Дни лета: эль, фамилия, прядь
![топ 100 блогов](/media/images/default.jpg)
*******
Большинство моих дней -- сплошной день сурка. Они так мало отличаются друг от друга, что кажется, что писать совершенно не о чем. Апогей дня -- вечер, когда становится темно, когда всё, вроде, сделано, когда вот уже почти ложимся спать -- вот тогда я позволяю себе полбокала эля и жизнь начинает быть невыносимо прекрасной. Я мечтаю об этом эле с середины дня. Я бы, может, мечтала с самого утра, но утром даже на это совершенно нет времени. Холодный, тягучий, горчащий эль примиряет с действительностью и даёт невероятное ощущение свободы, сама не знаю от чего. Я искала в интернете сведения о том, как сочетается кормление с распиванием спиртных напитков, и, истерически смеясь, читала откровения мамы семилетнего ребёнка. Мне нисколько не мешает кормить, -- писала мама, -- я ведь пью бокал вина каждый вечер и, благодаря этому, чувствую что нисколько не ограничиваю себя ни в чём, что связано с кормлением. Мой ребёнок, -- продолжала она, -- уже, слава всем святым, спит почти пять часов ночью и поэтому я успеваю протрезветь и могу с новыми силами его кормить. Я читала и представляла себе этого ребёнка (он уже, по моим подсчётам, во втором классе), который просыпается среди ночи и кричит: мамаша, идите скорей сюда, я проснулся и мне необходимо подкрепиться. Я представляла как она встаёт с кровати, мотает головой, стряхивая остатки сна и алкоголя и бежит: да, дорогой, мама уже идёт. Мама, -- сурово смотрит ребёнок, отрываясь от груди, -- не пейте больше шабли на ночь, у меня от него изжога и газы. Сколько можно просить -- если уже пьёте, то исключительно красное сухое. От него сразу нега и блаженство.
Я рассказала об этом Ыклу, на что он философски заметил, что, в принципе, можно кормить и до восемнадцати, никто не мешает. Более того, тогда уже можно не только бокал вина вечером маме, но распить вместе бутылку и закусить молоком. Отчего бы, собственно, и нет.
*******
Теперь можно смело сказать, что так сложилось, но у наших детей разные фамилии. Когда родилась чадо, мы долго спорили чья фамилия будет идти первой. То, что у неё будет двойная фамилия, было ясно сразу. Вопрос был только в том, в каком они будут порядке. Мы договорились писать их в алфавитном порядке -- тогда по-английски моя фамилия идёт первой, на иврите же второй. Теоретически, по-русски моя фамилия тоже должна идти второй, но у неё нет ни одного документа на русском языке, так что это исключительно теория. Мы всё чудесно решили, объяснили это всё в израильском посольстве и в её заграничном паспорте шла сначала моя фамилия, а потом Ыкла. Мы так же дивно всё объяснили в Израиле, когда оформляли ей израильское удостоверение личности. Сбой случился тогда, когда надо было получать новый израильский паспорт. Они не стали нас слушать и записали фамилию в том порядке, в котором она была в удостоверении личности. Ты расстроилась? -- спрашивал Ыкл, -- если да, то мы можем пойти и всё поменять! Но к тому времени и я и он успокоились на эту тему, я махнула рукой и мы ничего менять не стали.
Когда родилась дитя, Ыкл задумчиво сообщил -- ты знаешь, сказал он, я думаю лучше сразу записать её во всех документах так, что твоя фамилия первая, а моя вторая. Почему? -- удивилась я. Я подумал, -- серьёзно посмотрел он на меня, -- что так симпатичнее, ведь твоя фамилия не склоняется по-русски, а моя склоняется. На том и порешили. Мы оформили метрику и записались в поликлинику. Через неделю мне позвонили из поликлиники.
-- Мисс, -- раздался в трубке приятный женский голос, -- мы звоним уточнить кое-что. Судя по нашим записям, у ваших дочерей разные фамилии, это так случайно, надо это исправить?
-- Нет, -- сдерживая смех, ответила я, -- это так и есть. У нас две дочери и у них действительно разные фамилии. В смысле, фамилии одинаковые, но порядок разный.
-- Но мисс, -- вежливо продолжила уточнять госпожа, -- если разный порядок, то это разные фамилии, вы это понимаете?
-- Понимаю, -- кивнула я.
-- Хорошо, мисс, тогда я тут пометку сделаю, что это не ошибка и фамилии действительно разные.
-- Но они же одинаковые, -- для чего-то повторила я, -- только порядок разный.
-- Да-да, -- согласилась милая девушка, -- конечно одинаковые, просто разные. Не беспокойтесь, мисс, -- быстро добавила она, -- я всё поняла: разные дети, разные фамилии. Всё нормально.
Я немедленно вспомнила историю про нашего коллегу, который живёт в Штатах. Фамилия коллеги, допустим, Иванов. Когда у Иванова родилась дочь и они получили паспорт, в паспорте значилось Иванов Маша (к примеру). Скрупулёзный коллега растерялся от такой вольности. Он взял паспорт жены, пошёл туда, куда надо было пойти, и долго объяснял им про склонения. В русском языке, объяснял он, женская и мужская фамилии иногда отличаются. Но не сильно. Видите, -- показал он им паспорт жены, -- она не Иванов, а Иванова! Это та же самая фамилия, но в женском варианте. И теперь, когда вы всё поняли, не могли ли бы вы исправить фамилию моей дочери, чтобы она тоже была Иванова? Сидящий перед ним господин внимательно слушал, кивал, ещё слушал и ещё кивал. Я всё понял, -- сообщил ему господин, -- оставьте мне, пожалуйста, паспорт жены и всё будет в лучшем виде. Довольный Иванов пошёл на работу, радуясь что так хорошо всё объяснил. Через какое-то время они получили по почте паспорта -- жены, в его первозданном виде, и дочери -- в изменённом. В новом паспорте фамилия действительно была исправлена. Теперь с первой страницы паспорта на Иванова смотрела дивная фамилия: Иванов-Иванова.
*******
Когда на меня из зеркала смотрит не знакомая мне, старая, страшная, пугающая меня женщина, я немедленно понимаю -- мне пора стричься. У меня дивная парикмахер. Мы знакомы уже год, она всё ещё немного боится меня стричь (тебе нравится только определённая стрижка, к тому же короткая, а короткие стрижки самые сложные!), но она очень старается. Даже если что-то не совсем то, я всегда сообщаю -- ничего страшного, отрастут, опять будет кошмар и тогда сделаем ещё лучше.
Я очень люблю свою фиолетово-малиновую прядь. При виде неё у меня немедленно повышается настроение, мне хочется петь и плясать и мне кажется, что я могу свернуть горы. К сожалению, она достаточно быстро выцветает и становится непонятного грязного рыжего цвета, от которого у меня портится не только настроение, но, кажется, киснет даже молоко в холодильнике. Неделю назад я поняла, что я больше не понимаю что это смотрит на меня из зеркала -- кто бы оно ни было, я его предпочитаю не знать.
-- Мне надо срочно постричься! -- сообщила я Ыклу.
-- Да пожалуйста, -- не отвлекаясь от компьютера, ответил он мне, -- в чём проблема?
-- Проблема в том, -- дёрнула я его за плечо, привлекая внимание, -- что на этот раз мне придётся уйти надолго! Вот смотри. Чтобы вот эта, верхняя, часть стала нормально фиолетовой, как мы любим, сначала её надо обесцветить. Понимаешь?
-- Понимаю, -- растерянно посмотрел на меня Ыкл, -- но всё ещё не понимаю почему мы это обсуждаем и почему надолго!
-- Как же ты не понимаешь! -- огорчённо посмотрела на него я, -- смотри: обесцветить это минут сорок, постричь -- ещё минут сорок, а потом покрасить -- ещё, как минимум, двадцать пять. И я даже не говорю о том, что надо ещё высушить и уложить! Как ни крути -- три часа. Теперь понимаешь?
-- Понимаю, -- повторял он, как заведённый, -- и что?
-- Как что? Ты же знаешь, что я не могу уйти больше, чем на два! Как же я это проверну?
-- Хм... -- задумался Ыкл, -- слушай, а ты сделай всё это не за один раз, а за два. Позвони ей, объясни, скажи, что у тебя есть три часа, но в виде два по полтора. Пусть она сама тебе скажет в каком порядке что делать.
Я позвонила.
-- Хм... -- задумалась моя любимая парикмахер, -- можно сначала постричь, а во второй раз покрасить и обесцветить. Но тогда второй раз может занять больше полутора часов. Или можно постричь и обесцветить, а после покрасить. Сейчас, погоди, я подумаю.
-- А может, -- осторожно начала я, -- мы сделаем так: ты нанесёшь то, что надо, чтобы обесцветить, пока оно там будет обесцвечиваться, ты меня будешь стричь, а потом, видимо во второй раз, мы покрасим?
-- Ты гений! -- воскликнула парикмахер, -- так и сделаем.
Я шла вчера в парикмахерскую и думала о том, что я почти нормальный человек. Отхожу от дома больше, чем на метр. Иду стричься, будто жизнь такая, как и была раньше. Ура, думала я, предвкушая изумительный час. Или даже полтора.
Она нанесла мне на прядь перекись и начала стричь.
-- Слушай, -- вдруг оторвалась она от процесса, -- а ведь мы всё можем успеть за один раз! Я тебя сейчас быстро постригу, смоем перекись и у нас останется ещё целых полчаса -- как раз хватит на краску.
Мне было так хорошо -- мне принесли кофе с печеньем, я сидела, прикрыв глаза, наблюдая за клиентами и немного подслушивая разговоры, меня стригли и красили. Да, конечно, давай всё сделаем за один раз.
Я вышла оттуда на полчаса позже положенного времени. Я уже выходила, когда мой телефон зазвонил.
-- Ты где? -- обеспокоенно спрашивал Ыкл. На фоне рыдала дитя.
-- Я выхожу из парикмахерской и направляюсь домой. Скоро буду, -- спокойно ответила я, делая вид, что не слышу мольбы об обеде.
-- Но она плачет! Ты же должна была прийти раньше! Она требует еду!
-- Я понимаю, -- философски заметила я и снова посмотрела на своё отражение в очередной витрине. Ох, как хорошо, её я, кажется, даже знаю! -- ты её отвлеки от этих мыслей, пожалуйста, -- спокойно продолжила я. Нет, всё-таки малиновая прядь обеспечивает организму столь необходимый заряд смелости, бодрости и определённой индифферентности, -- а я скоро приду. Так ей и скажи.
-- Но она очень громко требует! -- сообщил Ыкл и отодвинул от себя трубку, чтобы я оценила весь масштаб трагедии.
-- А ты ей объясни, -- игнорируя трагедию, спокойно продолжила я, -- что опоздавшая, но хорошо постриженная и покрашенная мама значительно лучше сидящей дома странной женщины, которую мама даже в зеркале не узнаёт уже несколько недель. Так и объясни. И вообще, -- быстро добавила я, -- я скоро приду, а до этого меня просто нет. Так и передай.
-- Изверг! -- вздохнул Ыкл, -- иди уже скорей!
Я торопилась домой, представляя как один голодный ребёнок сводит с ума взрослого мужчину. Я представляла как он ходит с ней по комнате, объясняет ей про то, что я скоро приду, как он растерянно пытается её успокоить, какой он сейчас бедный и несчастный. Я шла всё быстрее и быстрее -- их обоих надо срочно спасать.
Я прибежала домой, вошла, ожидая услышать громкие недовольные крики, но дома было подозрительно тихо.
-- Вы где? -- окликнула я.
Ыкл сидел на моём стуле перед компьютером. На руках он держал дитя. Она уткнулась ему в плечо и мирно сопела.
-- Так я уже не нужна? Мне можно опять уходить? -- деловито поинтересовалась я.
-- Уже почти не нужна, -- ехидно пробормотал Ыкл, -- ненадёжный какой обед! Пока дождёшься, устанешь и заснёшь!
|
</> |