Два года после

leicacit — 07.08.2010 VIA inna-kulishova

Два года после...
Этот пост будет длинный, и он дважды перепост. С одного места (если там будет), и там - с другого сайта. В ЖЖ я добавила только фотографии. У меня их намного больше - просто быстро и наскоро сейчас, так как совсем не думала что-либо помещать в эти дни. Но некоторое соответствующее настроение все-таки вытолкнуло в Интернет.
---------------------------------------

Я совершенно не думала в каждую годовщину войны где-то что-то публиковать, ибо это становится спекуляцией на тему. Хватит того, что писала в прошлом году, в позапрошлом году в блогах, в журналах, на сайтах... Да, у меня есть рядом, под боком масса живых, настоящих, удивительных - обычных - человеческих историй. Про одну Манану, дважды беженку, полуосетинку, полурусскую, которая по-русски мало говорит, поскольку во время Второй мировой войны ее сироту-отца усыновила грузинская семья из Тамарашени. И она там родилась. Про другую Манану, у которой погибли два сына, грузинку, рожденную в Цхинвали, которая с болью говорит, что не надо было никого притеснять, что нельзя было вывешивать лозунги "грузия для грузин" в гамсахурдиевское время! И про то, как она живет сейчас... Ее единственная внучка - в Беслане (невестка - осетинка). И единственная зацепка за жизнь у Мананы - надежда, что когда-то увидит внучку, и вера в Бога. Про грузинские и смешанные семьи. Они не хотели войны, ни до, ни после, ни до победного конца!

Они не озлобились, не ссучились, не пылают ненавистью и не лицемерят.

Дальше - два перепоста с другого сайта. Слово в слово перепостирую то, о чем говорила раньше, и много могу сказать еще. Таких людей, о которых речь, много, и они есть настоящая Грузия.

--------------------------------------------------

«Лучше мучиться и жить дома»

В Шида Картли (Внутренней Картли) люди прямые. Они и примут приветливо, и скажут, что думают, без обиняков и достойно, и не будет этих велеречивых тостов за столом, после которых остается порою послевкусие блестящей конфеточной обертки. Зато все сказано будет тихо, искренне, кратко и от чистого сердца. В самом сердце этого региона, в 1 км от Цхинвали я шла по полуразрушенному селу Никози примерно через полтора года после войны. Почти в то же время, когда побывала там в первый раз в 2008 году. Не покидало ощущение дежавю. Фотографии, которые я делала, почти точь-в-точь повторяли друг друга, словно разница между ними не год, а минута. Те же перерезанные глотки домов, инвалидные обрубки бывших жилых зданий...
- Не знаю, просто мы боимся пока строить, - объясняет одна из жительниц села Майя. - Нам дали компенсацию. Сделаем, а потом опять что-то начнется? Война же не кончена. Так же не останется. Просто нельзя, чтобы так осталось. Потому и не делаем ничего.
- И сколько думаете ждать?
- Еще очень долго. Мы знаем, что ждать придется долго.
Майя в рабочей накидке с надписью «Беди» (по-грузински «Судьба») открывает калитку разрушенного дома, поверх которой фотографирую развалины. Ей 54 года, до войны жила в другом доме, который полностью был разрушен, теперь перешла к глухой свекрови. Рядом с развалинами – подобие дома, одноэтажная однокомнатная однооконная коробка.
- Ее построила какая-то неправительственная организация (название на табличке у двери она не помнит), иначе вообще негде было бы жить.
…У 30-летней Пелагеи, Пело, четверо детей (пост чуть раньше был написан, нынешней весной Пело родила пятого). Она грузинка, ее муж, Коте, осетин, стихарос (дьякон), прислуживает владыке на Литургиях. Весь второй этаж их дома разрушен ракетами, родители Пелагеи в день, когда попали в дом две ракеты, находились во дворе (сама Пело с детьми была уже в Гори, муж – в церкви), они случайно остались живы. Семья ютится на первом этаже, две маленькие комнаты, туалет во дворе.
- Какая-то помощь шла, - говорит Пело. - С Божьей помощью, получается так, что мы не голодаем. В декабре вот закончилась гуманитарная помощь... У меня сердце болит, ведь никаких причин для начала войны не было. Мы потеряли и Самачабло. А сколько молодых людей погибли зря! Сколько несчастных остались... Радует только благополучие детей, и забота о них в радость, хоть и сердят меня ужасно. Правда, жить стало немного тяжелей. Мы все еще боимся, что опять война начнется. Что еще может случиться хуже того, что уже произошло? О будущем трудно думать, живем сегодняшним днем.
...В селе вообще нет канализации, а его жители не могут даже выходить на свои поля, которые сейчас находятся на границе.
- Жизнь стала тяжелее, - делится 61-летний житель Никози Юра, - мы не можем работать на полях, которые находятся около границы, пасти скот, и самое худшее то, что у нас нет воды для поливания. Засыхают многолетние растения. Надеемся, что все образуется, дай Бог, если только правильно жить будем и трудиться. Злобы на осетин у меня нет. Я сам окончил Первую грузинскую школу в Цхинвали в 1966 году, у меня было много друзей. Это все политика Российского государства. И, наверно, это произошло и из-за наших грехов тоже.
Во время войны Юра остался в Никози. Когда бомбили монастырь, он находился там. Спасся случайно. Он ночевал в монастыре вместе с другими, и в тот момент просто выглянул наружу из трапезной комнаты, но владыка позвал его обратно, мол, не надо выходить, вернись. Как только Юра зашел, через несколько секунд в то место, где он стоял раньше, упала бомба.
Его младшая дочка Мариам сегодня говорит, что Дед Мороз ничего не принесет, но хотя бы стекла вставили в доме. И еще, с оглядкой на маму, хочет компьютер.
- Радости у нас мало очень, - говорит Нана, жена Юры. - Потому что мы все время живем с чувством страха, что могут прийти российские войска и выселить нас в Тбилиси. На будущее большая надежда, что в Грузии все успокоится, и наше Самачабло снова к нам вернется. Совсем без надежды нельзя жить. Со стороны российских солдат никакого насилия не было к нам применено, но тревога и страх остались. Осетины пришли, и мы сейчас не можем обрабатывать наши поля. Не пускают нас туда. Там, где перекрыто, даже малую часть урожая не соберем. Ни одного зернышка пшеницы!
Однако, как и все остальные, из Никози семья никуда не собирается уезжать.
- Лучше мучиться и жить дома в Никози, чем куда-то переезжать.

-------------------------------------
«Не хочу думать о войне»

Жители Никози 76-летняя Лейла и ее муж Коля – персонажи особые. Их снимал на камеру владыка, Лейла рассказывала и показывала, как спасалась от 58-й российской армии, прячась в течение 24 часов в сундуке. Зрители всегда смеются, потому что это действительно очень забавные кадры. Они бывшие танцоры знаменитого ансамбля Сухишвили-Рамишвили. Таких наверняка очень любили бы кинематографисты. Всматриваться в Лейлу – всматриваться в настоящую Грузию.
Их дом почти что примыкает к небольшому дому для паствы в самой епархии. В течение 14 лет они ни разу не заходили в церковь.
- Так, Лейла присылала нам что-то – спечет, приготовит, а в церковь не ходила, - улыбается владыка. - Теперь ее отсюда не выгонишь. Война помогла.
Ингуш, солдат российской армии, помогал ей навестить дом дочки в Нижнем Никози, корову посмотреть, есть ли, нет... Она ему говорила, что если нас увидят другие солдаты, скажи им, что я твоя пленная (чтобы ни она, ни он не пострадали).
- Я им всем говорила «сынок», – рассказывала Лейла. – Ведь если так говорить, они, может, и не убьют. Нет, так не грубили. «Не бойся, бабушка, у нас нет приказа убивать. Вот если будет…» А дочка как меня потом увидела… Я вся такая стала маленькая…
Лейла им давала воду. Помогала, чем могла.
- Я очень сержусь на тех, кто начал войну. Бедные люди и с одной, и с другой стороны никакой войны не хотят. Но кто нас спрашивает? Двенадцать человек взяли в плен, хотели там обменять на кого-то, среди них был мой муж. Когда осетины везли их в Цхинвали, по дороге им встретился полковник, который не дал возможности увезти их («Где держать будете? Чем кормить?»). Привезли обратно, поместили в один из домов, поставили охранников. Обращались с ними хорошо. Я искала своего мужа, пришла в то место, где их держали, и попросила охранника отпустить его. Сказала, что уведу его на какое-то время и приведу потом обратно. Его отпустили на час. Он пришел домой, переоделся, и я опять отвела его к ним. Я боялась, что если не верну, меня тоже арестуют. А через неделю всех отпустили.
В сентябре владыка их, после почти 40 лет совместной жизни, привел к венчанию. Есть у него очень смешные и уникальные кадры церковной свадьбы, в лучших традициях интонации грузинских короткометражек, но только документальные.
- А ты видела, как я танцую там? - спрашивает Лейла. Ей нравится быть киногероиней, хоть и смущается.
Она с успехом танцевала весной на Пасху. После праздничной Пасхальной службы, когда собрались в Никози многочисленные гости, был во дворе у церкви накрыт стол, и, как обычно происходит в Воскресение Христово в Никози, молодые парни и девушки, дети и старики танцевали грузинские танцы, пели народные песни, весело и светло, в 1 км от Цхинвали, до чьих корпусов рукой подать.
Снимаю как-то Лейлу на камеру...
- Вот в таком плохом платье не снимай меня. А хорошего платья нету, ничего нету. Трудно нам. Не так, как во время войны, конечно... Когда война была, такой день и такой час вспомнить не могу – ужас был. Дай Бог, чтобы не повторилось. Сейчас ходим туда-сюда, делаем, что надо – в огород пойдем, там соберем что-то: яблоки, груши... Живем только на пенсию, наш дом, который был поврежден во время войны, еще не отремонтирован, нет никакого дохода. Фрукты стало трудно продавать. Так и живем. А что делать, если нет другого выхода? Столько людей, молодежи погибло, люди не могут на могилы близких своих пойти... Сколько беженцев. Мой брат с семьей, другие родственники – все в коттеджах живут. Очень скучают по своим домам...
Эх, хорошо, что все мои близкие дома, живы-здоровы. После стольких бед люди вернулись в деревню, но все равно живем в страхе. Боимся очень повторения войны, она только горе и нищету людям приносит. Сейчас больше нищеты, чем раньше. Нет воды, поэтому не можем выйти на поля и обработать их.
- Что главное хотелось бы изменить в сегодняшней жизни?
- Хотелось бы жить в нормальных условиях. Отсюда никуда не хочу уезжать. Как я могу уехать сейчас? Во время войны не уехала. Когда-то ведь должно закончиться это. 10 лет уже мы в таком состоянии, никак не настает мирное время. Не хочу думать о войне и несчастьях, о мире хочу...
- Значит, надежда есть?
- Нельзя оставаться без надежды. Он же как мертвец, человек без надежды. У меня впервые появилась надежда, когда Патриарх тогда в августе к нам в деревню приехал. Показалось, будто все закончилось. Верю, что Господь защитит нас и не бросит на произвол судьбы.
Дальше Лейла строго-настрого мне приказывает:
- Без меня не уезжай. Предупреди. Ты когда отсюда домой поедешь, яблоки бери. Да-да, правда говорю, обязательно приду, дам.
Вкуснее этих яблок и дороже их я мало что пробовала...
-------------------------------------------------------------
А это Лейла, наша очень любимая никозская Сесилия Такаишвили:

Лейла и Коля

Николоз из Квемо Никози (Никози разделяется на Квемо – Нижнее, и Земо – Верхнее).
Он стихарос, и на Литургию в любую погоду идет три километра пешком. Идет с радостью. Ему примерно 12 лет, и он держится мужчиной, держится прекрасно, очень по-детски и по-настоящему старается быть взрослым, потому что в семье он действительно один мужчина (живет с матерью и больной бабушкой, очень бедно), и уже чувствует ответственность за семью. «Скоро надо и мне пойти работать», - замечает в разговоре.
- Огород есть, - отвечает на вопрос, - да. Социальная помощь идет, - успокаивает, видя наши обеспокоенные лица.
С нами старается говорить по-русски, улыбается: «Я немного знаю русский». В ответ всегда обнимет, ни один добрый жест навстречу не оставит без внимания, и кивает в камеру ли, просто при встрече взглядов совсем как умудренный жизнью зрелый и доброжелательный человек.
Даже когда детей из Никози привезли после Рождества на спектакль театра Руставели в город, и в конце все, ахнув вылетевшим сверху шарикам, вмиг побежали за ними, а потом счастливые, полные разноцветной круглой добычи, возвращались в автобус, Николоз шел без шарика – он даже не спустился к сцене. Он – мужчина, он верит в помощь Бога и в будущем хочет стать историком. О таком ребенке может мечтать любой родитель. В нем есть первозданная, естественная и взращенная чистота.

Заур:

Ото (сын Пело):

У этой девушки с малышом погибла мать. Во время того августа она хотела подняться и посмотреть свой дом в селе, в такси попала бомба. Шофер был тяжело ранен, и только много позже, после его рассказа, стало ясно о гибели матери этой девушки.

Майя (на фартуке написано "Беди" - "Судьба")

Замира (в ее подвале ночью укрывались церковные иерарх и игумен, поскольку монастырь сгорел)

Юра с семьей

Жители села

Никози, 2008 год

Никози, 2009 год, полтора года спустя:

И так дальше, две фогографии: 2008 и 2009: