Эццелино и святой


Портретов Эццелино, естественно, не сохранилось. XIII век – он такой. Не научились ещё. Но знали уже, что можно и даже нужно, о чём свидетельствует скульптурная композиция Уты и Эккехарда аж XI века из собора в Наумбурге, этот великолепный ранний памятник светской рыцарско-аристократической культуры, представляющий всё то, за что впоследствии императоры двести лет боролись с папами. Но традиция изображать давно ушедшего властителя Падуи и Вероны имеется. На фото падуанский пример 1850-х гг:


Эццелино справа. А слева – король Аттила! Мы видим, что просвещённому сознанию XIX века тот и другой представляются в одном ряду. И, разглядывая портреты, ловишь себя на мысли о том, что кого-то они напоминают… Особенно правый. Кого? А вот кого:

Иван Грозный. (Подробнее об этой парсуне можно прочесть тут.) Утверждается, что изображение прижизненное. Заметна определённая общность мотивов. И откуда она? Автор рельефа в Падуе Giovanni Bonazza ездил в Копенгаген посмотреть на русского царя (парсуна – там), прежде, чем запечатлеть великого гибеллина? Или это как-то «само собой» нарисовалось? У меня нет дополнительных сведений.
Но вот этот портрет Эццелино сделан в XVI веке (хранится во Флоренции, уточняет википедия, но я его там не видел).

Образы московского самодержца и императорского викария Гогенштауфенов на Севере Италии сближаются не только в портретной, но и в литературной традиции.
К легенде об Эццелино относится своя история взаимного испытания на прочность светского властителя и яркого церковного лидера, которая напоминает одновременно и конфликт с митрополитом, известный из биографии царя Ивана, и «вселенское» противостояние императора и папы. Интересно отметить, что, нещадно истребляя политических сторонников папства, Эццелино весьма деликатно обходился с равнозначной себе сакральной фигурой. В то время, когда наместник императора контролировал Падую, в ней пользовался уважением францисканский монах Антоний, проповедник смирения и помощи бедным (канонизирован почти сразу после смерти в 1231). Он и сегодня считается покровителем Падуи (и Лиссабона) и, насколько можно судить, весьма популярен у тамошних жителей. Кстати, собор св. Антония в Падуе не является кафедральным, но затмевает всё, что можно увидеть в этом городе, и многое за его пределами, оставляя незабываемое впечатление своей эстетической полнотой. В нём нет обилия позолоты, как во многих церквах Италии, обновленных в XVIII – XIX вв. Но могу признаться, что давно не встречал настолько насыщенного и живого церковного интерьера. Храм внутри величественно красив. Это не храм-музей, хранящий остатки былой роскоши, но центр культа, находящегося на высоте, собор, наполненный славой, просиявшей над гробом погребённого в нём святого. Ну и надо видеть молящихся, стоящих возле этого гроба. (Фотографировать в храме запрещено и за этим следят, зато на его сайте можно посмотреть прямую трансляцию с камеры, ориентированной на гробницу святого - вон она слева на нижнем фото.)


Так вот, житие св. Антония содержит трогательные эпизоды, в которых он, обычный монах, друг бедных, «смиряет» «жестокого правителя». Подобно церковным иерархам, современникам царя Ивана, он призывал власть к милости и, согласно преданию, достигал цели. Почитатели святого убеждены, что каждый раз, когда Антоний просил за находящихся в темнице гвельфов, которых ожидала смерть, Эццелино шёл ему навстречу и щадил приговорённых. Разумеется, повествование об этом получало в том числе и торжествующе-победные оттенки интерпретации, не совсем свойственные для францисканцев – тиран «устрашился» христианского лика и отступил. Иной раз всё это выглядело практически изгнанием дьявола. Во всяком случае этот собирательный эпизод вошёл в число канонических подвигов святого и занял место в его «иконографии».
Особенно впечатляет вариант современной подачи темы в одной из капелл собора:

Живописно, что тут и сказать. Эццелино здесь точно словно демон, вырывающийся из ада – весь в багряно-кровавых тонах, тотальное стремление и порыв. В ответ на «неслыханную дерзость» «смельчака» подавшись вперёд с трона и наклонившись, даймон словно бы пронзает его «испытующим утробы» взглядом, который однако находится на одной оси с «твердой кроткостью» взгляда святого.
В итоге в самом правильном изложении Эццелино не «уступает», он идёт навстречу святому, впечатлённый его истинностью. Настоящий и подлинный понимают и уважают друг друга. Имперский князь не может не оценить ценностей, если они реальны.
Продолжение следует.
|
</> |