Дьявол — в деталях

Любое стихотворение относится к одному из трех видов: эпическое, лирическое или лиро-эпическое. В эпическом произведении рассказывается о человеках (или зверях, если эпос — животный) и их [взаимо]действиях. Герои «раскрываются танцем», показывая свою «сучность» тем, как поступают в разных ситуациях. «Илияда» — эпическая поэма, руссиянские былины — эпические стихотворения. Лирика — это рассказ об эмоциях, «духовном состоянии» и прочих «соперживаляниях» человеков на какой-то момент времени. «Сидю за решеткой в темнице сырой» или «Плач Ярославны» — лирическия стихи. Лиро-эпический стих — это ужоёж, где во время какого-то действия герои еще и эмоции испытывают. Скандинавские баллады или «Любо, братцы, любо» — это лиро-эпические произведения.
Так вотЪ, среди моих предпочтений в стихах на первом месте находятся эпические, на втором — лиро-эпические, лирические — только на третьем. Загводз поэзии Дальнего Востока в том, что она вся — лирическая. Мысль о том, что о человеке что-то можно узнать по его делам, а не по тому, о чем он ноет — ересь для тамошних поэтов. А лирика — штука ограниченная, ибо эмоций у человеков на самом-то деле не так уж и много: страх, гнев, любовь, симпатия-эмпатия, груЗДь, вИселье и исчо парочка. То есть, даже проныв про каждую, лирЕГ очень быстро исчерпывается и начинает повторяться.
Впрочем, если стих лирический — это исчо не край земли. Есть хорошие лирические поэты, которые понимаю, что стопицот раз рифмовать «грустно — шмустно» не вариант. И они разнообразят форму нытья — ритм, рифмы, размер, неожиданные метафоры, эпитеты и прочий инструментарий хорошего стихотворца. Самые умные находят образы, якобы не связанные с человеческими эмоциями, но вызывающие на самом деле устойчивые ассоциации с ними — к примеру, собака воет (к несчастью), гордо реет буревестник (пофигизм), лёв рыкает (гнев) и тепе, а потом с помощью них строит «картину впечатлений», описывающих его собственные эмоции «намеками, не лбово». (Вот так непрофессионально, грубо и неизящно я попытался объяснить, чем хорошая лирика отличается от остальной.)
Но вот тут второй загвозд. Как в любом традиционалистском обществе, в классическим Ниппо-Корё-Катае действует аксиома «сейчас всё скатилось в говны, а раньше было луччи», с обязательным выводом — делай как раньше и не выйопывайся. Великие поэты сидели на берегу пруда и смотрели, как туда прыгает лягушка — и ты сиди и смотри. И напиши про лягушку. Не хочешь про лягушку — пиши про ветку сакуры или журавля в небе. То есть, повторяй за великими — и вызовешь у начитанного читателя те же самые эмоции. Ну прямо как «анекдоты по номерам». Посему читать эти стихи тупо скучно: лягушка — лягушка, журавль — журавль, Фудзи — Фудзи, осень — осень, фрукт — фрукт…
К чему это я так долго? К тому, что поэт VIII века в Катае Ли Хэ сделал по-другому. У него та же лирика, те же «тонкие чуйства», те же «сюжеты по номерам» (навроде намеков на стихи старых мастеров, или известные события и пр., типа, «вот мене сейчас так жыж»). Но именно у него есть фишка — он совсем как «хороший евролирик» очень любит неожиданные образы, метафоры, сравнения, эпитеты и пр. (см. выше). «Кровь убитых за тысячу лет / в земле превращается в яшму», «Гаснет светильник, и где-то сверчок / скрипит словно нить холстяная», «Белые, алые лепестки — / словно щеки юэских дам», «Свахи не нужно, чтобы цветам / сочетаться с ветром — и в путь!», «Старый заяц и грустная жаба тоскуют на бледном небе», «Невозмутимые воды моря в широком блюде застыли». Прелестные детальки, не дающие «шаршавостью нежданчика» стиху скатиться в отшлифованную и гладкую «лягушку, летящую на склон Фудзи».
Такая своеобразная попытка писать символизм в VIII веке, за что Ли Хэ и называют «китайским Малларме». Сравнение верно в том, что при чтении возникает ощущение, что это стихи какого-то выдающегося европейского поэта конца XIX века, «из далеко не самых плохих». А это для человека, жившего и писавшего в Китае 1 200 лет назад — огромное достижение, как по мне…
Жизнь, кстати, у него была вполне себе «романтического европейского поэта». Очень рано (с семи лет) прославившись как стихотворец, Хэ отправился в столицу сдавать госэкзамен и получать придворный чин, чтобы начать славную карьеру, но злые литературные завистники смогли подстроить его отстранение от экзаменов. С большим трудом друзья поэта выхлопотали ему мелкую и не очень почетную должность младшего церемониймейстера, что тот воспринимал как крах всех надежд. Депрессия — алкоголь — слабое здоровье — умер в 27 лет. «Пал, оклеветанный молвой». Отсюда и «инфернальная грусть», которой проникнут каждый стих Ли Хэ.
Вот как-то примерно такЪ небольшая книжица (80 из 320 сохранившихся стихотворений автора) «Дьявол поэзии Ли Хэ» смогла, наконец, подружить меня хотя бы с одним традиционным стихотворцем Дальнего Востока. Ну как традиционным…

|
</> |