Еще раз о причинах гибели СССР. Часть вторая

anlazz — 22.09.2018 Продолжая начатый в прошлой части разговор, сформулирую самое главное, что нужно понять по теме гибели СССР. А именно – то, что реально эта самая «проблема гибели СССР» гораздо менее актуальна, нежели проблема его существования. Говоря иначе, настоящей загадкой является не то, что указанная страна в свое время закончила свое существование – а то, что она просуществовала до указанного момента. Кстати, просуществовала немало, особенно, если учесть, в какой агрессивной среде происходило данное существование. Одна Вторая Мировая война чего стоит – хотя реально внешние условия стали для России катастрофическими еще в Первую Мировую войну. Именно тогда и без того существующая «на грани возможного» Россия – напомню, являющаяся в начале XX века чуть ли не единственной «неколонией» Запада – со всех точек зрения должна была гарантированно помереть.

Что, собственно, и начало происходить в 1917 году, когда Российская Империя погрузилась в самые глубины структурного Суперкризиса, проходя один виток Инферно за другим. Этот процесс выражался в крахе всех существовавших тогда «национальных проектов», начиная с монархического и заканчивая анархическим. Итог всех их был крайне плачевным –ни одна из политических программ, считая с октябристского проекта Российской республики и включая разнообразные националистические проекты периода Гражданской войны, так и не сумела выйти за рамки «прожирания» ресурсов, созданных в имперский период. Более того – они не смогли даже в подобном случае обеспечить сколь либо серьезную устойчивость, разрушаясь от малейшего толчка. И лишь «большевистский проект» показал иные свойства.

То есть – с самого начала существования «советской модели» можно было вести речь именно об аномальной устойчивости, превышающей все то, что давали «нормальные» способы организации общества. Кстати, эта устойчивость тогда выглядела настолько невозможной, что практически три первых десятилетия существования Советского государство было немало людей, которые считали, что оно рухнет не сегодя-завтра. И ведь касалось это не только белоэмигрантов, но и многих политических деятелей Запада. Из-за чего, кстати, вплоть до Второй Мировой войны СССР очень тяжело было вести дипломатическую работу: мало кто рисковал заключать серьезные договоры со страной, которая вот-вот рухнет. (Хотя краткосрочные проекты реализовывали многие.) Более того – подавляющее число государств смотрело на Советский Союз, как на потенциальную добычу. (И единственной причиной «неначала» ими военных действий были опасения, что пока один ведет войну с Советами, другой получит все «плюшки» от этого шага.)

И лишь во время Второй Мировой подобное представление сменилось на нечто противоположное – в том смысле, что СССР стал рассматриваться, как достаточно устойчивая система. Точнее, сверхустойчивая, благодаря чему ни один из западных послевоенных планов войны с нашей страной, начиная с «Немыслимого», так и не был воплощен в реальность. Более того, именно с указанного времени можно говорить о начале периода советизации мира, связанной с воздействием «тени СССР». Впрочем, о последним я уже писал неоднократно, поэтому повторяться тут не буду. Отмечу еще раз только то, что подобный переход статуса нашей страны с позиции «легкой добычи» (дескать, стоит чуть ударить – и все посыплется прахом) к позиции «Империи Зла» (которая была артикулирована лишь при Рейгане, однако в неявном виде существовала с начала 1950 годов, когда стало понятно, что у СССР есть возможность адекватного ответа на любые действия США) очень сильно повлияла не только на «внешние», но и на «внутренние» процессы в ней. (Впрочем, окончательной точкой перелома следует считать 1957 год, когда СССР явно показал, что может гарантированно доставить термоядерный заряд в любую точку планеты.)

В том смысле, что подняв «порог агрессии» со стороны Запада до крайне высокого уровня – что было, например, прекрасно продемонстрировано во время Карибского кризиса – эта особенность, во-первых, позволила вести гораздо более «свободную» внешнюю политику. Наиболее «свободную» во всей российской истории – то есть, впервые за все ее течение, можно было не бояться того, что любое «движение» закончится агрессией против твоей страны. (Чего не было даже в имперский период – когда та же Крымская война из «локального конфликта» с бессильной Турцией могла легко перерасти в войну со «всем цивилизованным миром».) И, это, как не странно, оказалось проблемой, поскольку советская дипломатическая школа (наследовавшая российской дипломатической школе), банально не умела «работать» в подобном положении. Ну, и разумеется, касалось подобное не только дипломатии, но и «большой политики» в целом –советское руководство «периода Застоя» просто представить не могло, что опасности нападения не существует – несмотря на огромное количество доказательство этого. (Не следует забывать, что все они, вплоть до Горбачева, прошли через Великую Отечественную войну, что определило очень серьезное отношение к «внешней опасности». Впрочем, как уже было сказано, проблема была не в личном восприятии – а в том, что просто не было моделей того, как можно жить при отсутствии прямой угрозы.)

Собственно, этим объясняются странности советской внешней политики, вроде «неконтролируемого набора союзников» - в которые включались всякие сомнительные режимы – и их активной поддержки. (Причем, контроль над ними был весьма слабым, в отличие от США, которые держали «своих сукиных сынов» всегда на «коротком поводке».) Правда, стоит учесть, что собственно военные, в отличие от дипломатов и политиков, работали тогда гораздо лучше своих западных «коллег» - что позволяло «вытаскивать» практически все критические ситуации. Тем не менее, вряд ли стоит назвать внешнюю политику «брежневского времени» оптимальной. Однако стоит понимать, что только проблемами с внешней политикой указанный переход не ограничился. Скорее наоборот – попадание в «зону безопасности» приводил к ломке очень многих удачных до того моделей поведения в самых разных областях. Включая наиважнейшую – а именно, сферу общественного производства.

Ведь что было до указанного момента – а точнее, до начала понимания того, что, вроде бы, веками довлевшая над Россией опасность национального исчезновения реально исчезла? А было понимание того, что решать стоящие перед страной проблемы надо любыми способами – невзирая на их цену. Собственно, нечто подобное было присуще еще Российской Империи начиная с петровских времен – когда была впервые осознана угроза исчезновения государства, как такового. (На самом деле, угроза эта была осознана в пресловутое Смутное время – однако для того, чтобы «выкристаллизоваться» окончательно в тех условиях, ей потребовалось более полутораста лет.) Для «советской реинкарнации» России жесткость противостояния была на порядок большей – в том смысле, что с самого своего зарождения, и до условного 1957 года опасность внешнего вторжения воспринималась в ней, как нормальное состояние. То есть – десятилетия страна жила в ожидании удара, причем, это ожидание, как показала практика, было оправданным. И вдруг – забрезжило смутное понимание, что может быть и иное состояние.

Впрочем, нечто подобное можно сказать и о «внутренней политике». Например, о том, что впервые в истории страна оказалась вне угрозы начала голода. Наверное, не надо говорить о том, что с древних времен указанная опасность – связанная с зоной рискованного земледелия на большей части российских, а затем и советских территорий –воспринималась одной из главных. Голод был бедой России в XVI веке (именно он стал причиной падения династии Годуновых), о нем с содроганием писали в веке XIX. Ну, и разумеется, не стоит забывать про знаменитое «голодающее Поволжье» 1921-1922 годов, которое накрепко вошло в создание советских людей 1910-1910 годов рождения. Кстати, в указанное время впроголодь жила практически вся страна, в Поволжье был лишь «эпицентр» подобной катастрофы. Причины этого состояния, разумеется, известны очень хорошо – и связаны они с особенностями традиционного крестьянского хозяйства. (А точнее –всей организации крестьянской жизни.) Кстати, именно поэтому периодический голод был присущ практически всем традиционным общества, существующим за пределами сверхпродуктивных (тропических и субтропических) районов. Отсюда проистекают и «методы лечения», состоящие в переходе от традиционного к индустриальному обществу.

Что, собственно, и было сделано в СССР. Правда, стоит понимать, что в связи с упомянутой в прошлой части особенности, связанной с неочевидностью модернизации, указанный переход оказался несколько отсрочен. Иначе говоря, советское руководство второй половины 1920 годов было слишком «очаровано» решением текущих проблем во время НЭПа, и поэтому «прозевало» оптимальное время модернизации. Итогом чего и стал «очередной» голод 1932-1933 года, пришедшийся еще и на время наконец-то начавшейся смены типа сельскохозяйственного производства. Что, разумеется, привело к его углублению и нанесло несомненный ущерб советскому обществу. (Если бы модернизация села была развернута года на два-три раньше, многих катастрофических проблем удалось бы избежать.) Однако после произошедших изменеий случаи голода уже не повторялись. (Определенные проблемы с продовольствием были в 1946 году, однако связаны они были – как нетрудно догадаться- с разрушениями, нанесенными Великой Отечественной войной и началом противостояния с Западом. Но этот самый «голод» был бледной тенью настоящего голода времен господства традиционного сельскохозяйственного производства.)

Так вот, возвращаясь к поставленной теме, можно сказать, что к середине-концу 1950 годов проблемы с продовольствием перестали быть актуальной темой для СССР. Настолько, что страна довольно легко перенесла все «пертурбации», связанные с волюнтаристской политикой Никиты Сергеевича Хрущева, которые серьезно били именно по сельскому хозяйству. Нет, разумеется, определенные «эффекты» это вызвало – но все они находились на «докритическом уровне». Стало понятным, что теперь та или иная «властная глупость» не является опасной – она, по сути, блокируется неоднократно возросшей мощью советской экономики. Собственно, именно это и стало основанием для резкого снижения «уровня социальной ответственности» руководящих работников. То есть – для прекращения тех самых «сталинских репрессий», которые считаются признаком предыдущего периода советской истории. И пресловутая смерть Сталина вместе с приходом к власти Хрущева, тут, в сущности, не причем – это был лишь повод, а не причина указанных изменений. (Собственно, Хрущев был одним из самых активных сторонников «жестких мер» в сталинском руководстве – так что, если был была необходимость, он вряд ли раздумывал бы о возможности их применения.)

В общем, указанный перелом, произошедший в СССР середины XX века, можно еще раз охарактеризовать, как «перелом безопасности». Страна вышла из околокритического состояния, и оказалось – а точнее, показалось – что она так легко может парировать любые ошибки руководства. Впрочем, не только ошибки, но и некоторую «расслабленность» в плане принятия решений – что очень сильно отличалось от ситуации недавнего прошлого. (Кстати, это связано было не только с упомянутыми факторами –но и с резким увеличением уровня образования в стране. Иначе говоря, рабочие и специалисты середины XX века вполне могли компенсировать всю некомпетентность начальства.) Впрочем, к данной особенности мы еще вернемся – поскольку она очень важна в свете понимания путей развития общества. А пока укажем, что именно с подобными изменениями и стоит связать упомянутый в прошлой части переход от «диалектического» метода управления страной к «классическому», сходному с тем, что применяется в развитых капиталистических странах. То есть – указанный в посте Завацкой  «отход советских руководителей от марксизма» на самом деле был вызван абсолютно объективными причинами. Ну, невозможно требовать от человека применения сложных и неоднозначных «мыслительных систем» там, где их применение некритично. (Даже в инженерном деле 99% случаев представляют собой выбор «типового решения», а не проведения всех требуемых расчетов с созданием абсолютно новой конструкции – поскольку это хорошо работает. Точнее сказать – кажется, что это хорошо работает…) А значит, как только стало возможным отказаться от диалектики – это было сделано.

Но, как уже не раз говорилось, указанная стабильность оказалась кажущейся. А значит – указанные действия в рамках «классических представлений» неизбежно вели СССР к грядущей катастрофе. Поскольку созданная в условиях «диалектической политики» страна просто не могла существовать в «классическом виде» - несмотря на все успешно решаемые «внешние» и «внутренние» проблемы. Правда, период данного «движения к смерти» оказался довольно длительным –и то же брежневское руководство закончило свое правление в уверенности верности своих действий. (А точнее, недействий – ибо уже к 1970 годам стало ясно, что способность советской системы к «блокированию властной глупости» не бесконечна.) Но уже в начале 1980 годов стало понятным, что «что-то в данном мире идет не так»…

Однако об этом будет сказано уже отдельно.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив