Доярки и искусство

До сих пор я вспоминаю своё житие там с теплотой. Город - чистый ад! И хоть говорят монголы-степняки, что ,,И в городе могут быть хорошие люди.,, - но я честно сказать в это почти не верю. Трамваи противно скрипят на поворотах, психованные шофёры авто переругиваются между собой бибикалками, стервозная тётка с третьего этажа переругивается с дворником-гастарбайтером с развязанными шнурками, тысячи мААсквичей после ночной смены спят, оглушительно скрипя зубами, из метро доносится хруст рёбер от пиханий локтями ААкающих попутчиков, из-за окна мои нежные перепонки давит гул гигантского мегаполиса, прочие пианины без тормозов! Впрочем, что я вам тут рассказываю, вы и сами всё прекрасно знаете, сами в аду живёте.
А в той деревне-е...
Выйдешь на расслабоне к притоке Енисея с берегом из песочка
мельчайшего помола
развернёшь снасти, развалишься на песочке, тишина такая, будто
лопнули барабанные перепонки, вытащишь рыбу чуть погодя, а рыба в
тех пещерных краях сама выползает на берег и просит, чтобы её
съели, да сваришь настоящую уху.
Что есть настоящая уха? Свежая рыба, чтоб глаз еще не потух.
Тройную можно есть только на берегу. Поймал, сварил, съел. Отъедь в
сторону километр, свари – всё, не то! Эрзац-пища, только в
мААсковских ресторациях и можно выдавать. Для начала вывари
окуньков, выкинь – полубульон готов. Дальше интуитивно, в
зависимости от рыбы. Наруби сиговых, чира можно взять, если муксун
– брось головы обязательно. Самый цимус! Есть еще такая рыбка
нежнейшая – тугун. Мясо пахнет малосольными огурчиками. Проварил на
четверть – сразу картофан, лучок, перец горошком, лаврушинского. И
мгновенно осетриночки порционами. Думаете, всё? Фигушки! Если хоть
один налим в сеть залез, отваренную печенку разотри на крышке – и
туда опять. От этого цвет бульона становится изумрудистым каким-то.
А за-апах! Йьети под ноги бросаются. И уж если совсем из-под
сердца, возьми в конце плесни ложку водки в котелок. Эх,
Брунгильда! Не нужны мне твои ласки, дай ушицы похлебать! Да еще
флакончик подостывшей в протоке, да заел пером-лучком, и употребляй
ее с дымком, соплю только подбирай!
Впрочем, что я вам рассказываю, вы и сами это всё прекрасно
знаете. Или нифига всё ж не знаете, а живёте в аду, не догадываясь,
что в природе есть и райские места?
Завис, короче, в той деревне я надолго. Настолько надолго,
что однажды мой внутренний голос не выдержал и сказал мне:
,,Ёкабака, придурок, а ты чё это уж совсем расслабился,а?! Ты ж
художнег! А ну-ка живо нашёл бумаги, краски и порисовал, пока
квалификация совсем не отвалилась!,,
Я со своим внутренним голосом чисто для проформы
подискутировал, но потом всё же согласился и пошёл по деревне в
поисках бумаги и краски. Легко сказать! Это было грандиозное
приключение. В конце концов бумагу я обнаружил в миниатюрном
сельмаге, продавец в неё заворачивал селёдку. Бумага была сделанна
чуть не из соломы, бурого цвета, с вкраплениями непонятного
происхождения, доведись которыми подтереться, от подтиральщика бы
остались одни уши. Городская туалетная бумага по сравнению с
деревенским отстоем почувствовала бы себя принцессой в бархатном
платье. Ладно, бумагу я попросил и мне её намотали толстый
рулон.
Теперь задача была найти краски. Я начал ходить по малочисленным
дворам. Обойдя деревню я уже потереял надежду, а мой внутренний
голос обозвал меня Порхаем густопсовым! Однако в последнем доме я
столкнулся с организмом, которому гемоглобин бросается в щёки. Ну
сами же знаете, что я вам рассказываю про деревенских девок... Или
не знаете, и скрываете красные щёки за мейк-апом от ,,Лорешаль,,
убитых городских расцветок? Это была та самая, упомянутая выше,
доярка.
Я как увидел щёки а натурэль, так и встал у этого последнего дома
колом.
Доярка оказалась интересуется кроме коровьих сисек ещё и живописью.
Баловалась она чисто для себя и без всяких притензий на лувры и
эрмитажы. Получился у нас душевный разговор за искусство, в конце
которого мы оба, в некотором роде, почувствовали родство душ и, так
сказать, их единение.
Искусствоведческая беседа в конечном счёте привела к тому, что я
оказался на сеновале у доярки, и спал я там в ароматном таёжном
сена, как ангел. Ещё через два дня, сами понимаете, спал я уже не
один. Ведь просвещённую беседу за искусство можно продолжать как
днём, так и ночью.
Потом началась классика - это же дяревня!
которую нам городским жителям понять можно только в случае, если
тебя собрались расстреливать танками. Даярка заговорила о
священослужителе с чётками...
Меня срочно вызвало в город Министерство Цветных Карандашей,
прислав ко мне папского легата.
И мне пришлось срочно покинуть дикую таёжную деревню, где
краснощёкие доярки по старому канону коровам сиськи дёргают,
дёргаю, дёргают, дёрг... О-О-О-О!!!!!!!!!
|
</> |