду и только правду. А вашего Женьку я как облупленно"го знаю. Он из-за Риточки прекрасной быть собою перестал, чуть рукк на себя не наложил, не слышали? Слушайте. Треугольник у них там образовался, классический. Догадываетесь? Женька, гениальный Кузьма и Риточка. А отца Риточки чуть кондратий не хватил, когда она этого Кузьму привела в гости. Интеллигентский, белогвардейский дом и Кузьма? Да на месте папочки Риты я бы этого обормота вышвырнул...— Бирон запнулся, видать, мысленно со­размерив свои физические силы и Кузьмы, театрально закончил: — У ней из головы!
.

— Как вы смеете! Я не позволю в таком тоне говорить о моих друзьях! Святые имена! Рита необыкновенная девушка! Прекратим разговор.
.

— Цирлих-манирлих. Сплошной многоуважаемый шкаф! Эдуард Василь­евич, с кем вы вынуждены сидеть?
.

— Всего наилучшего,— сухо, скрежеща зубами молвил Краснов, демон­стративно окунулся, углубился в Гегеля.
.

Так примерно через месяц Бирон перебазировался в наш "фашистский барак"; место урвал завидное, внизу. Видать, Шалимову шикарно подмазал.
.

— Туточки ваше место,— говорил ему Шалимов.— Я вас прописал внизу, не будете возражать?
.

Утро. Выходной. Бирон чуть ли не час ожесточенно драит зубы, брызгает там и сям. Его оттолкнули. Недоуменно:
.

— В чем дело? Хамьё. Подонки! Остолопы!
.

Наладился в санчасть, а вернувшись:
.

— Порядок. На завтра в законе. Дольче вита. Яшка, передай маршалу. Не буди утром. Так и быть, от моих щедрот, возьми мою кашенцию. А я, про­спавши до полудни, курю табак и кофий пью. Откуда?
.

Бригады уходят на работу, а Бирон уютненько, как сурок, спит так часов до десяти, затем, спорхнув с нар, старательно, долго умывается, направляется: в каптерку, где хранит полученные из дома продукты, приносит в барак кол­басу, масло, сало, ест эти вкусности, крякает, обозревает при этом барак, кра­суется: "Люблю пошамать, едрена вошь! Погибель моя: чревоугодие. Смерт­ный грех".
Плотно поев, на боковую опять, дрыхнет; продрав глаза, читает что-то, по-французски.— "Французский я знаю лучше, чем Бидо".

.